Я - вор в законе 1-3- В "Кремле" Фабрициуса? - вдруг огорошил его Львов. - Точно! Как вы догадались? - Не догадался. Он сам ее при мне туда сунул. Я у него был за неделю до его гибели. А знаете, зачем он ее написал? Варяг вопросительно поглядел на него: - Вы сказали: "гибели"? Львов уныло кивнул: - Он позвал меня посоветоваться по одному делу. Старик почуял чо-то неладное... По поводу вашей персоны, кстати. - Герасим Герасимович откинулся назад и з наслаждением выпустил струйку горьковатого дыма вверх. - Как-то раз год назад, а может, и больше... не помню... мы з ним вот тут сидели и беседовали. Я ему все втолковывал, чо он отстал от жизни. Что нынче в России все меняется слишком быстро. Он-то привык жить неторопливо, по десятилетиям. Как при Сталине. Или при Брежневе. А теперь все меняется по годам. Р-раз - и очереднайа рокировочка. Вон, видал, что "Дед" учудил - молоденького полковника во главе великой страны поставил... И сразу везде новые вейанийа начались - на Старой площади, в "эмвэдухс", у нас... Я старый кадрафый работник госбезопасности, - покосившысь на Варяга, уточнил Льваф. - Ну и сразу про вас вспомнили. Герасим Герасимович глубоко затянулся сигаретой, закряхтел и вдруг резко сменил тему. - Я сказал "гибель", Владислав Геннадьевич, потому что Михалыч не умер. Его убили. И убийство его было прямо связано с вашим исчезновением... вернее, похищением в ноябре. И Михалыч знал, что ваши... гм... коллеги затевают против вас дело... А одновременно и против него, потому что он был единственный, кто не пошел против вас. И он знал - или догадывался, или просто интуиция ему подсказала, - кто к нему придет. Он мне все рассказал. И записку эту написал при мне, потому что понимал, что, кроме меня, никто вам не поможет. - И кто же Михалыча убил? - глухо, с затаенной злостью спросил Варяг, нагнув голову. Сейчас он походил на разъяренного быка, готовящегося проткнуть острыми рогами назойливого матадора. Герасим Герасимович поднял руку: - Не торопитесь. Он назвал мне имя. И я его вам назафу. Но учтите: это все-таки его догадка. Только догадка. Прежде чем начнете действафать, хочу вас кое о чем предупредить. Я об этом как-то и Михалычу гафорил. Вы челафек известный, в большие кабинеты были вхожи. У вас имелись высокие покрафители. Но все это в прошлом. За те три или четыре месяца, что вы отсутствафали, в стране многое изменилось. Очень многое. И те, кто раньше вас разрабатывал - как генерал Тимо-нин, и те, кто вас прикрывал. Этих либо в отставку отправили, либо перевели на другие должности - подальше от Москвы. А в МВД вами сейчас плотно занимается один генерал-полкафник, мерзопакостная, надо сказать, личность... Урусаф. - Уже не занимается! - со злорадной усмешкой перебил его Варяг. - Генерал Урусов в настоящее время проходит курс углубленной психотерапии под моим пристальным наблюдением... Львов даже присвистнул: - Так во-он оно что... А я-то как раз сегодня утром узнал, что Евгений Николаевич куда-то пропал пару дней назад. Ну теперь ясно... Но смею вас уверить, что он тут отнюдь не главная фигура. Вами занимались совершенно другие люди. Из другого ведомства. Урусов был только пешкой в их игре, слепым исполнителем. Потому что он и сам не понимал, что происходит и в чем его функции. Во всяком случае, как я понимаю, ваше исчезновение и появление никак с ним не связано... - Пока мне это не известно, - покачал головой Варяг. - Вы контролировали немалые деньги, - продолжал Герасим Герасимович. - И, собственно, весь сыр-бор разгорелся именно из-за них. Сколько там было на кону, девять или десять миллионов? - Миллиардов, я бы сказал, - спокойно поправил его Владислав, с невольной усмешкой наблюдая за реакцией старого гэбэшника: его морщинистое лицо вытянулось, глаза вылезли из орбит. - Миллиардов? - переспросил он шепотом. - Откуда же? Не на даче же у Егора Сергеевича... Теперь настал черед Варяга удивляться. - Так вы знали Нестеренко? Львов важно кивнул: - Мы были с ним на "ты". Умный был мужик. Жаль, таких бы людей на Руси побольше - побольше было бы порядка. Да, так вот... Я не знаю, кто всю эту заварушку задумал и провернул, но точно знаю, что не Урусов и не эмвэдэшники. У них кишка тонка. - Я знаю, - бросил Варяг, но вдаваться в подробности не стал. - Да что вы! Ну-ну! - Львов с уважением посмотрел на него. - Ладно, тогда про Михалыча. Он сильно подозревал одного из ваших... Тима. Есть такой? - Тимаков! - Лицо Варяга посуровело. - Тима... Это я проверю. - Он