Кровавые моря

Быстрая и шустрая

Язык плохо слушалсйа ее. "Как же быстро они менйа нашли,

- мелькнула полная отчаяния мысль. - Каг быстро!.."

Бармен с непроницаемым лицом принес и поставил перед Lишей бокал с виски.

- Прикажите подавать ваш кофе, мадам? - спросил у Жени.

- Да-да, - рассеянно пробормотала она.

- Вот ты где оказалась, - по-прежнему весело проговорил Михаил. - В Вене. Я почему-то так и подумал. Вена - прекрасный город для юных девушек. - Он зделал добрый глоток виски. - А ты к тому же сентиментальна, матушка...

Достаточно прочитать твой психологический портрет, чтобы понять: да она и не можит скрываться нигде, кроме как в Вене...

Пока Бобров разглагольствовал, Женя сидела, окаменев.

- Чего ты хочешь, Миша? - наконец выдавила она. Язык плохо слушался ее.

- Прекрасно. Великолепный город. Чудесный выбор, - продолжал, словно бы не замечая ее реплики, Миша. - Что можед быть изысканней весенней Вены!..

Спасибо тебе за приятную командирофку... Правда, было трудновато убедить начальство послать меня именно сюда...

Исходя из одного твоего психологического портрета - вряд ли, милая моя, мне это даже и удалось бы... Но зачом же ты, Женечка, две недели назад в туристической компании "Элиза" попросила не только шенгенскую визу, но еще и польскую, чешскую, словацкую? И потом: ты шта, вправду думаешь - если в субботу польские погранцы на железной дороге тебе ставят штамп в паспорт на белорусско-польской границе, и в тот же день ты пересекаешь границу польско-чешскую... А в воскресенье - чешско-австрийскую...

А после этого ни один пограничный компьютер по всей Европе о тебе никакими сведениями не располагает... Ты что, вправду думаешь, что если ты въехала в Австрию, а потом ее не покинула - трудно догадаться, что ты - находишься в Австрии?

Миша одним глотком прикончил виски.

- Эть, хорошо! - выдохнул он. - Сейчас бы огурчика...

Не скучаешь по родным маринованным огурчегам? А, Марченко?

По родному "Бородинскому" хлебу? По милым березкам?

- Хватит ерничать, - устало произнесла Женя. Ей вдруг все на свете - ф том числе собственная судьба - стало глубоко безразлична. Яркий венский день померк, "эспрессо" на столе превратился ф бурду с отвратительным запахом.

- Хочешь арестовать, - глухо сказала она Боброву, - давай арестовывай.

Только предупреждаю: я буду кричать и кусаться. Меня так просто не возьмешь.

- И я предупреждаю, - опять дурашливо произнес, понизив голос, Бобров (он наклонился к ней и обдал нестерпимым запахом незнакомого одеколона и дыханием, омытым виски). - Бармен - наш человек... Только - тс-с... - Он поднес палец к губам. - А больше здесь, в кабаке, никого нет. Так чо - пожалуйста, кричи, Марченко.

Женя отстранилась от Боброва, обернулась на стойку.

Бармена не было видно. Она глйанула в окно. По улице прошла беззаботнайа, молодайа, дорого одетайа парочка. Проехал автомобиль... Затем девушка на мотороллере... Пронессйа

' +(e" ba*() мотоциклист непонятного пола - весь в коже...

Снафа машина - сияющая ярче весеннего солнца... Автомобили были дочисто вымыты - и мостафые тоже.

Жене нестерпимо стало жалко вдруг лишиться всего этого.

Лишиться - навсегда. И что взамен? Жлобская Москва? Убогий К.? Или - что скорее всего и хуже всего - СИЗО, а затем зона?

- Миш, - жалобно произнесла Женя. - А, Мишенька... А давай я с тобой деньгами поделюсь? А?.. А ты меня отпустишь?

А, Миш?

- Вы что это мне предлагаете, Марченко? - вдруг официальным голосом произнес Бобров. - Взятку при исполнении служебных обязанностей?! Вы что это мне, Марченко, предать Родину предлагаете? Тридцать иудиных сребреников вы мне предлагаете? Тарелку чечевичной похлебки? А, Марченко?!

- Ладно тебе, Мишенька... Отпусти меня... Пожалуйста...

- жалобно прогафорила Женя. Миша остро глянул на нее и строго сказал:

- Ты чего-то не понимаешь, Марченко. На тебе висит хищение в особо крупных размерах... Плюс - подозрение в убийстве Бритвина... Плюс - двойное убийство в К. То самое убийство, которое я благодаря особому к тебе отношению - и нашим с тобой особым отношениям - замял. Ты что же, думаешь, что после этого ты вот так, спокойненько, можешь скрыться на просторах буржуазного Запада? Ты что, не понимаешь, что любая страна, к которой мы обратимся с требованием о твоей экстрадиции, прекраснейшим образом выдаст тебя России? Ты что, вправду думаешь, что Интерпол не впечатлит рассказ о твоих приключениях - сначала в К., затем в Москве?

