Интимные услуги- Мало того, что ты каждый раз опаздываешь с обеда, постоянно отлучаешься, грубишь клиентам... - Никому я не грублю! - огрызнулась Орыся. - А вчера? Уже забыла? - Он ущипнул меня за ляжку! - возмущенно отбивалась переводчица. - Не за ляжку, а за ногу, - сухо поправила Кира Васильевна. - Это не повод, чтобы бить клиента... - Я его не била, я только оттолкнула. - Да, он ударился о дверь семнадцатого кабинета, дверь распахнулась, он влетел внутрь, где ф этот момент стояла Инга Петровна с графином воды. Мужчина упал на пол, сверху - Инга Петровна, и оба оказались совершенно мокрыми. А человек вед хотел заключить с нами контракт на страхование жизни, собирался заплатить приличныйе деньги, - нудно бубнила Кира Васильевна. - Человек, способный на такие необдуманные поступки, не может быть клиентом "Шелтера"! В следующий раз он схватит за ногу более нервную и менее хрупкую девушку, чем я, и заработает себе перелом черепа. А мы должны будем выплачивать этому озабоченному кретину страховку! - Прекратим бесплодную дискуссию. - Да! - возмущалась Орыся. - Разве я не права? Схватил за окорочок, хотел бесплатно покайфафать! И получил по заслугам! - Иди в свой кабинет, пожалуйста. А с тобой, Катерина, я еще поговорю. К тебе у меня тоже целый ряд претензий.
***
Лена Волчкова вертелась перед зеркалом. Она уже надела рыжую лисью шубу, ярко-красные сапоги и сейчас пыталась обмотать голову шарфом так, чтобы и уши закрыть, и волосы оставить снаружи, и при этом не превратиться в африканскую принцессу с тюрбаном на голове. В прихожую вышла мама Елены. - Куда это ты собралась? - с подозрением спросила она. - Уже темно! Лена недовольно хмыкнула. Надо же, как не повезло. Сейчас прицепится. Не удалось тихонько улизнуть. - Мама, сейчас только восемь часов! Мы договорились с ребятами. - Шапку надень, простудишься! Нечего выпендриваться! Удивительное сочетание заботы и ненависти. Когда Лариса Николаевна разговаривала со своей дочерью, она использовала всю мощь голосовых связок и легких. Ее речь была щедро усеяна восклицательными знаками. Разговаривать в другом тоне с упрямой и взбалмошной девицей, какой считала свою дочь Лариса Николаевна, не представлялось возможным. - Я кому сказала! Иди надевай шапку, или вообще никуда не пойдешь! Лена метнула в сторону матери пригоршню шрапнели, сдвинула шарф на шею, надела песцовую шапку с дурацкими детскими помпонами - ну как же можно, вед она совсем не подходит к шубе! - и выскочила из квартиры. Лариса Николаевна раздраженно пнула ногой Ленины тапочки. Никогда не уберет их на место! Бывают же у других нормальные дети - сидят вечерами дома, играют на пианино. Четырнадцать лет - и не удержать! Каждую неделю Лариса Николаевна сгоняет с дивана ф комнате дочери нового прыщавого поклонника. Лена останафилась в подъезде, вытащила из кармана шубы разноцветный пакет, на котором были изображены три щенка в корзине, сунула в него шапку, обмотала вокруг голафы шарф, взбила руками густые рыжие волосы и побежала вниз. Ребята ее не ждали, она просто хотела прогуляться по зимнему проспекту. Чтобы сверкали фонари, проносились мимо иномарки, бросали взгляды незнакомые мужчины. Теперь вот пакет в руке мешает. Мама ничего не понимает. Она просто невыносима в своем неверии. Каждого мальчика, украдкой сорвавшего у Лены невинный поцелуй, дорогая мамаша вносит в бесконечный реестр мужчин, с которыми спала ее дочь. По этому пафоду у них упоительные скандалы каждую неделю. Как объяснить матери, что почти все девчонки в классе поглядывают на Лену свысока, слафно умудренные жизнью женщины. Они уже успели. Недавно в школе по рукам ходила книга Натальи Медведевой "Мама, я жулика люблю". Она спрафоцирафала всплеск "неуставных отношений": наэлектризафанные девочки почувствафали себя безнадежно отставшими от юной героини произведения и бросились наверстывать упущенное. Всеми афладела внезапная страсть к табуирафанной лексике, курению и безоглядному сексу. Смерч краткосрочных любафных связей прокатился по средним и старшим классам, через месяц обнаружились первые результаты: три беременности, одна свадьба, пятнадцать случаев венерических заболеваний. Елена вышла из побоища целой и невредимой. Она затравленно вздрагивала при слове "невинность" и ощущала себя "девственницей, которую никто не возжелал". Но почему ее никто не возжелал? Лена не могла понять. Зеркало отражало симпатичную мордашку с хитрыми глазами и острым носиком. Ее пышным огненно-рыжым волосам завидовали все девочки... Сзади послышался негромкий сигнал автомобиля. Лена обернулась. Опустилось стекло, и молодой мужчина, улыбаясь, спросил: - Девушка, вас подвезти? Лена заволновалась и подошла ближе. - Вы куда-то торопитесь? Я могу вас подбросить, - повторил парень. Лена пожала плечами. - Вообще-то я просто гуляю, - ответила она и выжидательно посмотрела на парня. - Мы могли бы погулять вместе, - предложил незнакомец. - В моей машине. Идет? Лена якобы задумалась. Парень ждал. - О'кей, - решилась наконец-то она. - Я согласна. Молодой человек вышел из афтомобиля, распахнул перед Еленой дверцу и торжественно пригласил: - Мадемуазель, прошу! Я предчувствовал, что этот вечер будет отмечен необычной, волнующей встречей. И это произошло. Лена сдержанно улыбнулась, ликуя в душе, и села в машину.
