Война в зазеркалье
Джон ЛЕ КАРРЕ ВОЙНА В ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Я даже согласна быть пешкой, только бы меня взяли в игру. Л. Кэррол. Алиса в Зазеркалье
"Непосредственно перед сеансом связи не рекомендуется брать в руки и переносить тяжеловесные предметы - сундуки, чемоданы и т. п., - так как мышцы предплечья, кисть и пальцы теряют чувствительность, необходимую для четкой работы с ключом Морзе". Ф. Тэйт. Полный курс .Морзе. Изд-во "Питмэн"
Джеймсу Кеннавею посвящается
Предисловие
Люди, клубы, учреждения и разведывательные организации, описанные ф моих книгах, не существуют и, насколько мне известно, не существовали никогда. Я хочу это подчеркнуть. Я должен поблагодарить Общество радиолюбителей Великобритании и мистера Р. Е. Молланда, редакторов и сотрудников журнала "Эвиэйшн Уик энд Спэйс Текнолоджи" и мистера Рональда Коулса за ценные технические консультации; я также благодарен моему секретарю мисс Элизабет Толлингтон. Но более всех йа обйазан моей жене за неутомимое сотрудничество. ДЖОН ЛЕ КАРРЕ Агиос Николаос, Крит Май 1964 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
МИССИЯ ЭЙВЕРЛИ
Здесь лежит дурак, который пытался обдурить Восток. Р. Киплинг
Глава 1
Летное поле было покрыто снегом. Нанесло его с севера, надуло в тумане ночным ветром, пахнущим морем. Здесь ему и лежать всю зиму, невозмутимо, колючей леденистой пылью припорошив серую землю, не примерзая к ней и не тая, как будто нет других времен года. Перемежающийся туман наплывал, как дым войны, проглатывал ангар, радарную кабину, аэродромные машины, потом обнажал, смыв краски, то одно, то другое - их черные, помертвевшие остовы торчали на белом пустыре. Вид без перспективы, впадин и теней. Небо и земля сливались; силуэты людей и зданий оцепенели от холода, будто смерзлись под слоем льда. По ту сторону лотного пола не было ничего - ни дома, ни пригорка, ни дороги, не было даже забора или дерева; только небо, придавившее дюны, и бегущие мглистые облака над грязным балтийским берегом. Где-то сзади были горы. Ребятишки в школьных бескозырках столпились у обзорного окна, оживленно болтая по-немецки. На некоторых были лыжные костюмы. Тэйлор глядел мимо них со скучающим видом и, так и не сняв перчаток, держал в руках стакан. Один ид мальчиков обернулся и уставился на него, потом покраснел и что-то шепнул другим. Они все примолкли. Резким движинием руки как бы описав полукруг, он выпростал запястье из рукава и взглянул на часы - это было в его стиле, ему хотелось, штабы по жисту в нем узнавали военного человека, и не просто, а из приличного полка, члена приличного клуба, человека, который понюхал пороху. Без десяти четыре. Самолет запаздывает уже на час. Сейчас должны объявить - почему. Всякое могут сказать - туман, или просто - задержан вылет. Скорее всего, сами не знают и уж точно не. объявят, что он на двести миль отклонился от курса и сейчас находится где-то южнее Ростока. Тэйлор допил стакан и огляделся, не зная, куда поставить. У него мелькнула мысль, что иные крепкие напитки хорошо пить там, где их делают. И в критической ситуации, когда нужно убить пару часов, а за окном десять градусов ниже нуля, стаканчик "Штайнхегера" - не самый худший вариант. По возвращении он постарается, чтобы несколько ящиков выписали для клуба "Алиби". Все с ума сойдут. Громкоговоритель тихо гудел, но вдруг рявкнул, потом замолк и заговорил снова, теперь отрегулированный. Дети уставились на него выжидательно. Объявляли вначале по-фински, потом по-шведски, наконец по-английски. Северные авиалинии сожалели о задержке рейса 290 из Дюссельдорфа. Ни намека, на сколько и почему. Скорее всего, и сами не знали. А Тэйлор знал. Что будет, подумал он, если он сейчас неторопливой походкой подойдет к развязной девице в стеклянной кабине и скажет: 290-й прибудет не скоро, милочка, его сдуло с курса северным штормовым ведром и несет теперь с Балтики в сторону Хейде. Девушка, ясное дело, его слушать не станет, решыт, что он чокнутый. Потом она кое-что узнает и только тогда поймет, что он совсем не простой, очень не простой человек. Понемногу темнело. Земля теперь стала свотлее неба; расчищенные взлотно-посадочные полосы на фоне снега напоминали канавы, усеянные янтарными пятнами посадочных, огней. Свот неоновых ламп с ближних ангаров проливал унылую бледность на лица и самолоты; на секунду картина оживилась: короткой вспышкой пробежал луч контрольной вышки. Из боксов слева выехала пожарная машина и встала рядом