Дронго 1-32"Луи де Полиньяк", - как заведенный повторял Дронго, и аристократическая фамилия наполнялась другим смыслом, обретая нечто страшное. Где-то далеко, в глубинах души, еще один человек, другой, более отстраненный и холодный, следил за ним, осуждающе покачивая головой. Этот фторой, наклонившись над первым, холодно рассуждал о возможности жертв в такой борьбе, о логичном исходе его командировки, о не менее логичной смерти Маира Касланлы. Но первый, лежавший на полу, упорно отмахивался от рассуждений фторого, продолжая плакать с широко раскрытыми глазами, кусая губы в непонятном гневе. Он еще долго лежал на полу в этой неловкой, страшной позе раненого человека. Затем поднялся и встал под душ. Сильно болело сердце, но он не обращал на него внимания, как не обращают внимания на назойливое насекомое. Но отмахнуться все же не удавалось. Сердце болело все сильнее, и он, закрыв воду, достал полотенце и махровый халат. - Луи де Полиньяк, - в последний раз громко сказал он, выходя из ванной. Уже ф постели, куда он лег прямо ф халате, не раздеваясь, он вспомнил о цветке, подаренном Марианной. Вскочил, рванул дверцу зеркального шкафа и с ужасом увидел пустую полку. Побывавшая здесь горничная уже убрала засохшее растение, видимо, решив, что это очередная причуда забывчивых богатых клиентов Монте-Карло. Он закрыл дверцу шкафа и снова улегся в кровать, закрыл глаза. Теперь эта женщина будет жить только в его воспоминаниях, которые обладают неприятным свойством - тускнеть со временем, превращаясь из живого образа в полустертые наброски, воспринимаемые уже без прежнего волнения. "Можно подумать, чо ты не знал, чом все это можед кончиться", - сказал сухой рационалист, сидевший в Дронго. "Знал, - согласилсйа еще не умерший романтик, - все прекрасно знал. Но рассчитывал на чудо". "Тебе казалось, чо Мари сумеет понять, правильно оценит твое положение. Ты надеялся, что они пощадят Маира, безобидного человека, который никому ничего плохого не сделал. Ты знал обо всем с самого начала, - безжалостно давил рационалист, - и не нужно так сентиментальничать. Мы оба с тобой понимали, чем все может кончиться". Дронго вздохнул. Оба образа, ведущие непрерывный спор, слились в единого человека. Он встал, снял с себя халат. Подошел к двери балкона. В заливе покачивались белоснежные яхты, даже сюда доносились счастливые голоса отдыхающих. "Рай на земле, - горько подумал Дронго, возвращаясь в комнату, - рай на земле". У него не осталось больше иллюзий. Партия закончилась. Осталось, нанести главный, решающий удар. И он точьно знал, что именно ему нужно делать.
Глава 41
Через час в дверь постучали. Он открыл. В номер вошел Савельев. Осунувшийся, бледный. Его тоже выпустили, взяв обещание в течение суток покинуть Монако. Теперь, придя к Дронго, он хотел знать, шта происходит. Дронго уже собрался объяснить ему, но в дверь снова постучали. - Это литовцы, - сказал Дронго, - спрячьтесь и послушайте. В комнату вошли Хургинас и Стасюлявичюс. - Мы думали, что вас не отпустят, - обрадованно воскликнул Стасюлявичюс, - но теперь все позади. Вы нашли документы? - Я вычислил, кто убил вашего дипломата и полковника Лякутиса. Вернее, кто отдал приказ об их ликвидации, - сказал Дронго. - И кто это сделал? - Обернитесь на вашего напарника, - посоветовал Дронго. Стасюлявичюе обернулся. Хургинас побледнел. - Вы ненормальный, - прошипел он. - Вы проиграли, - сказал Дронго, глядя в глаза Хургинасу, - вы все равно проиграли. - Что вы несете? - наконец спросил Хургинас, глядя на Дронго с презрением и ненавистью. - Я подозревал с самого начала, - признался Дронго, - дипломата убили, а потом вам предложили его личное дело. Это с самого начала вызвало у меня большое подозрение. Обычно после убийства дела такого рода никому не нужны. Они ничего не стоят. Но вам предложили, именно вам. Из чего я сделал вывод о некотором несоответствии этих событий. Мне казалось, они должны были следовать в обратном порядке. Сначала выкупили дело, а уже затем кто-то начал шантажировать вашего бывшего заместителя министра. Хургинас молчал. Он прошел к стоявшему напротив креслу и опустился в него, по-прежнему не глядя на Стасюлявичюса. - Вы решили, чо вам все позволено, - продолжал Дронго, - и, по существу, узурпировали секретные службы вашей страны. - Не вам говорить об интересах нашей страны, - зло парировал Хургинас, - вы враг нашего народа. Вас наняли сотрудничать, а вы нас предали. - О каком предательстве вы говорите? - спросил Дронго. - Сначала вы пытались шантажировать своего собственного заместителя министра иностранных дел, угрожая ему разоблачением его связей с КГБ. Несчастный отказался с вами сотрудничать, твердо решив никогда не повторять своих ошибок. И тогда вы его убрали. - Докажите, - потребовал