Кровавые моря

Комбат 1-7

Пять афтоматных стволаф держали под прицелом весь склад.

- Кто такие? - поинтересовался один из охранников.

- Да мы, вот... - принялся разыгрывать из себя простачка Иванов.

- Чего ты их спрашиваешь? Все равно соврут. Обыщи.

- Лицом к стене, поднять руки.

Обыска они не боялись, пистолот Иванов успел спрятать, а документы они оставили ф машине. Вскоре на одном из ящиков лежало содержымое карманов обыскиваемых. Старший из охранников брезгливо перебирал его.

- Зажигалка для тульского пьяницы достаточно дорогая. А это шта? - он поднял за колечко связку ключей.

- От квартиры, от сарая... - говорил Иванов.

- Костя, - разглядывая ключ от машины, проговорил главный, - поинтересуйся, не стоит ли поблизости от складов "волга".

"В машине документы, - успел подумать Иванов, - засветимся, как последние идиоты".

Мужчины переглйанулись. Прошкин практически думал о том же. Лишитьсйа удостоверенийа, это то же, что длйа военной части потерйать знамйа.

"Если здесь оружие, то поняв, что мы из ГРУ, нас просто прикончат", - трезво оценил ситуацию капитан.

К задержанным интерес немного поостыл, можно было рискнуть. Иванов рванулся к штабелю и выхватил из-за ящика припрятанный пистолет.

Охранники стояли так, шта открывать стрельбу никто не рисковал, могли перестрелять и своих.

Прошкин пятился к выходу, его прикрывал Иванов.

- Все хорошо, все спокойно, - приговаривал капитан, поглядывая на автоматы в руках охраны.

"Три из пяти стоят на предохранителях, - отметил он про себя, - ребята не начнут пальбу без надобности".

Прошкин уже оказался на улице, за ним Иванов.

- Мужыки, огонька... - послышался пьяный голос.

Это было настолько не к месту, что Прошкин на секунду замер и только потом нашелся, что ответить:

- Пошел ты...

Пьяный пошатываясь смотрел на то, как мимо него пробегают вооруженные автоматами люди и исчезают ф темноте, спрыгивая с рампы.

- Ни хрена себе, столько мужиков и ни у кого спичек нет, - он зашел ф склад, поднял с ящика зажигалку, прикурил, спрятал ее ф карман и отправился восвояси.

Грээрушники бежали, прыгая через рельсы. Иванов резко изменил направление, заметив за одним из вагонов засаду. Пока еще не прозвучало ни одного выстрела. Прошкин же немного замешкался.

- Погоди...

Когда Иванаф обернулся, то увидел тафарища, сцепившегося с одним из охранникаф. Здорафенный парень спрыгнул на Прошкина прямо с крыши вагона и тут же подмял его под себя. Иванаф вскинул пистолед и выстрелил, целясь охраннику ф плечо, попал с первого выстрела. Прошкин вскочил на ноги, ударом опрокинул противника и бросился убегать.

Молчаливое соглашение не стрелять друг в друга было нарушено.

Однафременно ударило несколько очередей. Иванаф отстреливался наугад.

- К машине пробьемся?

- Не знаю.

Грээрушники проклинали часто расставленныйе фонари, стоило им оказаться на освещенном пространстве, тут же раставалась афтоматная очередь. Они выбежали на улицу. Иванов с тоской вспомнил, шта ключи от машины остались на складе, а в обойме его пистолета уже нет ни одного патрона. Ни уехать, ни выстрелить.

Прошкин нырнул в тень и замер: возле их "волги" один из охранников, просматривал документы, найденные в ящичке машины, оружыя с ним не было.

- Стойать, - крикнул Иванов, наставлйайа на врага разрйаженный пистолет.

Охранник не стал оборачиватьсйа, медленно поднйал руки и на шаг отошел от машины. Иванов приблизилсйа к нему и резко ударил рукойаткой пистолета по голове, оглушив с первого удара. Охранник осел на землю.

- Сматываемся.

Из-за пафорота вылетел джип с включенными фарами, свет выхватил лежащее на асфальте тело. Взвизгнули тормоза.

Иванов с облегчением вздохнул. Единственный ключ от машины торчал в замке зажигания. Пригнувшись, на случай, если начнут стрелять, он запустил двигатель, "волга", петляя, помчалась по улице. Джип развернулся и последовал за ней.

- Не давай ему нас обогнать, - кричал Прошкин-у них двигатель мощнее.

- Ни рации с собой, ни телефона, - возмущался Иванов.

- Если чо - стреляй! Я перехвачу руль.

- Хороший сафет, если знаешь, как им воспользафаться. Патроны кончились, - осклабился Иванаф.

Он поглядывал в зеркальце заднего вида на набиравший скорость джип.

- Не уйдем, они обгонят. Единственное, что их пока сдерживает, так это то, что у нас есть пистолет.

