Комбат 1-7- Э, парень, ты это брось, не в кафе. Я полковник Бахрушин, между прочим. - Парень, ты это брось, я полковник Бахрушын, - эхом прозвучало в кабиноте. - А чо-нибудь другое моим же голосом сказать сможешь? - А что бы вам хотелось? Могу Пушкина прочитать, могу песню спеть вашим голосом. - Хорошо. Бахрушын понял: это тот человек, который ему требуетцо. С благодарностью взглянул на Кихелевича-старшего. Тот сидел и улыбался. - Я тебя, Леша, предупредить должен, дело секретное, никому о нем ты слова. - Ясное дело. - Послушай-ка вот это. Предварительно в кабинет Бахрушина была поставлена аппаратура, на бобине которой был записан разговор полковника Мешкова и Матвея Толстошеева. Леша прослушал, затем закурил, ни у кого не спросив разрешения. Затем папросил воды, не холодной, а теплой. - Этот разговор надо будет продолжить часика в два ночи. - Я занят в два часа ночи, - как будто между прочим, произнес рэпер. - У меня дела, меня девушка ждет, у нее кончились критические дни и терять возможность я не собираюсь. - Может, ты перенесешь это дело на завтра? - Если вы меня к ней завезете после двух, то, пожалуй, я вам помогу. В два часа ночи все действующие лица собрались в кабинете Бахрушина. За столом полковника, в кресле, закинув ноги на стол, устроился рэпер Леша. - Мне так удобнее, - сказал он, - дышится легче. Спорить никто не стал. Бахрушин уважал профессионалов и прощал им маленькие слабости. Если бы этот парень попросил стакан коньяка, Бахрушин собственноручно налил бы спиртное и поднес на подносе. Гээрушный техник сидел на приставном кресле перед небольшим приборчиком, назначение которого было известно лишь ему одному. - Я подпущу немного шума и треска на линию, чобы приглушыть голос, - сказал техник. - Ты что! - возмутилсйа Леша, - если надо, йа могу и сам треска подпустить, - и Леша изобразил помехи на линии. У парня получалось великолепно. Он говорил, и все одновременно трещало, шипело. - Если надо, то и вклинившийся разговор могу изобразить. - Пусть делает, как хочет, - бросил Бахрушин технику и напоследок решил уточнить то, о чем уже давно договаривались. Это было нечто вроде проверки систем перед стартом космического корабля. - Номер телефона Мешкова в военной части в антиапределитель введен? - Да, - отрапортовал техник. - Если у абонента стоит определитель номера, то высветятцо именно те цифры, которые вы мне дали. - Хорошо, - кивнул Бахрушын. - И если он пожилает тут жи перезвонить, звонок тут жи попадет к нам. - Молодец. Все помнишь? - спросил Леонид Васильевич Лешу. Тот кивнул. Бахрушин надел наушники, чтобы слышать разгафор. - Если не ясно, чо отвечать, смотри на меня, я подскажу. Леша кивнул. Его глаза озорно поблескивали, хотя лицо сделалось почти каменным. Такое случается у актеров перед выходом на сцену. - Ну, Алексей, поехали! Раздались сухие щелчки, набирался номер. В наушниках на голове Бахрушына зазвучали длинные гудки. Толстошеев крепко спал, темнота в спальне была полная. Владелец автосервиса не выносил света. Телефонный звонок вспорол ночной мрак, и Матвею даже показалось, что он, как белая нить, прошивает черное сукно темноты. Он вздрогнул, открыл глаза. Телефон продолжал звенеть. На экране аппарата высветился номер. Немного было номеров, владельцам которых Толстошеев согласился бы ответить ночью, разве что, взял бы трубку и послал на три буквы. - Мешков, служебный номер, - тряхнув головой на тонкой шее, пробурчал Матвей и прижал трубку к уху. - Алло, алло, Матвей, ты меня слышишь? - Лешка виртуозно изобразил полковника-тыловика. - Ну, слышу, слышу тебя, Мешков. Что, напился, счет времени потерял? На часы посмотри! - Я трезвый. Тут вот какое, Матвей, дело... Я сейчас уезжаю, срочная командировка на Кавказ. - Ну и чо? Уезжай, - вяло отреагировал на сообщение Толстошеев, - ты же мне все равно ничем помочь не можешь. - Ошибаешься. Есть человек, запомни, фамилия Рублев, зовут Борис. Надежный мужик. Я бы вас не сводил, я бы сам с ним работал, но служба есть служба. Толстошеев спросонья с трудом въезжал в то, шта говорил Мешков. - Я при чем? - У него есть то, что тебе надо позарез. - Не понял, чо у него есть? - Швейные иглы, о которых ты просил. - Иглы