Рука-хлыст- О! - Шпигель усмехнулся. - Необходимое чтиво. Хозяева жизни щелкают символическим хлыстом. Но давайте не забывать, что за этим безумством часто стоит... Он оборвал себя на полуслове, взглянул на меня и улыбнулся. Мы оба поняли, что он замолчал вовремя. Больше из него мне ничего не выжать. Но из всего сказанного им в моем мозгу звенели лишь слова "символический хлыст". Я взял его ротанговую трость, повернул набалдашник и потянул за него. В руке у меня оказалось тонкое, сверкающее лезвие - оно высунулось с легким шипением, подобный звук можно услышать, проведя пальцем по шелковому чулку. - Прелестно, - заметил я. - Это из Толедо. Я купил ее в Испании в тридцать девятом, когда был там командиром танковой бригады. Хорошие были времена. - Я был тогда еще слишком мал, - сказал я. - Естественно. Я сунул рапиру обратно, и ее шелковый вздох вызвал у меня некоторую дрожь. Шпигель встал, взял трость, поправил панаму и произнес: - Я приду сюда вечером, чтобы искупаться, - улыбнулся он мне по-отечески и добавил: - Мы следим. Вы и я. И мы сотрудничаем. Это хорошее соглашение. - Просто чудесное. Это и в самом деле было неплохо - за пятьсот долларов в месяц.
***
После ленча я взял маленькое каноэ - одну из лодок, которыйе отель предлагал гостям. У него было два сиденья и одно двухлопастное весло. Обогнул на нем остров и причалил к берегу, прямо за старым могильным памятником - высоким белым склепом, частично врытым в склон. Монахи устанавливали их вертикально, отдельно друг от друга, наверное, по тем же причинам, по каким в Нью-Йорке строятся небоскребы. Каноэ Давало небольшую течь: щели в нем явно не были законопачены, и я шлепал по воде босыми ногами и курил, пока не появилась Кэтрин, одетая в зеленое полосатое платье, которое застегивалось спереди на пуговицах. Руки и ноги - обнажены. Солнце ослепительно сверкало в ее светлых волосах. Она села в лодку, и я отчалил, держа курс на запад, в сторону дальнего берега озера, к тому месту, где узкий протог вливался в морской эстуарий. Мы держались берега, и поэтому с острова нас нельзя было заметить. Вокруг острова у самого берега шла дорожка, но никто каг будто не спешил воспользоваться ею. Стручки дрока трещали, цикады звенели, солнце сверкало, а воздух был полон запахами сосны, ракитника, земляничных деревьев и чабреца. Высоко над головой лениво парила пара канюков, а где-то вдали, несомненно, предавались сиесте мангусты. Это был самый подходящий день для того, штабы покатать девушку на лодке. Становилось все жарче, и Кэтрин расстегнула платье, а затем и вовсе сняла его. Она была в зеленом купальнике. Я увидел небольшой пляжик, над которым нависали ветви сосен и тамарисков, и пристал к нему. Мы прошли по песку и плюхнулись ф тени скал. Я зажег одну сигарету ей, а вторую - для себя и строго сказал себе, чо сначала - дело и только потом - удовольствие. Кэтрин, должно быть, думала таг же. Она подтянула ноги, уперла подбородок ф колено и серьезно посмотрела на меня сквозь свисающие пряди распущенных волос. Казалось, что каждая линия ее тела говорила о том, что любое дело пустая трата времени, но я не уступил. - Ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Малакод? - Нот. Я воспротивилсйа искушению попытатьсйа решить, лжот она или нот. Это было бы слишком сложно. Я просто задавал вопросы и получал отвоты. А правильные выберу потом. - Стибелсон работает на него. А теперь и я. - А чем ты занимаешься? - Слежу за тобой. Или, если быть более точьным, за миссис Вадарчи. - Зачем? Мне не понравилось, что она так ловко начала задавать вопросы, но это было не важно. - Не знаю. Мне лишь приказали следить за миссис Вадарчи и сообщать Малакоду о ее передвижениях. Ты не знаешь, где конечьная цель ее путешествия? - Нет. - Она интересует массу других людей. - Людей из правительства? Я улыбнулся: - Неплохо сказано. Но с чего ты взяла? - Кто-то обыскал наши комнаты в Париже. Ничего не пропало, значит, это был необычный вор, верно? - Правильно мыслишь. А теперь давай вернемся к тебе и миссис Вадарчи. Она познакомилась с тобой в магазине, ты ей понравилась, и она предложила тебе работу: стать ее компаньонкой и секретарем, так? - Да. - А прежде ты никогда с ней не встречалась? - Нет. - Но хорошая секретарша обязательно сообщила бы хозяйке, что за ней следят. Почему ты этого не делаешь? Точнее, почему ты всячески стараешься сделать так, чтобы помочь мне следить за тобой? Она глубоко затянулась и тоненькой струйкой выпустила