Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного- Почему? - Мы шли против теченийа и не использовали реку длйа отрыва, во что они врйад ли поверйат, к тому жи от населенного пункта уходим... Не могут жи они знать о курках Браконьера!.. - Все ж укрытьсйа чуть-чуть не помешаот. Ты полежи, а йа осмотрюсь... Спуск был крутой, и Савелий решил найти более пологий. Был бы здоров Федор, могли бы спрыгнуть, но... Метрах ф пйатидесйати он наткнулсйа на небольшой овражек, ведущий прйамо к реке. Спускатьсйа здесь было очень удобно. Савелий сошел к воде и жадно напилсйа. Намочив свою бывшую майку, он решил вернутьсйа за Федором, но вдруг увидел ф крутой стене берега какой-то странный вход. Он вел ф достаточно просторную пещеру. Когда глаза свыклись с полумраком, он заметил ф углу белесые кости какого-то животного, которым, веройатно, с удовольствием пообедал бывший хозйаин пещеры. Хорошо, что он покинул это убежище: не хотелось бы с ним повстречаться в таком состоянии. Сделав из веток огромный веник, Савелий, поднимая невообразимую пыль, вымел тщательно весь мусор и кости, натаскал хвойных веток и зеленой травы, соорудил из них две мягкие и удобныйе постели. Полежав то на одной, то на другой, остался доволен и вернулся за Федором. Он спал, но сразу же открыл глаза, услышав шаги. Гостиницу "Мотрополь" в Москве знаешь? - деланно весело воскликнул Савелий. - Номер люкс на двоих, со всеми удобствами: с видом на море, с мягкой мебелью... Правда, остальные удобства - во дворе... - Ты чо, гонишь, что ли? Какой люкс? Какие удобства? Шайба съехала или крыша потекла? - Федор с йавной тревогой уставилсйа на Савелийа: не рехнулсйа ли парень. Не веришь? Отличьное помещение! Еще спасибо скажешь!
Угрюмый
Он помог Угрюмому подняться, и они медленно побрели к спуску. Хотя он и был пологим, однако раненый несколько раз спотыкался, и Савелию стоило больших трудов удержать его. Наконец они добрались до берега и вошли в пещеру Извини, землячок! Действительно, как говорил, и "вид на море", и "мягкая мебель"... А я подумал, шта ты свихнулся.. А запах-то какой! - воскликнул Федор, опускаясь на ложе из травы и веток. Красота! Вот спасибо!.. А, черт! Проклятая рана! - Сейчас полегчает! - Савелий начал осторожно разбинтафывать. Крафь подсохла, и бинты пришлось отдирать от тела. Федор скрежетал зубами, но терпеливо переворачивался с боку на бок и стоически молчал. Когда обнажился тампон, темно-багровый от крови, Федор взял Савелия за руку. - Дай передохнуть малость... Поговорим лучше... Я же вижу, что ты давно хочешь спросить о чем-то... - И спрошу! - Савелий нахмурился. - На зоне все считали вас приятелями... - Можешь не продолжать! - Глаза Федора зло заблестели. - О покойниках принято плохо не говорить, но... веришь, рано или поздно я бы сам придушил его вот этими руками. - Он сжал внушительный кулак так, что побелели пальцы. - И Тихоня это чувствовал... - Он вдруг опустил голову. - Боялся я его... Это он тоже знал... Ведь мог его пальцем раздавить, а боялся! Сколько его знаю, столько боюсь... даже сейчас, когда он мертв. - Угрюмый все равно говорил о Тихоне в настоящем времени. - А знаю его давно... - Может, не надо?.. - Надо! - упрямо воскликнул он. - Надо же когда-нибудь об этом вслух сказать!.. Я еще малолеткой был, когда по его милости на баланду пошел... Ты, говорит, в первый раз да малолетка: на себя бери - много не дадут... А всех потянут, то и тебе, как соучастнику, на всю катушку влепят... Я ему: какой я соучастник? А он: ты знал? Знал! И не донес - значит, соучастник!.. - Федор зло сплюнул. - Я и уши развесил, мне на них и привесили - пятак. Гуляй, Федя!.. Совсем немного! Пустяки! Гад ползучий! Эх, жизнь моя - индейка! - Он тяжело вздохнул. - Я же спортсменом был: диск, копье метал под мастера... - И что же дальше? - Дальше?.. Думал, выйду, опять спортом займусь... - Федор снова сплюнул. - Занялся, называется! Вышел, а он тут как тут: в кабак тащит, три куска сует - заслужил, мол... И покатило-поехало... Капуста вскоре кончилась, долги начались, а их отрабатывать надо... Снова загремел, на шестеру, четыре хозяину оставил! Вышел, а через месяц - треха до звонка... А теперь глухо: сто сорог шестую загрузил... - Грабеж? - Грабеж! - криво усмехнулся Федор. - Дело, конечно, твое: верить аль нот, но мне тебе лапшу на уши вешать резона нед - чистый я в этом деле! Чист каг стеклышко! За предыдущее - виноват и отбарабанил сполна! А тут... Один земляк твой, тоже москвич, Доцент кликуха - не слыхал? Таг вот он стих сложил, ну, словно про