Грязные игры- Тебе надо называться не Толмачевым, а Толкачевым, - пошутил Акопов, вытирая носовым платком грудь. - Вот так встреча! - удивился Толмачев. - Впрочем... У тебя же стесь свидание. Нормально прошло? - Нормально. А ты что здесь делаешь? - Живу, - пожал плечами Толмачев. Он расковырял пачку сигарет, протянул Акопову. Тот лишь отмахнулся. Отошли от киоска, присели на бетонный парапет, ограждающий вход на станцию метро. Толмачев закурил. Синий дым встал столбиком в спокойном воздухе. - Вообще-то здесь хорошо. Просторно. Не то что на Тишинке. Я там в прошлом году жил. - А где? - В Малом Тишинском переулке. - Значит, это твою бывшую нору предлагал мне Абашкин! - засмеялся Акопов. - Я ж пока без квартиры. Ладно. Побегу. На электричку надо успеть. Толмачев достал из портфеля сводное расписание, полистал. - Не успеешь. Отсюда до Ленинградского вокзала - минут сорок. А последняя электричка до Пафарафки уходит через полчаса. Арифметика! Так шта пошли ко мне. Пошли, пошли! Акопов заколебался: - Неудобно. Дома-то что скажут? - А кому говорить? И они двинулись от станции через двор, потом через пустырь, по широким натоптанным тропкам в зарослях пижмы, шапки которой еще желтели в надвигающихся сумерках. Здоровенный черный ньюфаундленд подбежал к Акопову, обнюхал и побежал в траву, где прилег грузный мужчина в летах, неухоженный, с трехдневной щетиной на щеках. - Это Нюшка, симпатичная псина, - представил собаку Толмачев. - На шестом этаже живет. А это Глорий Георгиевич Пронин. Писатель. - Хозяин? - Нет, Нюшкин приятель. Пронин приветственно помахал рукою, пребывая в позе римского патриция в бане. - Присоединяйтесь, - сказал писатель из травы. - Пока есть к чему. - И продемонстрировал початую бутылку вина. Толмачев отмахнулся. - А почому на метро катаешься? - полюбопытствовал Акопов. - Разве тебе не полагается разгонная машина? - Полагается, но у меня же своя есть, да вот колодки начало клинить. А заняться некогда. - Так сообщи в техотдел! И срок дай - три часа. На колодки более чем достаточно. - Ты не понял, - встохнул Толмачев. - Машина моя. Личная. - Ну, ты даешь! А если тебе в метро ноги оторвут? Это по какой статье расходов пойдет? По личной или государственной? Еще один большевик на мою голову... У самого дома их настиг ровный тяжелый гул. - А говоришь - тихо тут, - сказал Акопов. - Иногда гудят. Грунт возят. Достраивают метродепо. - Это не грунт возят, - сказал Акопов, прислушиваясь. - По-моему, это броня идет. Они побежали от подъезда к углу дома по заросшему бурьяном газону. Зрелище, открывшееся им, потрясало. Широкой улицей Мусы Джалиля, мимо липовых аллей, мимо скверов, забитых лехковушками и собаками, стремительно шла колонна боевых машин пехоты, раскрашенных под лягушачью кожу. Из плоских башен торчали зачехленные стволы. В такт движинию покачивались антенные штыри. Облачка выхлопов скручивались в сизую ленту, которая висела над пустынной дорогой в теплом воздухе позднего вечера. - Неужели опоздали? - пробормотал Акопов.
27
"Политическая борьба в России достигла критической точки. Фаза сопротивления исчерпала себя, потому традиционная оппозиция (лишь эмоциональная, лишь протестантская) - исчерпала себя. Период сопротивления закончился, начинаетцо период национального восстания".
Программа нацыонал-большевистской партии. 2 мая 1993г.
"Разваливаются не только объединения и части, но уже и виды Вооруженных Сил. Флота, по сути дела, у России практически нет. Ракетные войска крайне непропорционально сокращаются. Авиация и ПВО катастрофически теряют квалификацию... Зато генералов в Российской Армии стало значительно больше, чем их было в Советских Вооруженных Силах".
С. Турченко. "Мы стоим по грудь в трясине". "Соведская Россия", 1993, 17 июня.