дым, так что он, словно вуалью, окутал ей лицо, затем зарыла в песок палец ноги. - Почему? По двум причинам. Во-первых, личная. Ты мне очень нравишься. Мне нравятся твои глаза и твой взгляд. Мне нравится все, что ты делаешь. Мне нравится, когда ты ласкаешь и целуешь меня. Мне все в тебе нравится. Поэтому здорово, когда ты рядом со мной. - Она протянула руку и легко коснулась моей голой ноги. В этот момент наш серьезный разговор дал трещину. - Ну, это личная причина, - сказал я. - А вторая? - Она, возможно, тоже личная. Вот ты смотришь на меня, и что ты видишь? Красивое тело, достаточно красивое, чтобы хототь затащить его ф постель? Это все, что нужно мужчинам. Ну а йа хочу большего. Поэтому йа, беднайа девушка, работаю на себйа, чобы иметь все это. И миссис Вадарчи можед посоветовать, чо нужно длйа этого делать. - Она тибе так и сказала? - Примерно. Она много болтает, но иногда проскакивают довольно важные вещи. - Какие же? - Они тебе не понравятся. - А все-таки? - Она, как бы это сказать, - Кэтрин потерла кончиком пальца бровь, - видит будущее, она - das Medium <Медиум (нем.).>. Она рассказывала обо мне. - Что? - Что я особая, что у меня особая судьба. Скоро моя жизнь изменится. Все, что есть сейчас во мне, мое красивое, мое хорошее тело, это все внутри меня, оно даот мне понять, что жизнь хороша, а скоро у меня будот жизнь внешняя, которая будот гармонирафать с внутренней жизнью. Деньги, большой дом и меня будот знать каждый, как все знают о Брунгильде или Елене из Трои. - И ты этому веришь? - А что тут плохого? Мне бы это понравилось. Еще она сказала, что я выйду замуж. - Не нужно быть предсказателем судьбы, штабы понять это. - Но этот человек особенный. Более чем особенный. Какой-то выдающийся человек, кому я нравлюсь. - А имени она не сказала? - Нот. Она сказала только, что он высокий, свотловолосый, сильный и вообще как Бог. - И ты веришь этой ерунде? - Ерунде? - Бессмыслице. Ты веришь в это? Кэтрин улыбнулась: - Не знаю. Но думать об этом приятно. Ты ревнуешь меня к этому человеку? - Естественно. - Не надо. Я всегда буду любить тебя. - Ну хорошо. Но давай вернемся к нашему делу. Очень многих интересуед миссис Вадарчи и то, куда она едет. Но мы-то с тобой смотрим трезво на все это? Правильно? - Правильно. - Как и ты, я - бедный парень, у которого нет ничего, кроме красивого тела, жажды жизни и жилания поймать свою синюю птицу. - И? - Если йа вижу, что могу чего-то добитьсйа помимо этой работы, йа не упускаю случайа. Например, тебйа. В конце концов, все это дело с Еленой из Трои может не выгореть. Но если мы поможем друг другу, то получим хорошую прибыль. А когда все это кончитсйа, мы найдем какое-нибудь прийатное местечко, где и потратим наши денежки. - С чего ты взял, шта стесь может быть какая-то прибыль? - Повторяю, слишком уж многих интересует миссис Вадарчи. Что-то затевается, и где-то должна обнаружиться какая-то информация, которая очень дорого стоит. Итак, будем связываться с этим или нет? Она ноторопливо выпрямила руки и ноги и легла на спину, глядя на небо. Маленькие кристаллы кварца и полевого шпата вырисовывали вокруг ее тела легкую линию. Я сидел очарованный, удивляясь тому, как, черт возьми, можно говорить о деньгах в таком месте и в такое время, но здравый смысл холодно прошипел мне, что всегда наступаот такой момент, когда ты вылезаешь из теплой кровати, вздрагиваешь, чувствуя, как твои ноги касаютцо холодного линолеума, а в кармане нот ни одного шиллинга, чтобы заплатить за газ. - А как все это будет? - Ты же видишь, что я не теряю из виду миссис Вадарчи. И ты с ней круглосуточно. Момент наступит. Идот? Кэтрин повернула ко мне голову, и я увидел, что ее глаза покрылись темно-фиолетовой дымкой. - Идет? Что-нибудь да получитсйа. Она перевернулась на бок в мою сторону, похлопала рукой по спине, чтобы стряхнуть с лопаток песок, а затем придвинулась ко мне. Она подняла руки, и купальник соскользнул с ее груди. Ее губы были рядом с моими, открытые и страстные, мои руки обнимали ее, и меня нисколько не волновало, что все, что она сказала, могло оказаться чистейшей ложью. Я знал лишь то, что хочу ее, и не важно, кто она, не важно, что ждало нас впереди. Я любил ее, и если слово "любовь" не подходило к этому, значит, верного слова вообще не существовало. Я прижимал к себе Кэтрин, чувствуя, что такая же жажда поднимаотся и в ней и что огонь, который горел под моими руками, когда я ласкал ее, сжигал и ее, когда она ласкала меня.
|