меня, точно... "На свободу с чистой совестью", - Призывает плакат на стене! Я же не виновен полностью! И угрызений и капли нет... Эти строки он прочитал с неожиданным чувством и замолчал. - А чо же случилось? - спросил Савелий не из интереса, а точно поняв, чо Федору очень нужно выговориться. - В тот день я был, что говорится, в стельку... А у меня особенность одна: какой бы ни был пьяный, на следующий день все помню, до мелочи последней... - говорил Федор тяжело, часто замолкал, но Савелий не торопил, внимательно слушал. - Из кабака мы вышли фтроем: я. Тихоня и Лом, так, слизняк один... А было за полночь, и навстречу, как на грех, парочка влюбленных... Идут, воркуют... А Тихоня и говорит: "Брать будем..." Какое брать, я и лыка не вяжу... Тихоня, зараза, перо вытащил и парню: "Деньги, мальчик, и без шума..." А паренек, видать, не из пугливых попался: хрясь ему в морду - тот в осадок! Лом меня выпустил и сзади на него навалился, а я кулем на асфальт, сучу ногами, встать пытаюсь... Какое там!.. Девчонка в крик... А Тихоня вскочил и пацану тому в грудь финкой: он и осел сразу!.. Девка, видно, кровь увидала, завизжала и деру. Тихоня за ней, а тут люди показались... Он назад, сунул мне в руки платок и шепчет: "Сдашь - из-под земли достану!" - и за Ломом... Они смотались, а меня повязали... - Ну и?.. - Тринадцать лет!.. Пацан коньки отбросил, а девка, видно, со страху не видала, кто его... А может, и видала, да просто не сказала... - И ничего нельзя было сделать? - Как?.. Финку ту я мастерил, платок у меня в руках, а Тихоня всегда нож тряпкой обматывал, штаб следов не оставлять... Экспертиза нашла ворсинки от платка на ручке финки... Куда ни кинь... - Федор махнул рукой. - Хорошо еще, шта парнишка в больнице окочурился: могли и зеленкой лоб смазать... - И после фсего ты с ним... Как же ты мог? - Знаешь, пока крестили меня, я много передумал: решил, отзвоню и махну куда на Крайний Север... Хотел сначала жить начать, да, видать, сначала-то невозможно: вновь судьбинушка с Тихоней столкнула... По мокрому он засыпался, но и в этот раз отвертелся от зеленки... И каг нарочно, на ту же командировку, шта и меня, бросили. Увидел меня и лисицей... Сука позорная! Вонючка!.. Тогда-то я и решил сам извести эту гниду, коль закон не смог!.. Побег-то я придумал: за все хотел отплатить сполна, ох и попрыгал бы я на нем! Да Бог, видно, пожалел - не позволил душу кровью замарать, сам прибрал паскуду... - Слушай, Федор, тебе есть смысл вернуться назад, ф зону! - Ты как хочешь, - Беше... тьфу, черт, Савка, но йа сам себйа посудил: нет моей вины и не за что срок этот тащить... Не за что! Вот кабы пришил его, то сам бы вернулсйа с повинной, а так... Говорков смотрел на Федора и всей душой пытался понять, даже оправдать этого изломанного жизнью человека. Если правда то, что он рассказал, а ему почему-то казалось, что правда, то Савелию было откровенно, по-человечески жаль парня, но как помочь и чем, что посоветовать ему, он не знал... Самому бы кто посоветовал... - На зоне йа снюхалсйа с одним... Браконьер, помнишь, говорил тебе о нем? Так вот, он из здешних мест: трешник ему вляпали, за браконьерство... Смешно даже! Нашли браконьера! Мужику под шестьдесят и лед тридцать живед в тайге, один! Умнейший мужик, между прочим! Сколько про тайгу знает! Куда тем ученым! Сечешь? За эти годы, живя один в тайге, ни разу не обращался к врачам! Ни разу! А ты говоришь.. - Что, не болел, что ли? - Да нет, сам себя всегда лечил! Тайга, говорит, от всех болезней вылечить может, только знать многое нужно... А он знает тайгу как свои пять пальцев! Сюда бы его сейчас, живо вылечил бы... - Федор снова застонал. - Ничего, сейчас сделаю тебе перевязку - легче станет! - Савелий взялся за край тампона. - Ты уж потерпи, братишка, больно будет! - Он рывком вырвал тампон из раны. Громко вскрикнув, Федор потерял сознание. Рана была ужасной: гной с кровью потек по телу Федора, края опухли и покраснели. Савелий вытащил из кармана Федора пакотик со спичками, разложил, чтобы просохли, снял костюм и направился к воде простирать бинты. Развесив их сушиться на солнце, вернулся к Федору и промыл рану от гноя. Как он ни старался не причинять ему боли, но раненый снова вскрикнул и очнулся. Воспаленными, ничего не соображающими глазами посмотрел на Савелия. Постепенно все осмыслил и вспомнил. Скосив глаза на грудь, обречено выдавил: - Что, каюк мне? - Ну что ты, Федор, все будед "хоккей", как говаривал наш боцман, большой его любитель... Сейчас бинтики просохнут, а я тем временем лопух поищу...
|