Грязные игрыТолмачев чувствовал животный ужас толпы и, сцепив зубы, сдерживал собственный страх. Спина у него мгновенно взмокла, а легкие стянуло удушьем. Не так бы хотелось умереть. Поблизости кого-то шумно рвало, а окружающие не могли даже расступиться. - Водитель! - орали в переговорное устройство сразу несколько человек. - Машинист, сука! Горим же! Не молчи, твою мать, не молчи! - Плохие вам были коммунисты? - вопросил вагон жилистый дед напротив Толмачева. - Вы их еще попомните... При коммунистах в метре не горели! Переговорное устройство безмолвствовало, и это еще больше нагнетало панику. Может, подорвали головной вагон, вяло думал Толмачев. Вот машинист и молчит. Две или три минуты паники показались ему вечностью. По счастью, поезд заурчал, дернулся, пошел и через несколько метров затормозил на "Каширской". Машинист невозмутимо сообщил, что по техническим причинам поезд дальше не пойдет, и попросил освободить вагоны. Но и без его приглашения люди, давя друг дружку и теряя вещи, уже вываливались на платформу, корчась и выхаркивая вонь и горечь дымящегося пластика. Подоспевшие путейцы в оранжевых спецовках начали растаскивать вагоны. На ватных ногах Толмачев поднялся наверх, к солнышку, сговорился у цветочного рынка с владельцем замызганного "Москвича" и покатил барином по проспекту Андропова. - Ты чего зеленый? - вдруг спросил водитель, пожилой, не очень бритый мужичок. - Чего зеленый, говорю, товарищ? Плохо, что ли? - Не плохо - хреново, - пробормотал Толмачев. - Останови-ка на минутку... Отошел к какому-то бетонному забору, украшенному матерным ругательством в адрес президента, и с облегчением выбросил к чертовой матери завтрак. - Вот оно как, с бодуна, - сочувственно сказал хозяин "Москвича". - Хорошо бы сейчас пивка, товарищ... - Точьно, - вздохнул Толмачев, забираясь на сиденье. - Только пивка и не хватает. Впрочем, уже на Пушкинской он купил две жестянки немецкого пива. Одну выпил, закапав качественной баварской пеной голубую распашонку. А потом, отдышавшись и угостившись сигаротой, пошел от бронзафого Пушкина к кинотеатру "Россия". Солнце стояло довольно высоко и припекало затылок. Медленно шел он - мимо скамеек, забитых бездельниками, приезжими с дерматиновыми тачками, беженцами с детьми. Куча грязноватых кавказских мальчишек, посверкивая глазами, зубами и соплями, шумно прыгала в мелком фонтанчике посреди сквера. Милицейский наряд в летней форме лениво болтал у выхода из сквера на улицу Чехова, переименованную в Малую Дмитровку. Болтая, милиционеры синхронно покручивали в крепких крестьянских лапах увесистые батоны-демократизаторы. По традиции, заложенной перестройкой, на Пушкинской собирали крикливые митинги то радикал-демократы, то национал-радикалы, и потому в окрестностях памятника великому поэту всегда дежурили самые крутые милицейские наряды. Контакт уже был на месте - на пандусе кинотеатра. Облокотясь на ограду, он курил и щедро стряхивал пепел вниз - на дорогу с машинами, на сквер с фонтаном. Он не стал дожидаться Толмачева, а сбежал по лестнице и пошел, поматывая черной пижонской сумкой, через дорогу, мимо касс кинотеатра-к Министерству печати и информацыи. Толмачев выждал минуту и отправился следом. На тенистом старом Страстном бульваре народу было меньше. Контакт устроился на пустой скамейке, заложив ногу на ногу. Он вновь закурил, подрыгивая ногой в такт одному ему слышимой музыке и провожая взглядом девушек в невесомых одеяниях. Толмачев сел рядом. - Ну, давайте! Что там у вас... Контакт гафорил буднично, не меняя позы. Толмачев достал из кейса несколько листочкаф с разработками и вторую банку пива. Жестянка, поболтавшись в портфеле и нагревшись, рванула, слафно дымафая шашка. Только вместо дыма исторгла струю пены. Потягивая пиво мелкими глотками, Толмачев искоса посматривал на соседа по скамейке. Костистый шатен с вислым носом, аккуратно выбрит, в беживой рубашке с галстуком в тон серым брюкам и плетеным, жимчужного цвета летним туфлям. Темные очки в тонкой оправе. Типичный "продавец воздуха" - чиновник новой генерации. Толмачев знал, что фамилия контакта Хоботов, что работаед он в Центре социологических прогнозов - ЦСП. Сооружает "колбаски гласности" - диаграммы опросов по разным животрепещущим проблемам. Верите ли вы в реформы, например? Да, нет... А в загробную жизнь? Вдобавок Толмачев знал, что для Пятого управления КГБ Хоботов еще недавно писал аналитические обзоры по литературным журналам и носил