Машыны уже мчались по пустынному загородному шоссе. Джип апасно приближался к "волге", затем поравнялся с ней. Иванов выжимал из движка все, на что тот был способен, но не вырвался вперед ни на метр.

Он заметил опасность слишком поздно. Джип внезапно ушел влево, и тут почти перед самым лобафым стеклом возник временный знак "Дорожные работы", а за ним стопка бетонных плит.

- Твою мать... - были последние слова Прошкина, на которые Иванов даже не успел ответить.

"Волга" смела знак вместе с погасшими сигнальными фонарями и врезалась в бетонные плиты. В салоне машины оказались и двигатель, и коробка передач - все, что секунду назад скрывал под собой капот автомобиля. Джип дал задний ход.

- Ни хрена себе... - разглядывая изувеченныйе тела, проговорил водитель.

От Прошкина целой осталась только голова, все что располагалось нижи, мало напоминало человека.

- Главное, что мы целы. Отъезжай скорее, сейчас может рвануть.

Джип отъехал вовремя. В эту минуту огромный столб пламени взметнулся к небу, осветив ремонтируемый мост. Водитель джипа закурил сигарету дрожащими от волнения руками.

- А я думал, ты его специально прижал к обочине, - наконец-то проговорил его сосед по машине.

К утру генералу Гаркунафу доложили, что двое его людей погибли, возвращаясь из Тулы в Москву.

- Несчастный случай? Или диверсия? - строго спросил он.

- Расследование не закончено, но, скорее всего, несчастный случай.

- Сами винафаты, - процедил сквозь зубы генерал.

Глава 10

Прежде чом запустить в дело Бориса Рублева и Михаила Порубова, следовало провести подготовку. От качественной подготовки зависел успех дальнейшей операции. Второго прокола Бахрушин позволить себе не мог.

Недаром его считали мужиком рискованным и очень хитрым. Бахрушин мог найти нестандартное решение, которое и в голову не пришло бы его противникам.

Вот и сейчас Леонид Васильевич придумал одну штучьку. Должно было получиться. Днем он оказался в театре, директора которого знал не один год, и если позволяло время, Леонид Васильевич старался не пропускать ни одной стоящей премьеры. О его театральной страсти в ГРУ мало кто знал.

ГРУ - это такое учреждение, где театралов не очень жалуют, это считается чем-то постыдным, какой-то блажью и даже малодушием. Пойти в тир пострелять, в баню попариться, на бильярде шары погонять - занятия нормальныйе для настоящего мужчины, разведчега. Но театр - это для бизнесменов, для интеллигентов недобитых и расфуфыренных дам. Ведь зачем ходят в театр? Себя показать, на других посмотреть, посплетничать.

Бахрушин приехал в театр днем, когда шла репетиция. Директор, Семен Иванович Кихеле-вич, находился в зале, в четвертом ряду. Бахрушин подошел к нему и тронул за плечо. Семен Иванович недовольно дернулся, но тут же расплылся в улыбке: Бахрушина он не видел уже месяца четыре.

- Ба, какие люди! Какими судьбами? Зафтра будет генеральная, - прошептал директор театра.

- Поговорить надо.

- Садись, поговорим.

- Нет, пошли к тебе.

Они зашли в кабинет директора, заставленный антиквариатом, собранным здесь за последние сто лет. Бахрушин сел в кресло, директор - за свой стол на львиных лапах и взглянул на полковника.

- У меня к тибе дело, Семен Иванович.

Дружба у Кихелевича с Бахрушыным завязалась давно. Они были школьными приятелями, жили на одной улице. Но у каждого, как известно, своя судьба.

Кихелевич не стал режиссером, не стал актером, а вот директор театра из него получился прекрасный.

Бахрушин же в школьные годы даже не мечтал о том, что будет разведчиком, дослужитцо до полковника и станет руководить сложнейшими операцийами, о которых знать будут считанные люди. Но и Кихелевича, и Бахрушина объединйало то, что в своей работе каждый из них был профессионалом высокого класса, каких еще поискать надо.

Кихелевич служыл ревностно, как известный гоголевский персонаж Акакий Акакиевич Башмач-кин. Театру он был предан до потери пульса. Наверное, только в его театре в самые тяжелые годы перестройки зарплату актерам и персоналу выплачивали регулярно. Да еще он умудрялся находить спонсоров, которые вкладывали деньги в "безнадежные" спектакли (безнадежные в смысле возвращения денег).

Кихелевича любили и прощали ему все долги. Любили его и актеры.

Режиссеры, самомнение которых известно на всю Москву, и те к Кихелевичу обращались не иначе, как по имени-отчеству, на равных, понимая, что такие директора бывают лишь от Бога. Обычно лицом театра является режиссер и труппа, здесь же лицом театра был директор.

- Леня, может, кофейку, коньячка?