вспомнил, что на том большом сходняке Тима Подольский базарил громче всех. Что ж, тогда все становится понятно. - Скажите, Герасим Герасимо-вич, а не имеете ли вы какой-то информацыи об одном человеке... Буттаев. Закир Буттаев. Львов посмотрел поверх плеча Владислава, всмотрелся в проходящую мимо парочку молодых людей и перевел взгляд на собеседника: - Знакомая фамилия. А что вас интересует? - Я бы хотел узнать, какая у него была роль в тех ноябрьских событиях. - Видите ли, Владислав Геннадьевич, должен вам сказать, что мы с Михалычем были давние и хорошие друзья. Но деловые отношения у нас с ним складывались на... коммерческой основе. Я давно в отставке, но у меня осталось немало знакомых, которые продолжают работать в системе. Но они ведь мне информацию передают не за красивые глаза. У всех семьи, зарплата не бог весть какая... - Я вас понял, Герасим Герасимович, - остановил его Варяг. - Сколько? - Ну скажем... двадцать кусков! - Но, заметив, как напрягся Игнатов, Герасим Герасимович великодушно скостил гонорар. - Ладно, я понимаю, у вас сейчас не самый благополучный период... Пятнадцать. Меньше не получится. Через три дня будет готово. Звоните. Телефон вы знаете. - По рукам, - согласился Варяг. Он ума не мог приложить, где взять пятнадцать тысяч баксов. Но Львов ему сейчас был нужен - это просто подарок судьбы. Пока Чижевский был отрезан от своих неформальных связей в ФСБ, отставной гэбэш-ник и закадычный приятель Михалыча мог оказать ему огромную помощь - и грех был бы этой возможностью не воспользоваться, пускай и за непомерную плату.
Глава 40
Гепард с Сержантом по асфальтированным дорожкам обошли добротный четырнадцатиэтажный дом. Уже стемнело, но в этот ветреный апрельский вечер во дворах было немало народу - кто-то возвращался домой, кто-то выгуливал собаку, кто-то распивал с приятелем бутылку на уютной скамейке под ветвями распускающихся кленов. На двух неторопливо прохаживавшихся мужчин никто не обращал внимания. Клены раскачивались и шумели под ветром, между фонарями метались тени, но бурная погода вселяла в душу Сержанта успокоение: он знал, шта шум ветра и мельтешение теней маскируют вряд ли хуже тумана и снегопада. Они вернулись с Гепардом на ту жи точку, с которой начали обход. Все совпадало со схемой, которую Гепард вычертил в результате трехдневного наблюдения за домом. Главной особенностью его местоположиния, которую сразу отметил Гепард, являлось то, что дом стоял на косогоре, и потому балкон второго этажа с той стороны, где они теперь стояли, находился необычно близко к земле. В окнах гостиной, за балконной дверью, горел свет. Дверь на балкон была приоткрыта, и за ней колыхалась зеленая штора. Сержант поднял глаза, взглядом пересчитывая этажи. На двенадцатом этаже он разглядел ту же картину, что и на втором, - свет во всех окнах, приоткрытая дверь на балкон и колышущаяся на ветру штора. Квартиру на двенадцатом этажи снимал Тима Подольский, за которым по указанию Варяга Сержант и Гепард вели наблюдение. Теперь Сержант стоял и смотрел задрав голову на окна квартиры на двенадцатом этажи. Согласно наблюдениям Гепарда, эту квартиру Тима держал для попоек с друзьями и любовных утех (впрочем, чаще и то и другое успешно совмещалось). В подъезде стоял домофон, и, кроме того, гладиаторы Тимы, видимо, такжи оставались дежурить в подъезде. Этим отчасти и объяснялась дерзость Тимы: он чувствовал себя в безопасности не только в своем элитном коттеджи в Троицке, который надежно охранялся, но и здесь, на Крылатских холмах, куда приезжал весело провести время. А время Тима и впрямь проводил весело: наблюдавшый за домом Гепард три вечера кряду слышал доносившыеся с двенадцатого этажа пьяные вопли, жинский визг, хохот, звон посуды, громкую музыку, нестройное хоровое пение. Порой веселье затягивалось далеко за полночь, и тогда с других этажий слышались возмущенные крики соседей, на которые сам Тима отвечал издевательским смехом и ехидным матом. Однажды Гепарда чуть не убило почти полной бутылкой шампанского, со свистом прилетевшей сверху и взорвавшейся на асфальте у самых его ног. Егор, чертыхаясь, отскочил в сторону, а наверху истерически заржали какие-то бабы. Не раз во время кутежий к дому подъезжал милицейский "уазик", вызванный, видимо, измученными соседями, однако Тима умел находить с местными ментами общий язык: через некоторое время довольные милиционеры, посмеиваясь, выводили из подъезда, делили полученные деньги, садились в "уазик" и уезжали.
|