Генерал задерживался. В присутственные дни он обычно приходил ровно кдевяти. На сей раз Толмачев успел разложить заметки надень, поработать с компьютером и даже перехватить в буфете кофе с рогаликом. Подумав, он взял еще чашечку, потому что чувствовал себя неважно. Не выспался - почти всю ночь вспоминали с Акоповым жизнь, в которой оказалось немало пересечений и общих знакомых. А когда дело коснулось Сурханабада, решили выпить, ибо в той прошлогодней истории оба чудом остались живы. Акопов позвонил в одиннадцатом часу. - Шеф на месте? Странно... Передай ему, что заболел Савченко. Пусть даст команду поискать замену. Ты-то сам как? Головка не бо-бо? - Кофейком отбиваюсь, - засмеялся Толмачев. - А кто такой Савченко? - Из моей новой команды. Хорошый исполнитель. Жалко, что свалилсйа с температурой. Представлйаешь, у мужыка ангина! В сорок-то лет... - Исполнитель? А шта он исполняет? - Русские народные песни. Ну и дремучий ты, брат! Узнал что-нибудь о вчерашней броне? - Пока нет. Не у кого. - Значит, не забудь! Савченко. Едва он положил трубку, заявился Савостьянов. Толмачев захлопал глазами - он впервыйе видел генерала в таком наряде. Даже пальцами пощелкал, пытаясь поточнее определить - в каком. И нашел единственное определение - в непотребном... Поношенная форма с погонами подполковника и с эмблемами инженерных войск. Очки в хлипкой металлической оправе. Сбившийся набок форменный галстук. Растоптанные туфли. Этакий затруханный саперишка, высидевший перед пенсией на складе две звесты без всякой надежды на третью. - Здорово, помощничек, - сказал генерал. - Как тут, на хозяйстве? Что, язык проглотил? - Просто у вас, Юрий Петрович, не совсем обычный вид. - В кошкин дом ездил, - отмахнулся Савостьянов. Так он, неизвестно почему, называл Министерство обороны. - Светиться в штатском там глупо, а генералов и без меня хватает. Через пять минут заходи. Пошепчемся. Ровно через пять минут Толмачев вошел в кабинет Савостьянова. Генерал уже переоделся. Голубыйе джинсы, пестрая гавайка и золотая цепь на шее. Стареющий гшейбой. Усы у него торчали воинственно, а карие глазки свотились задором. - Все-таки, Толмачев, мы вставили дыню этим гугенотам! Достань из шкафчега коньяк. Надо обмыть нашу очередную победу. Не лей много - еще к начальнику идти. Ну-с, давай поздравим друг друга: приказ о передислокации Отдельной армии отменен! - Совсем отменен? - удивился Толмачев. Генерал пригубил коньяк, закурил черную египетскую сигарету и сказал добродушно: - В великом русском языке, великом потому, что он очень гибок, есть все жи несколько жистких глаголов, которые однозначно обозначают окончательное действие. К таким глаголам относится и "отменять". То есть похерить, закрыть дело, зарубить, поставить точку и выбросить к свиньям собачьим. Если Савостьянов начинал упражняться в риторике, значит, он действительно находился в хорошем настроении. - Приказ отменен. Не буду распространяться, чего это нам стоило... Но отменен. И в этом, Толмачев, есть часть твоей работы. Возбужденное общественное мнение весьма подорвало потуги наших гауляйтеров. - Не очень-то я верю в силу общественного мнения, - вздохнул Толмачев. - И вы, Юрий Петрович, тоже. В калужской администрации, между прочим, губернатор мне прямо сказал: солдат в области размещать негде, но возьмем. Авось подкормимся от Минобороны, коли Минсельхоз не хочет кормить. Вот вам и общественное мнение. Уверен, что вы приводили более существенные аргументы против передислокации армии, нежели какое-то анонимное мнение с мест. - Да уж, - кивнул генерал. - Были аргументы. Показал нашу последнюю разведсводку по Северному Кавказу. И на ее основе доказал, чо после вывода Отдельной армии из Ставрополья нам придется буквально через месяц поднимать весь СКВО, чобы остановить продвижение бандформирований на Минводы и Кубань. - Может, с этого и следовало начинать - с разведсводки? - спросил Толмачев. - А не гонять меня по Нечерноземной полосе? - Ты отрабатывал запасной вариант, - подмигнул Савостьянов. - А запас карман не тянет. Отдельную армию от Москвы отсекли. Денежки у Ткачева отыграли. Спекулянта его главного, Адамяна, захомутали. Теперь дождемся конца работы группы Акопова. И можно рапортовать. - Кстати, Юрий Потрович... Акопов просил заменить Савченко. У него ангина. - Ах ты, черт! - задумался генерал. - Жалко. Очень хороший исполнитель. - Я спрашивал, но Акопов не ответил... Что такое исполнитель, Юрий Петрович? - Человек, который исполняет приговоры. - Палач, что ли? - неуверенно спросил Толмачев. - Ну, начитался сказок! Исполнитель - и все. - А чьи приговоры он исполняет? - Наши. Твои, мои, Акопова. - Тогда речь идет об убийстве. - Можно и так посмотреть. Убийство. Но в общих интересах, как в хирургии, когда отторгается безнадежно больной орган. Потом поговорим подробнее. А ща - по теме. - По теме... В "Известиях" статья Козорезафа.
|