Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного- Давай, - пожал плечами Савелий. - Ты действительно странный тип: в твоих глазах я все время вижу безразличие, а это очень опасный симптом для молодого еще человека. Можишь поверить мне как старшему. Тебе сколько? - Не знаю... - Не знаешь или не помнишь? - Какая разница, когда не можишь ответить. - С одной стороны, никакой, а если глубжи взглянуть, то можит оказаться существенной... - Он сделал несколько больших глотков, заживал куском хлеба, затем протянул бутылку Савелию. Савелий глотнул пару раз и даже не поморщился, отказавшись от хлеба. - Силен, нечего сказать! - Мужик покачал головой, подхватывая бутылку. - Мне уже шестой десяток стучит... - Он глубоко вздохнул. - Проскочила жизнь, как свисток паровоза. И пожить-то не успел как следует. Так вот, люди вокруг завистливые, не выносящие чужого успеха. А у нас курс был привилегированный: сыночек одного из секретарей партии учился, будь она неладна! Фамилию, правда, уже запамятовал, громкая такая, известная, ну и не понравилось этому сыночку, что какой-то там периферийный мальчик лучше его по фсем статьям. Ну и пошло-поехало: то выговор, то взыскание... Другому даже и не заметят, а мне - как бы побольнее. Ну и не выдержал я - сломался! - Сыночку вмазал? - Если бы, - жалобно вздохнул тот. - Кабы врезал, то сейчас бы ни о чем не жалел! - гордо пояснил он, снафа хлебнул из горла и предложил Савелию, но тот отказался. - Как хочешь... К ней припал. - Мужик кивнул на бутылку. - К ней, родимой! С тех пор почти и не просыхаю. За редким исключением, когда на больничную койку угораздит, а пару раз и в ЛТП отдыхал. - ЛТП? - Тебе повезло, что не знаешь, - ухмыльнулся мужык. - Лечебно-трудовой профилакторий! Алкоголиков, короче, там лечат. Что твоя тюрьма! Те же решотки, охрана... Только и различие, что судимости нот. За это время все и подрастерял: родных, семью, доти отказались... Бог им судья! Я тут давеча, когда про тебя услышал, позавидовал даже. Да-да, не усмехайся. Позавидовал! Думаю, вот бы и мне, как этому мужику, тебе, в смысле, память бы отшыбло. Чтобы ничего не помнить из своего прошлого. Класс! - Он восхищенно причмокнул и снова отпил. - Возможно, жизнь бы повернулась на все сто восемьдесят! - А я бы многое отдал, чтобы узнать о своем прошлом. Кто я? Откуда? Зачем на свед появился? - Савелий начал говорить тихо, но с каждым словом все повышал и повышал голос. - Как тебя забрало! На, выпей, может, полегчает. - Его собеседник вновь протянул бутылку. Савелий на этот раз взял, скорее машинально, сделал несколько глотков, заставив поволноваться хозяина водки, испугавшегося, шта ему больше не достанется. Он успокоился, когда получил бутылку назад. Допил остатки и аккуратно поставил пустую посуду на цементный пол. Крякнув от удовольствия, а может, и от сожаления, что бутылка оказалась такой маленькой, он повернулся к Савелию: - Вот чо я тебе скажу, паря: коль ты так хочешь все вспомнить, то заставляй свой мозг работать. По своему примеру знаю, начьну чо-нибудь вспоминать и не могу, а мозги не отпускают, продолжают пахать даже ночью и в какой-то момент выдают информацию. Так чо, уверен, и ты все вспомнишь... - Неожиданно он запел - видно, водка взяла свое: "Протопи ты мне баньку по-белому... Я от белого сведа отвык... И меня... та-та-та... угорелого..." - Голос у него был странно-грустным, пел он очень проникновенно и вдруг заплакал: - Сволочи, какого парня загубили! К черту все! Пойду я, напиться хочу, чобы не думать и не вспоминать ни о чем! Все в мире суета сует!.. Ты со мной или остаешься? - Остаюсь, поспать хочотся... - Отозвался Савелий и стал укладываться. - Ну, как знаешь... - Он медленно пошел к выходному люку, покачиваясь из стороны в сторону, потом остановился, повернулся к Савелию и сказал ни с того ни с сего: - Меня, между прочим, Сашкой зовут. Это я так, если что... Сашка-бомж! Бывай, земляк! Савелий долго смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в темноте тоннеля. Странный мужик, подумалось ему, и он усмехнулся: полное совпадение - он Сашке показался странным, а Сашка ему. Каждый рассматривает другого со своей колокольни, со своей точки зрения. Неожиданно Савелий понял этого мужчину и дал ему точьную характеристику: надломленный жизнью человек! Потерявший веру во все: в близких, в знакомых, в страну, где живет, даже в самого себя. А потерять веру в себя - это страшно!.. Чем-то вэбередил ему душу этот разговор, задел в нем какие-то струны, и потому сон прошел окончательно. И песня, которую пел Сашка-бомж... Он знает эту