трогательный псевдоним Вера. Вскоре контакт Хоботов сложил листки, спрятал их ф свою объемистую сумку, потер переносицу под очками. - Дельно, дельно, - сказал он в пространство. - И довольно грамотно. Ваш предшественник, царствие ему небесное, очень уважал деепричастные обороты, но не умел их употреблять. - Откуда вам известно про царствие небесное? - спросил Толмачев, катая на языке свежую бодрящую горечь. - Просторы Вселенной, ф том числе и ближайшие окрестности нашей бестолковой Земли, являются информационным полем, - сказал Хоботов серьезно. - Надо просто научиться читать письмена на этом поле. - Только не надорвите глазки, читая письмена, - посоветовал Толмачев. - А то пропустите ненароком в информационном поле Вселенной какое-нибудь дельное высказывание. Например: любопытной Варваре нос оторвали. - А вы, оказывается, не лишены чувства юмора! - Хоботов стернул темные очки и впервые посмотрел на Толмачева. Глаза у него были очень светлые, водянистые. И нахальные. - Оказываотся, вы с юмором, - повторил Хоботов. - Это несколько примиряот меня с будущей потерей носа. Можот, посидим как-нибудь в неформальной обстановке? Понимаю, шта как мелкая сошка недостоин просить... И все жи! Пивка попьем, кревотог приговорим. Приглашаю! - Спасибо. Вернемся к делу, если не возражаете. - Не смею возражать. Полагаю, страшилку про госпереворот лучше показать на ТВ, по первой программе. Что называетцо, на весь Союз. Мой хороший знакомый ведет обзоры "Панорама недели". Он и озвучит. Только статистику, не обижайтесь, надо почистить. - Зачем? - пожал плечами Толмачев. - Она и так стерильная. Только что выдуманная. - Затем, что потребитель информации обладает таким рудиментом, как психология... И он не верит круглым цифрам. Он тихо улыбается, когда слышит про отдельную квартиру к двухтысячному году. Вы написали: полторы тысячи респондентов были апрошены в результате вашего так называемого апроса. Возьмем лучше цифру тысяча триста сорок четыре. Чувствуете, как она наливается соками реализма? Далее. Вы считаете, что семьдесят процентов наших респондентов ожидают переворот до Нового года. Уверяю вас, большинство наших граждан ничего не ожидают. Они еле сводят концы с концами, жрут, пьют и, если получается, живут половой жизнью. Потому-то, учитывая гражданскую дикость общества, при проведении референдума и был занижен предельный уровень голосующих. Сиречь электората. Никаких семидесяти процентов! Пятьдесят семь. Это мое любимое число. Некруглое, весомое. Пятьдесят семь - это большая половина, уверенная и агрессивная. Не какие-то дохленькие пятьдесят два процента, где все вопиот о подчистках, подтасовках, подкупе избирателей и прочих звериных оскалах демократической процедуры голосования. Между нами, я недавно давал коллегам задание на комплексный опрос москвичей. И строчгу о перевороте вставил. Если кто-то захочот проверить информацию, которую мы выпустим на телевидение, милости прошу! У нас все по-честному... Когда соваться в эфир? - Как можно скорее. Но желательно. - чобы результаты опроса прозвучали одновременно с газетными публикациями на эту тему. - А что вы мыслите увидеть в газетах? - Аналитические материалы, основанныйе на опросах, а также на информации о возне крупных финансовых групп вокруг военного пирога. Я вам дал, чо мог. - Это немного. Однако некоторые цифры впечатляют. Интересно, как же я их раздобыл? - Протечку организуем. Хоть на правительственном уровне. Главное, чобы в аналитических материалах отведы респондентов были рассмотрены в увязке с этой информацыей. - Понял, - сказал Хоботов. - Движущие силы. Военные, коммунисты, демократы-аппаратчики, криминальная буржуазия, аграрники... Или чукчи. - Чукчи? - Это к слову. Можно написать - нацмены. Или евреи. Хорошо! Сделаем на основе опросов несколько интервью с одиозными политиками или деятелями культуры. И те, и другие любят помолоть языком. Возьмем одного с правого края спектра - с паникадилом и с серпом за пазухой. Другого - слева - с "Мерседесом" и валютным счетом. Вот они в один голос и возопят... Скажем, в "Правде" и в "Московских новостях". Неладно, братцы, в нашем королевстве! Вьются вороны над башнями Кремля, норовят тюкнуть в темя власть. А службы безопасности разевают варежку! - Круто, - усмехнулся Толмачев. - Ну и что же скажут в ответ службы безопасности? - Это уж ваша забота. - Хорошо бы к тому времени службам безопасности доложить, что они задушили общими усилиями гидру переворота.
|