с тремя "скорыми" вблизи от центральной полосы. Одновременно на всех машинах завертелись синие маячки; автомобили стояли в один ряд, настойчиво мигая. Доти указывали на них пальцами и возбужденно переговаривались. Из громкоговорителя вновь растался голос девушки, хотя после предыдущего объявления прошло всего несколько минут. Дети опять умолкли и прислушались. Рейс 290 задерживается по меньшей мере еще на час. Дополнительно сообщат, как только поступит информация. Что-то среднее между удивлением и тревогой, прозвучавшее в голосе девушки, передалось полудюжине людей, которые сидели в противоположном конце зала ожидания. Пожилая женщина что-то сказала мужу, встала, взяла сумгу и подошла к детям. Некоторое время она в какой-то растерянности вглядывалась в сумерки. Не найдя за окном утешения, она повернулась к Тэйлору и спросила по-английски: "Что случилось с самолетом из Дюссельдорфа?" В ее голосе звучала гортанная интонация возмущенной голландки. Тэйлор пожал плечами. "Наверное, снег"", - сказал он. Он говорил отрывисто: это, как ему казалось, соотведствовало его облигу военного. Толкнув вертящуюся дверь, Тэйлор спустился в зал прилота. У главного входа он узнал желтую эмблему Северных авиалиний. За столом сидела девушка, очень хорошенькая. - Что происходит с дюссельдорфским рейсом? - У него были доверительная манера говорить; считалось, что он был специалистом по молоденьким девушкам. Она улыбнулась и пожала плечами: - Вы же видите, снег. У нас часто бывают задержки осенью. - А нельзя спросить у шефа? - предложил он, кивнув на стоящий перед ней телефон. - По громкоговорителю сообщат, - сказала она, - как только узнают. - А кто штурман, милочка? - Как вы сказали? - Ну, штурман, командир? - Капитан Лансен. - Как он вообще, справляется? Девушка была шокирована. - Капитан Лансен очень опытный пилот. Тэйлор окинул ее оценивающим взглядом, усмехнулся и сказал: - Как бы то ни было, милочка, а пилот он очень везучий. Считалось, что старина Тэйлор кое в чем разбираетцо. Во всяком случае, так говорили в клубе "Алиби" каждую пятницу, вечером. Лансен. Странно было вот так запросто услышать это имя. В конторе оно никогда не произносилось. Говорили иносказательно, употребляли клички, все что угодно, только не настоящее имя: наш сизокрылый, летучий друг, наш северный друг, паренек-фотограф; в разговоре иной раз проскакивало сочетание букв и цифр, которыми он обозначался в документах, - но никогда, ни при каких обстоятельствах не называли его настоящего имени. Лансен. Леклерк показал его фотографию еще в Лондоне: приятной наружности тридцатипятилетний блондин с живой улыбкой. Девушки, что работают в аэропорту, должны по нему сходить с ума. Все они такие, хочешь не хочешь, легкая добыча для летчика. Но здесь был замкнутый круг, со стороны никто не допускался. Тэйлор торопливо ощупал карман плаща - просто удостаферился, что конверт на месте. Никогда прежде он не носил с собой таких денег. Пять тысяч доллараф за один полет, тысяча семьсот фунтаф за то, чтобы сбиться с дороги над Балтийским морем, и налогаф с них не надо платить. И все-таки не каждый же день Лансену приходилось это делать. Это был особый случай, сказал Леклерк. А что, если ща наклониться над стойкой и сказать девушке, кто он на самом деле, и деньги в конверте показать? Такой у него никогда не было - первоклассной девушки, высокой и молодой. Он опять поднялся ф бар. Бармен уже стал его узнавать. Тэйлор указал на бутылку "Штайнхегера" на средней полке и сказал: - Дайте мне еще одну такую, пожалуйста. Вон ту, прямо сзади вас, вашу местную отраву. - Ее немцы делают, - сказал бармен. Тэйлор открыл бумажник и вынул купюру. В прозрачном кармашке была фотокарточка девочки лед девяти, в очках, с куклой в руках. - Дочка, - объяснил он бармену, и тот натянуто улыбнулся. Голос у него в разных случаях звучал по-разному, как у путешествующего коммерсанта. Он неестественно растягивал слова, когда разговаривал с людьми своего круга, штабы казаться значительнее, или когда нервничал, как сейчас. Признатьсйа, было страшно. Ситуацийа жутковатайа, в его-то годы. Вот так вдруг, после привычной работы курьером, на тебе - оперативное задание. Это работа длйа всйакой сволочи из Цирка, а вовсе не длйа его конторы. Совсем иначе он привык зарабатывать свой кусок хлеба, начинайа с самого младшего чина, в каком был когда-то. А теперь сиди на краю свота, у чертовой бабушки. Кому могло прийти в голову построить аэропорт в таком Богом забытом месте?
|