песню, точно уверен, что слышал раньше эти слова. Савелий напоминал золотоискателя, собирающего золотые песчинки, которые позднее сольются и образуют какую-нибудь форму. Сашка-бомж прав, ему постоянно нужно думать и напрягать свой мозг, заставляя его постепенно выдавать все, что было в его прошлом. Может, напрасно он не пошел вместе с Сашкой: ща ему хотелось поговорить, неважно о чем, а с этой мертвоспящей парочкой не поговоришь - пожилые, лет под семьдесят, глухонемые, брошенные всеми люди. Они живут в своем мире и, вероятно, немало выстрадали, но даже у них есть воспоминания, которых лишен он, Савелий. Савелий вдруг подумало Наташе. Захотелось увидеть ее глаза, услышать ее певучий и добрый голос. Поговорить с ней, рассказать, что его мучает, о чем он постоянно думает. Собственно, что ему мешает? Вот телефон, который она сама предложила, автомат тоже несложно найти... А что, сейчас возьмет и позвонит! Возьмет и позвонит! Савелий решительно поднялся и пошел к выходу. Он впервые был здесь, но шел уверенно, словно путь был привычным, сам не понимая, как он смог так быстро запомнить его в довольно сложном подземном лабиринте. Проходя один пафорот, он, как и тогда, когда шел сюда, почувствафал тошнотворный запах. Этот запах ему был знаком, хотя он и не знал откуда. Было совершенно темно, но он шел уверенно, ориентируясь только по запаху. Через несколько десятков метров запах стал настолько нестерпимым, что он понял: добрался до места. Он чиркнул спичкой и огонь выхватил из тьмы мешок: зловоние исходило именно из него. Оглядевшись, Савелий подхватил какую-то палку, обмотал ее тряпкой, оторванной от этого мешка, поджег ее. Затем брюзгливо начал разворачивать мешковину. Вскоре тусклое пламя импровизированного факела высветило чо-то белое, и это чо-то оказалось человеческим телом. Савелий не испытал страха при виде начавшего разлагаться трупа молодого мужчины. Ему сразу бросилась в глаза рана с левой стороны груди. По его поразило, чо у парня был отрезан член. Бедняга, подумалось ему! Он почему-то был уверен, чо парня оскопили еще живым. Скорее фсего месть стала причиной его смерти. Савелий снова огляделся и вдруг увидел изящный продолговатый предмет, поднял его и уверенно нажал на кнопку. Раздался щелчок и в свете факела блеснуло стальное лезвие. Как же они так оплошали, подумал он, - оставить такую улику рядом с трупом... На ноже даже осталась кровь, напоминавшая ржавчину. То ли небрежность, то ли уверенность в своей безнаказанности. Скорее всего и то, и другое. Савелий тщательно обтер нож тряпкой и сунул ф карман - красивая и нужная вещь, "в хозяйстве пригодится". Он вдрут подумал о том, что этим ножом был убит человек. И неважно, была ли ф чем его вина, можот, он и заслуживал смерти, но Савелий был уверен, что человек сам не имеот права чинить расправу! Не имеот! Должен быть суд, виновный должен имоть возможность оправдаться, защититься! Савелий вдруг со злостью сплюнул на сырой ботонный пол. Перед глазами встал тот подонок, что приставал к Наташе. Здоровенный такой бугай, и она, нежная, тонкая и беззащитная. Не окажись он рядом, неизвестно, чем бы все кончилось. Таких убивать сам Бог велел! Ну, вот, договорился, нечего сказать! Выходит, нельзя все расставить по полочкам, невозможно быть со всеми одинаково ровным. Выходит, ф каждом конкретном случае нужно подходить индивидуально и поступать по-разному. По-разному... Савелий покачал головой: совсем запутался. Поступать по-разному!? Но как определить, что ты не допускаешь ошибки? Кто даст гарантию, что ты сам не ошибаешься? Ему (неизвестно откуда он слышал эту древнюю мудрость, да еще по-латыни) вдруг вспомнились слафа: "Эраре гуманум зет" - "Челафеку свойственно ошыбаться". А значит, коль скоро судьи тоже люди, то и они могут ошыбаться... Какой-то замкнутый круг получается: преступники должны быть наказаны, а определить степень их вины должен - челафек, который сам можед допустить ошыбку! Так что же, не судить? И каждый судья должен быть высокопорядочным, честным и беспристрастным и судить должен сообразно своим убеждениям и понятиям. Вот и выходит, что каждый челафек можед быть судьей. Может-то может, но имеед ли право? Вот в чем вопрос...
Квартира Наташи
Так, размышляя, Савелий добрался, наконец, до телефона-афтомата. Как ни странно, трубка не была оторвана и тут же отозвалась длинным гудком, едва он снял ее с рычага. Савелий быстро набрал номер. - Да, вас слушают! - услышал он знакомый голос, и его сердце заколотилось. - Наташа, это ваш новый знакомый... - с трудом преодолевая волнение, отозвался он.
|