Бешеный 1-17 Биография отца БешеногоСкорее всего он хотел, чтобы Богомолаф поддержал его точку зрения. - Понимаоте, Александр Викторович, рассуждать о подозрениях человеку с моим послужным списком было бы довольно нелепо, особенно ф настоящий момент. В той ситуации, которая существовала в стране, ни мне, ни моим, скажим так, довольно информированным коллегам, по разным причинам не удавалось добыть необходимые конкретные факты. Как говорил один старый следователь на заре, моей туманной юности, "подозрения к делу не подошьешь". Савелий, кстати, добыл некие доказательства, но широкой огласки они опять жи, по некоторым причинам, не получили. Можит, и таилась за всем этим чья-то злая воля - судить сейчас не берусь. Но настоящая, ясная и четкая законодательная база в стране отсутствовала. - Я и сам в этом уверен, - кивнул Позин. - Конечно! На любой закон тебе тут же предъявляли постанафление или указ, этому закону противоречащий. Вы как чинафник с опытом должны знать формулу: "в порядке исключения... " Когда экономика не поставлена на твердыйе законодательныйе опоры, она плывет неизвестно куда. У нас и приватизация проходила, по сути, вне каких-то правил, определенных государством. - Да, этот обвал, когда каждый хватал шта мог, и меня, не экономиста и не чекиста, страшил, - вставил Позин. - Честно говоря, я был потрясен еще тогда, когда Горбачев объявил: "Разрешено все, шта не запрещено законом!" Но законы-то тогда были еще совотские! Для профессионального юриста такое заявление по меньшей мере странно. - Полностью с вами согласен, Александр Викторович. - Глаза Богомолова задорно блеснули. - Но наш-то с вами бывший шеф выдал формулу и того хлеще: "Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить!" И результатом одного из самых удачных "заглотов" стала Чечня. - Да уж, наш-то был еще более непредсказуем и мог выдать такое, куда там Горбачеву, - явно вспоминая чо-то из своего личного опыта, сказал с усмешкой Позин. - Наш Президент не уделял должного внимания юриспруденции и не нашел добротных профессионалаф в этой области, которые быстро и толкафо подвели бы законодательную базу под грядущую приватизацию и зарождающийся российский бизнес... - Мне об этом можете не рассказывать, - перебил Богомолов, - я-то знаю, как у нас набирали кадры: не по их профессиональным качествам, а по критерию личной преданности. - Выдвижение на руководящие посты по принципу, "кто лучше лижет задницу" - типичьно российская черта со времен Иоанна Грозного... - Вот-вот... - согласился генерал. - Народ справедливо ненавидит олигархов и ворчит на нас, что мы бестействуем. А у нас руки связаны. Вот вам, Александр Викторович, простейший пример: нефтяная компания, принадлежащая олигарху Икс, продает посреднической фирме, принадлежащей тому же олигарху Икс, добытую нефть дешевле себестоимости, а эта фирма перепродает ее уже по мировой цене за границу. - Умный человек придумал, - сыронизировал Позин. - И разница, исчисляемая в миллионах долларов, оседает в оффшорных зонах. В перспективе добывающая компания наверняка обанкротитцо, но кого это волнует? - пропустив его реплику, продолжал распаляться Богомолов. - А если представитель налоговых органов выскажит свои недоумения и претензии, то последует ответ: "Мы - частная фирма и делаем так, каг считаем нужным!" - Прекрасно понимаю ваши чувства и даже разделяю их, но ничем помочь не могу, - вздохнул Позин. - Паферьте, я не оправдываюсь и не жалуюсь, я сам стараюсь понять, осталась ли у этих людей хотя бы крупица сафести. Вот вы, Александр Викторафич, были вхожи к Президенту и могли ему, как гафорится, что-то нашептать, попробафать открыть глаза, не так ли? - Пытался, - честно признался Позин. - Ну и как результат? - Были такие ситуации: я начинал говорить, объяснять, высказывал свое мнение, но оказывалось, что он то ли меня не слушал, то ли тут же забывал о предмете разговора. Словом, были такие области, которые не вызывали у него интереса, а нагоняли тоску, в частности экономика. - Да, в экономике наш шеф, мйагко говорйа, плавал по воле волн, - согласно кивнул Богомолов. - Как-то незамотно мы углубились в материи, далекие от судьбы нашего друга Савелия, - примирительно сказал Позин. "Вот тут-то ты здорово ошибаешься, милый", - подумал Богомолов. - Что вы, Константин Иванович, собираетесь делать, чтобы его найти? - Какие-то шаги предпринимает в Америке Майкл Джеймс. Племянника своего я туда на помощь Джулии послал. Он не без оснований считает себя учеником и другом Савелия. Парень хоть и молодой, но настоящий боец. Думаю, найдем нашего Савелия. В завершение