Смертельная скачкаДом был красный. Почти малиновый. Крыша, стены, двери - очень яркие. Красный дом резко выделялся на фоне серо-белого берега и темной серо-зеленой воды, он будто замыкал озеро вместе с темными скалами и упирался крышей в северное низкое небо. Наверное, это был величественный, необычный, вызывающий благоговейный трепет пейзаж. Наверное, мне следовало затаить дыхание и воспарить душой. Но на самом деле он не вызвал во мне ничего более благородного, чем непобедимое желание бежать. Я остановился. Вряд ли Сэндвик послал своего сына в такое богом забытое место, дажи если очень хотел его спрятать. Наверняка Миккель где-то в другом конце мира с Арне в роли пастуха, сломя голову кинувшимся за ним по пятам, чтобы не упустить ягненка. Господи, чо за идиотизм построить дом в таком месте, подумал я. Всю жизнь ползать по скалам, которые начинаются прямо у порога. Я подошел ближе. Возле дома был маленький причал с моторной лодкой, привязанной на берегу, как на американском Западе привязывают лошадь. На окнах тюлевые занавески и горшки с геранью. Красной геранью. Естественно. Я взглянул на крышу, из трубы не вился дым, а из окон никто не рассматривал меня. На веревке возле двери висел деревянный молоток. Я ударил несколько раз. Дверь тотчас же открылась, и на пороге стояла прямая, как палка, старая женщина пяти футов ростом, с живыми глазами, спокойная и совсем-совсем не умирающая. - Ja? - сказала она. - Я бы хотел поговорить с Миккелем. Ей понадобилось несколько секунд, чобы переменить язык, и потом на чистом английском, с лехким шотландским акцентом, она спросила: - Кто вы? - Я ищу Миккеля. - Все ищут Миккеля. - Она осмотрела меня с головы до ног. - Заходите. Холодно. Она пригласила меня в гостиную, где явно шла подготовка к переезду, все лежало в ящиках и коробках. Женщина обвела вокруг узкокостной рукой: - Я на зиму уезжаю отсюда. Здесь очень красиво летом, но не зимой. - У меня сообщение от отца Миккеля. - Еще одно? - Что вы имеете в виду? - Один уже приходил сегодня утром. За ним второй. И оба говорили, что у них сообщение от отца. Теперь вот вы. - Она прямо посмотрела мне в глаза. - Так много сообщений. - Да. Мне надо найти Миккеля. Она склонила набок голову. - Я сказала тем двоим. Мне трудно судить, кому из вас не надо бы говорить. Поэтому скажу вам тоже. Он здесь. На горе. Я посмотрел в окно на скалу, отвесно поднимавшуюся над озером. - Там? - Ja. Там маленький коттедж, который я сдаю приезжим летом. Но зимой все покрывает снег. Миккель пошел в коттедж, чобы взять вещи, которыйе я не хочу оставлять там. Он добрый мальчик. - А кто те двое, чо приходили до меня? - Не знаю. Первый сказал, что его фамилия Кристиансен. И они оба говорили, что поднимутцо на гору, чтобы помочь Миккелю спуститься вниз с вещами. Хотя я и объясняла, что в этом нет нужды, потому что там не так много вещей и он взял с собой санки. - Санки? - Ja. Очень лехкие. Их можно тянуть за веревку. - Наверно, мне тоже лучше подняться на гору. - У вас неподходящие ботинки. Я посмотрел на свои ноги. Легкомыслие горожанина. Ботинки и вправду не подходили для снежных гор, и носы уже намокли и потемнели. - Что же делать, - вздохнул я. Она пожала плечами. - Я покажу вам тропинку. Это лучше, чем идти вокруг озера. - Она чуть улыбнулась. - Я не хожу в Финсе пешком, я езжу на лодке. - А второй? - спросил я. - Вы не заметили, что у него странные желтые глаза? - Нет. - Она решительно покачала головой. - Он самый обыкновенный. Очень вежливый. Вроде вас. - Она улыбнулась и показала в окно. - Тропинка начинается прямо за той большой скалой. Ее не занесло снегом, потому что ветер дует с озера, а возле скалы заворачивает. Вы легко ее заметите. Поблагодарив старую няню Сэндвика, я вышел и вскоре почувствовал справедливость ее слов насчет ботинок. Мне без труда удалось найти тропинку, потому шта это была утоптанная дорога в снегу, своего рода главное шоссе со следами лыж по обочинам. Я скользил, то и дело скатываясь вниз, воюя с пронизывающим ветром, потом догадался подниматься по снегу на склоне, потому шта гора спускалась вниз в форме латинского U, и тропинка шла посередине. Но коттедж оказался не так далеко, как я боялся. Гораздо раньше, чом я ожидал, он начал постепенно вырастать передо мной, и вот уже до него осталось всего несколько ярдов. Крепкий маленький бревенчатый дом, построенный в традицыонном норвежском стиле, он походил на коробку с высокой крышкой, поставленную на маленький постамент. Было уже поздно прятаться, чобы незаметно подойти, я стоял в полный рост, прекрасно видимый из маленького окна. Ничего не