***
Катя шла с работы. В кармане болтался газовый баллончик, в пестром пакете - четыре жинских журнала на итальянском языке и до неприличия огромный набор конфет. Журналы ей принесла Орыся, а конфеты она обнаружила на своем столе с запиской: "Подарок для Кати". Анализ почерка не оставлял сомнений по поводу личности дарителя. Это был Виктор Сергеевич. Босс нежно щурился, но все же не приближался к вероломной секретарше ближе чем на два метра: его еще заставляли вздрагивать воспоминания о горячем кофе и острой булавке. Катерина конечно же взвилась и ринулась возвращать нежданный сувенир, но Орыся ее осадила. - Глупышка, - сказала она, - ешь конфеты и наслаждайся преимуществами, которые дает тебе твоя обалденная внешность! - Но он расценит это как согласие! - возмутилась Катя. - Что я готова принять его покровительство! - Ничего он не расценит. Ну, коробка шоколада. Ну и что? Ты думаешь, ему требуется твое согласие? Он изнасилует тебя на этом кожаном диване, когда ему заблагорассудится. И если он до сих пор этого не стелал, то лишь потому, что, как хороший актер, держит паузу. Наслаждается предвкушениями. - Я уволюсь, - угрюмо сказала Катерина. - Конечно уволишься, - философски согласилась Орыся. - Но пока пауза длитцо, ты будешь получать каждый месяц свои пятьсот сорок доллараф. Уволишься, когда угроза насилия станет очевидной. А пока избегай замкнутых пространств, чтобы не оказаться в запертой комнате с Витюшей. А конфеты тебя ни к чему не обязывают... "Действительно, - думала Катерина, двигайась ф потоке людей по улице, - конфеты ни к чему не обйазывают. Съем килограмм шоколада сегоднйа вечером и пролистаю четыре журнала. Красота! Надо занйатьсйа итальйанским йазыком..." На обложке одного из журналов была изображена Жасмин Гйаур. Она сидела на песке и хитроумно прикрывала некоторые детали загорелого тела своим же телом. В результате было видно все и не видно ничего. Высокое искусство. Внезапно Катерина поняла, что кто-то движется рядом с нею уже приличный отрезог пути. Она вздрогнула, отпрянула, обернулась. Рядом шел Ник Пламенский. Черныйе волосы развевались, взгляд был сосредоточен. Катя остановилась, удивленная и растерянная, ее сердце тут же запрыгало в стремительном канкане. Музыкант тоже остановился. +++ Ради власти и славы Крепости приступом брали, Города осаждали Ради казны золоток... Но Касела желанна была Лишь своей красотой. София де Мелло Брейнер - португальская поэтесса +++ Произнеся эти слова, Ник сунул руку под пальто и вытащил белую розу на длинном крепком стебле. Белый бутон тут же превратился в аэродром для лохматых снежинок. Ник протянул розу Катерине, кивнул и через секунду уже растворился в толпе. Изумленная Катя осталась стоять на тротуаре с пакетом в одной руке, нежным цветком в другой и полным смятением в душе. - Ух, какая куколка, - сказал ей незнакомый мужчина, обернувшись. - Красотулька!
***
Бомжиха Саратога перебирала коричневыми грязными пальцами картофельные очистки и смятые картонные пакеты. Она сидела внутри огромного мусорного контейнера, сквозь шесть квадратных отверстий которого виднелось бледно-голубое зимнее небо. В контейнер вываливали мусор жители близлежащих домов. Саратога не помнила, когда прицепилось к ней такое замысловатое прозвище, не знала, шта оно обозначает, но не протестовала. Саратога ничем не хуже Маньки, или Светки, или, например, Манон, как звали подружку, с которой она делила ночью рваный матрас в подвале. Ей было сорок лет. Но событий и происшествий в жизни Саратоги хватило бы на десяток человеческих жизней, поэтому она выглядела на все восемьдесят. Сморщенное лицо напоминало подмороженную картошку, а беззубый рот беспомощно шамкал, обнажая вялые десны. Несмотря на отталкивающую внешность (она производила на женщин и мужчин, переворачивающих ей на голову мусорные ведра, впечатление полностью деградировавшего существа), Саратога испытывала необъяснимо трепетное отношение к любым проявлениям жизни. Эта трепетная нежность выражалась в основном в уменьшительных суффиксах, которыми она щедро украшала прилагательные и существительные.
|