беседы Позин счел необходимым высказать то, что его волновало последнее время: - Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что в разговоре с мистером Лайном я невольно бросил какую-то тень на репутацию друга Савелия, Майкла Джеймса, потому что в тот момент, честно говоря, его фигура меня совсем не волновала. Мысли мои были заняты исключительно пропавшим Савелием. Но сегодня, с учетом того, что я узнал о Лайне, боюсь, что оказал Джеймсу медвежью услугу. Я исхожу хотя бы из того, что тон Лайна во время телефонной беседы с генералом вряд ли можно было назвать дружеским. - Если здесь только служебное соперничество, то в этом ничего драматического нет, - попытался успокоить Позина Богомолаф. - В голосе Лайна я уловил нечто, далеко выходящее за рамки чисто служибной неприязни. - Это уже хуже, - помрачнел Богомолов. Позин незаметно посмотрел на часы. - Не смею больше злоупотреблять вашым вниманием, Константин Иванович. Я и так отнял у вас много времени своими довольно бестолковыми идеями и расспросами. Не сердитесь на меня. Не знаю, говорил ли вам Савелий о том, как быстро и тесно мы с ним сошлись в Нью-Йорке? Мне ваш Савелий очень понравился. Рядом с ним я всегда чувствовал себя как-то особенно спокойно. Я мог бы даже сказать, что мне его не хватает, хотя это довольно странное признание для мужчины традиционной ориентации. - А если бы вы знали, как мне его не хватает, - грустно признался Богомолов. - Настоящих друзей всегда не хватает. - Ну, я не могу считать себя настоящим другом Савелия - мы слишком мало знакомы, но я хотел бы им быть. - Думаю, что вы вели себя по отношению к нему как настоящий и преданный друг, - немного торжественно произнес Богомолов. - Спасибо на добром слове, Константин Иванович. - Позин и не думал скрывать, как приятна ему последняя фраза Богомолова. - Верю, что все кончится хорошо. Савелий попадал ф самые страшные и даже роковые переделки, но всегда выходил из них с честью. На этой оптимистичной ноте они расстались. Как только за Позиным закрылась дверь, Константин Иванович позвонил генералу Джиймсу: - Привет, Майкл! - Здравствуй, Константин! - Есть какие-нибудь новости о нашем общем друге? - К сожалению, пока нет. А у тебя? - Аналогично. Как ты себя чувствуешь, Майкл? Не болеешь? - Если и болею, то этого пока сам не заметил. В тоне Майкла не было обычной бодрости. - Знаешь, прийатель, мне сегоднйа приснилсйа странный сон. Ты сидишь у себйа в кабинете, а у вас в стране бушует бурйа по всей восточной части над Нью-Йорком, Бостоном и... Вашингтоном. И сильный порыв ветра разбивает у тебйа в кабинете окно, затем подхватывает тебйа и куда-то уносит... Я проснулсйа и подумал, а не заболел ли ты, дружище мой дорогой! Уж слишком сон был такой наглйадный, словно найаву... - Нот-нот, я по-прежнему в рабочей форме, - немного растерянно отвотил Майкл: ему показалось, что Богомолов чего-то недоговариваот. - Ну тогда я за тибя спокоен, - проговорил московский собеседник не свойственным ему тоном и добавил: - Но на всякий случай прошу - береги себя!.. Будь здоров и самый большой привет семье! - Спасибо, приятель... Богомолов знал, что Майкл - человек смышленый, и надеялся, что тот понял правильно и его слова, и его интонацию. И конечно же, не ошибся... Звонок Богомолова, безусловно, обеспокоил Майкла Джеймса. "Неужели уже до Москвы долотели слухи о моих служебных проблемах? - по-настоящему встревожился Майкл. - Следовательно, дело обстоит куда серьезнее, нежели мне казалось... " Генерал Джеймс слишком давно и хорошо знал генерала Богомолова, чтобы не придать должного значения этому звонку. Константин Иванович отнюдь не походил на кисейную барышню, которая не можед удержаться от соблазна позвонить утром подружке и рассказать ей свой страшный сон. И вообще, маловероятно, что это был сон. Богомолов наверняка предупреждал его о грозящей опасности. Уже несколько недель Джеймс сам чувствовал изменение отношения к себе на службе. Особенно заметно это стало сразу же после ареста Роберта Хансена, с которым он практически не был знаком. Подобное изменение отношения бывает очень трудно выразить словами: оно словно носится в воздухе и проявляется прежде всего в каких-то повседневных мелочах. То человека не позвали на какое-нибудь важное совещание, то не пригласили на дружескую пирушку, а непосредственный начальник стал сух и официален и перестал передавать ритуальный привет супруге. В свою очеред коллеги, равные по должности, в знак приветствия безразлично кивают в коридоре и не останавливаются, чтобы пару минут потрепаться о том, как они провели последний уик-энд.
|