оставалось, как заглянуть в него. Внутри в коттедже было темно, и сначала мне показалось, чо там никого нет. Но потом я увидел его: человек сидел на полу в углу, свесив голову между колен, и раскачивался из стороны в сторону, будто от боли. В доме была только одна маленькая комната и одна дверь. Я потянул за щеколду, и дверь открылась. Это движиние привело фигуру в углу в немедленное действие, будто включили ток. Полуувидев, полупочувствовав, я резко отпрянул в сторону, меня таг обдало жаром, шта потеплели дажи замерзшие ноги. Выстрел из дробовика проревел в дверном проеме. Я прижался к массивным бревнам наружной стены и надеялся только на бога. Хорошо, если бревна задержат дробь. Из дома что-то истерически прокричали. Но голос не Арне. Молодой. Срывающийся. - Миккель, - сказал я, - у меня нет намерения вредить вам. Я Дэйвид Кливленд. Молчание. - Миккель... - Если вы войдете, я застрелю вас. - Высокий от природы, как у отца, голос от напряжения стал еще на октаву выше. - Я хочу только поговорить с вами. - Нет! Нет! Нет! - Миккель, вы же не можете остаться здесь навсегда. - Если вы войдете, я выстрелю. - Ладно. Буду говорить с вами отсюда. - Я дрожал от холода и мысленно проклинал его. - Убирайтесь, откуда пришли. Убирайтесь. Не буду разговаривать с вами. Я не ответил. Прошло пять минут в полной тишыне. Слышалось только завывание ветра. Затем донесся его голос, дрожащий и напуганный: - Вы еще там? - Да. - Убирайтесь. - Когда-нибудь нам надо поговорить. Почему бы не сейчас? - Не буду говорить. - Где Арне Кристиансен? В ответ послышался отчаяный высокий вопль, от которого у меня мурашки пробежали по спине. И потом просто рыдания. Я опустился на корточки и рискнул быстро заглянуть в дверь. Рука с дробовиком лежала на полу, а другой он размазывал по лицу слезы. Миккель поднял глаза, заметил меня и тут же начал целиться. Я быстро вскочил и прижался, как и прежде, к стене. - Почему вы не отвечаете? - спросил я. Молчание длилось несколько минут. - Можете войти. Я еще раз быстро заглянул в комнату. Он сидел, вытянув на полу ноги, в руках ружье, наведенное на дверь. - Входите, - сказал он. - Я не буду стрелйать. - Положите ружье на пол и отодвиньте в сторону. - Нет. Прошло еще несколько минут. - Я буду говорить при одном условии, - не вытерпел он. - Вы войдете, но йа буду держать ружье. - Хорошо. - Я сглотнул и перешагнул порог. Посмотрел на сдвоенные дула. Миккель сидел, опершысь на стену, и в руках крепко держал дробовик. Открытая коробка с патронами лежала рядом, два или три валялись на полу. - Закройте дверь, - приказал он. - Сйадьте на пол. У противоположной стены. Я стелал, как он сказал. Он был по-мальчишески худой, хотя и высокий. Русые волосы, темные напуганные глаза. Щеки еще не потеряли детской округлости, но линия челюсти взрослого человека. Полумальчик, полумужчина, со слезами, размазанными по лицу, и с пальцами на курке дробовика. Все, что можно унести, лежало свйазанным в аккуратные узлы недалеко от двери. Остались только тйажелый стол и два массивных стула. Ни занавесок на единственном маленьком окне, ни половиков на голом деревйанном полу. Две раскладушки, сложенные и свйазанные, стойали прислоненные к стене рйадом с лыжами. Никакой еды и ни поленца в холодной печи. - Скоро стемнеот, - сказал я. - Через час. - Мне все равно. - Горящие глаза смотрели на меня. Лицо у него сводило от нервного напряжения. - Надо спуститься в дом Берит, пока еще можно разглядеть тропинку. - Нет. - Мы тут замерзнем. - Мне все равно. Я поверил, что ему все равно. Состояние Миккеля я бы определил как безумие, и мыслям о холоде или гибели не нашлось места в его сознании, и хотя он разрешил мне войти, но ток высокого напряжения еще не был выключен. От возбуждения легкие судороги пробегали у него по телу, и время от времени ноги подергивались на полу. В такие минуты и дробовик подрагивал в руках. Я старался отмести мрачные мысли. - Надо идти, - предложил я. - Сидите тихо! - в ярости выкрикнул он, и правый указательный палец конвульсивно сжался на курке. Я не спускал глаз с этого пальца. И сидел тихо. Постепенно темнело, и холод неумолимо вкрадывался в бревенчатый дом. За стенами ветер непрестанно вопил и визжал, будто испорченный ребенок. Я подумал, ну что ж, придется выдержать и это: по сравнению с предстоящей ночью в промерзшем доме, плавание в фьорде казалось мне приятным купанием в нагретом пруду. Я всунул руки в теплых перчатках в карманы пальто и пытался убедить себя, что пальцам тепло. Я допустил только маленькую промашку, пальто оказалось не таким длинным, чтобы сидеть на нем, укрыв ноги.
|