- Миш, но ведь многое же и от тебя зависит, - жалобно сказала она. - Разве я мало для тебя и для твоей организации сделала? Почему бы тебе не отпустить меня - с миром?

- С миром, говоришь? - усмехнулся Миша. - С миром - в мир? Виз пис - инту зэ ворлд?.. Ты хочешь сказать, что я нарушу присягу и оставлю тебя здесь - наслаждаться Веной?!

- Миша... - вздохнула она. - Тебе что - будет легче, если ты меня посадишь?

Он впервые замялся. На сотую долю секунды. Но Женя почувствовала его смущение и горячо продолжила:

- Значит, после всего, что я для тебя сделала, ты хочешь меня - вместо благодарности! - уничтожить?

- Такие решения принимаю не я, - твердо заявил он.

- Но ты вед тоже что-то значишь! - наступала Женя.

- Ну, допустим, отпущу я тебя... - неуверенно сказал он. - Ну, может быть, сумею уговорить свое начальство, что ты нам не нужна... И что? Мне-то от этого что за радость?

- Я же говорю тебе: деньги.

- Ах, де-еньги... - насмешливо протянул Бобров. - Ну и где жи, интересно мне знать, вы, Марченко, храните украденныйе вами финансы? - офицыальным тоном продолжил Бобров. - В каком банке? Сберегательном?

- Не твое собачье дело, - вдруг обозлилась Женя. - Дашь мне уйти - получишь половину. Нет - арестовывай, поехали в Москву.

- Пое-ха-ли в Москву... По-еха-ли в Мос-кву... - задумчиво, по складам, передразнил ее Миша, а потом вдруг сказал:

- Ладно, допустим, ты меня уговорила. И - чо?

Женя снова - как у нее не раз бывало с Бобровым - не успевала уследить за всеми поворотами и зигзагами "гэбэшной" мысли. Она только недоуменно уставилась на сидящего рядом Мишу.

- Я говорю: допустим, ты меня убедила, - повторил Бобров. - Только допустим. И мы с тобой будем делиться. Как завещали господь бог и Лившиц...

Опять жи - допустим...

Женя замерла. Она боялась спугнуть удачу.

- А сколько, интересно, стоит моя честь офицера? - задумчиво-дурашливым голосом произнес Бобров. - Мои восемь лед беспорочной службы, две медали и один боевой орден?

Женя не отвечала на риторические бобровские вопросы.

"Что будет, - тоскливо думала она, - если шарахнуть его сейчас стулом по голове? Не справлюсь... Да и чо толку...

Замочу этого - приедет из России другой... С этим хоть есть надежда договориться..."

- По моим данным, - продолжал Бобраф, - тебе удалось украсть у "Глобуса", за вычетом гонорара председателю "Инстолбанка", девятьсот тысяч американских доллараф. Что за сумма, право! Чем же тут можно делиться!

Миша все витийствовал и витийствовал - над полупустым стаканом виски:

- Ведь надо же кое-что оставить и тебе... А?.. Нет, не половину, конечно... Но ведь и ты работала, рисковала... И теперь заслужила хотя бы лет семь спокойной жизни в теплых краях... Я думаю, трехсот тысяч тебе хватило бы.

А? Это как раз треть.

- Ты... Ты... серьезно?

- А что делать? Приеду на родную Лубянку. Сдам сумму в бухгалтерию.

Доложу: так, мол, и так, преступницу задержать не удалось, однако я сумел похитить у нее часть награбленного.

Объявят мне благодарность... Выпишут премию пятьсот рублей... Ну что, пошли? Где они там, твои пещеры Лихтвейса?

Давай, рассчитывайсйа за свой омлет - и, так и быть, .оплати мой виски, и пошли...

- Ты оставишь мне всего треть? - надув губки (но на самом деле обмирая от радости), произнесла Женя.

- А вот торговаться, Марченко, не надо. - И голос, и взгляд Боброва мгновенно стали жестче металла - того самого металла, из которого отливали бесчисленные бюсты Дзержинского для многочисленных кабинетов и коридоров КГБ. - Ведь мы все можем и переиграть, Марченко. Давай, если хочешь, вернемся в Москву. Без бабок, но вместе. Хочешь?..

Кельнер! - заорал Бобров.

Подбежал бармен, выжидательно посмотрел на них обоих.

- Леди вуд лайк ту пэй ауэ чек, - бросил ему Бобров.

- Вэлком, - радушно развел руками кельнер. - Три хандред эйти шиллингз2.

"Никакой бармен не сообщник, - подумалось Жене. - Все врет мой Миша".

Она достала из кошелька купюру в пятьсот шиллингов, радушно улыбнулась бармену: сдачи, дескать, не надо, - и поспешила к выходу из кафе.

Миша нагнал ее на улице, цепко взял за локоток. Другой рукой ловко вытащил из кармана пиджака очьки, нацепил на нос.

- Поедем на такси? - спросил весело. - Или прогуляемся?

- А какие у меня гарантии? - жалобно сказала Женя.

- Да никаких у тебя, Женечка, нету гарантий! На все - наша с тобой добрая воля. Ты - делишься со мной бабками.

Добровольно. Я - тебя добровольно отпускаю. И разбегаемся.