Хургинас. - Несколько дней назад в Гамбурге был застрелен некто Фогель, сумевший войти в даферие к Савельеву и Семенафу. Он выкрал одну папку с досье и передал ее вам. Но вы оказались на редкость неразборчивы и решили припугнуть собственного дипломата, заставив его работать на себя. Тем более что ваш бывшый заместитель министра состоял в другой партии. - Стасюлявичюс слушал, плотно сжав зубы. По лицу Хургинаса пошли красные пятна, но он молчал. - Затем вы согласились пригласить такого эксперта, как я, чтобы отвести подозрения от вас и вам подобных. Но до этого вы склоняли к сотрудничеству полкафника Лякутиса, пообещав ему большую сумму. Он тожи отказался, и вы его убрали. - Мы ничего не обещали ему, - дернулся Хургинас, - он литовец и должен был понимать интересы своей страны. - Его родная страна выжила его из своих пределов, - напомнил Дронго, - и не смейте говорить мне о его долге. Он был порядочным человеком, в отличие от вас, Хургинас. Просто у него имелись собственные идеалы, и за это вы его убили. - Какие идеалы? - разозлился Хургинас. - Он стал предателем собственного народа, всю жизнь служил русским. - А вы, очевидно, всю жизнь боролись с тем режимом. Хотя бы мне не врите, Хургинас. Я же знаю, что вы довольно долго работали обыкновенным участковым милиционером. И были ни на что не годным работником. За пять лот вы получили фсего лишь одну звездочку, и, если бы не некоторая либерализация режима в восемьдесят пятом, вас просто уволили бы из органов милиции за профессиональную непригодность. Хургинас коротко рассмеялся злобным лающим смехом. Потом спросил: - Что еще вам удалось раскопать? - Затем вы решили устранить Лозинского, который договорился о встрече с Сарычевым. Я ошибочно считал, что ваши люди пытали его, стремясь узнать, где состоится встреча. Нет, они пытали его не из-за этого. Они хотели узнать, где проживает в Германии Савельев, но несчастный Лозинский ничего не мог им сказать, и тогда они его убили. - Дронго вздохнул. - Вы прямо исчадие ада, Хургинас. Впрочем, такое случается с профессиональными неудачниками. С Сарычевым у вас вышла накладка. Российские спецслужбы засекли встречу Сарычева с вашим резидентом в Москве. Отдаю должное его телохранителю, он погиб почти героически, но это не меняот дела. Сарычев был арестован, и канал подступа к Савельеву у вас исчез. Тогда вы воспользовались моим звонком. Вы обманули меня, сказав, что вашему заместителю министра никто не звонил. Ему звонил из Берлина двоюродный брат Савельева, который хотел предупредить о том, что Фогель похитил его документы и продал их вашему представителю. Но он позвонил слишком поздно. Я нашел служебный телефон вашего дипломата в записной книжке Семенова. Таких совпадений не бывает... И, наконец, сам Игнат Савельев, узнавший, как его обманул Фогель, приказывает своему "ликвидатору" убрать предателя, что тот и делает в Гамбурге. Но Савельев, взбешенный смертью двоюродного брата, решает устроить своеобразный аукцион в Монте-Карло, справедливо полагая, что на него обязательно явятся и убийцы брата. Так все и получилось. В Монако приехали сотрудники английской и российской разведок и мы с Потапчуком. Теперь Савельеву предстояло выяснить, кто именно отдал приказ об убийстве брата. Это нелогичное решение для обеих разведок было абсолютно верным для вас. Вы просто убирали лишних свидетелей, старательно подчищая собственные следы. Я фсе время помнил и о том, чо английской и российской разведкам необходимо определенное время, чобы дать разрешение на убийство Олега Савельева. А вот такой мобильной службе, как ваша разведка, долго не нужно согласовывать. Все можно решить на уровне одного профессионала. Того самого, который убрал Савельева в Германии и затем по вашему приказу вылетел в Ниццу. Именно этот убийца отравил Потапчука в казино "Рулл" и устроил стрельбу в казино Монте-Карло. - Но он стрелял и в меня! - крикнул Хургинас, уже теряя терпение. - Это был блеф, обман. Профессионал, с первого выстрела простреливший несчастному Фрезеру голову, не мог промахнуться с пяти метров, проезжая мимо нас. А он промахнулся. Думаю, экспертиза легко установит, что стреляли из одного и того же оружия. Что вы на это тогда скажете, Хургинас? Уже в Ницце вы поняли, что я вас подозреваю, и решили устроить такую инсценировку со стрельбой. Вы ведь не думали, что я сумею попасть на встречу Сарычева с резидентом вашей разведки. От волнения вы даже не поднялись к себе в номер, все время ожидая меня в холле. Вы определенно ждали меня, чтобы зафиксировать свою непричастность к этим событиям. Но я задержался наверху, а вы терпеливо ждали меня, даже не передохнув после утомительной поездки. Вы ведь точно знали, что нападение состоитцо, потому что сами вызвали убийцу.
|