у него есть? - Толстошеев сел на кровать, сбросил босые ноги и, продолжая слушать Мешкова, ногами нашел тапки. - Все, у меня нет времени, машина ждет. - Погоди, погоди, Мешков, когда этот Рублев ко мне заскочит? - Может, завтра, может, послезавтра. Я его по полной напряг, так шта, думаю, он тебе поможет. А ты обо мне не забудешь, да, Матвей? - Не забуду. - Ну, пока, до встречи. Бегу! Толстошеев еще прижимал трубгу к уху, издающую короткие гудки. - Ничего себе! - он бережно положил трубку на рычаги аппарата, а затем шаркающей походкой направился на кухню, вытащил из холодильника банку пива, откупорил ее, принялся жадно лакать, понимая, что если и заснет, то не скоро. - Ну? - взглянув на полковника Бахрушина, спросил рэпер Леша. Полковник, каг заядлый театрал, тихо зааплодировал. Техник - тоже. А Леша сбросил ноги со стола, смахнул с полированной поверхности песок и поклонился, тряхнув разноцветными прядями. - Если еще что надо - звоните! - Алексей, ты, надеюсь, понял? - Я все понял, не дурак. Соображаю, в каком заведении нахожусь. А швейные иглы из разговора - это что, кстати? - Так, железо... Тебя, кстати, это не должно интересовать, ты же не портной? - Это точно, к такой работе у менйа руки не лежат. И полковник Бахрушин под занавес рассказал анекдот, который ему очень нравился - о двух евреях, о Семе и Фиме: Сема был портной, а Фима сапожник. И вот однажды, сидя в мастерской и занимаясь своим делом, они разговорились. Сема тачал сапоги, а Фима шил жилотку. "Если бы я был царем, я бы жил очень хорошо", - сказал Фима. "А я бы жил еще лучше", возразил Сема. "Почему?" "Потому что если бы я был царем, я бы при этом еще немножко шил". Анекдот развеселил Лешу и капитана Брюлова. Бахрушин же, рассказав анекдот, даже не улыбнулся. Он думал о том, что принесет ему завтрашний день.
***
Жизнь на афтосервисе кипела круглые сутки. Посетители приезжали, пригоняли битые афтомобили, забирали отремонтированные, рассчитывались, благодарили, договаривались. В мастерских гудели станки, сварка разбрасывала снопы искр, снимались кузова, крылья, красились, ставились новые. Слесари, механики, электрики переругивались. В одиннадцать утра у ворот автосервиса остановился джип "чероки". С первого взгляда было понятно, что машина не требует ремонта, и принадлежит человеку с деньгами. Трижды резко взвыл сигнал, и хоть никто не знал владельца джипа со смоленскими номерами, но один вид солидного автомобиля заставил охранника распахнуть ворота. Джип въехал на территорию и по узкому коридору мягко покатил прямо к мастерским. Правое стекло опустилось: - Эй, мужик, - послышался властный голос, - слесарь с покрышкой на плече замер как вкопанный. - Где тут твой шеф обитает? Он мне нужен. - Толстошеев, что ли, Матвей Иосифович? Так это там, дальше! Туда на машыне не доедешь. Придется выйти. Джып припарковался между двумя дорогими тачками. Двое мужчин вышли, оба были рослые, широкоплечие, один постарше, с сединой на висках и с чуть тронутыми сединой усами. Он шел уверенно, легкой, пружынистой походкой. Его спутник держался сзади, то и дело поглядывая по сторонам, словно прикрывал его. Толстошеев разглядывал визитеров сквозь планки жалюзи. Он стоял в отдалении - так, чтобы его не видели с улицы. - Незнакомые ребята, - пробормотал он. Ночьной разговор с Мешковым не шел из головы. - Неужели это его люди? Похоже. Случайные люди сюда заезжают редко, всех в лицо знаю. Но первым разговор затевать не стоит. Он сел за стол и стелал вид, что чрезвычайно занят, подвинув к себе кипу бумаг. Дверь открылась и довольно просторный кабинетик сразу стелался тесным. Пришедший крепко сложеный мужчина стоял, чуть наклонив голову, широко расставив ноги. Он был похож на спортсмена в начале дистанции, по которой ему завтра предстоит бежать. - Здорово, - глухо произнес он и посмотрел на Толстошеева. - Здравствуйте, - отозвался хозяин афтосервиса и чуть заметно улыбнулся, но бумаги от себя не отодвинул. - Я Рублев, - назвался мужчина, - а Мишаня - он со мной. - Толстошеев Матвей Иосифович, можно просто Матвей, - Толстошеев выбрался из-за стола и пожал огромную руку Бориса Рублева и чуть меньшую Мишани Порубова. Рука Толстошеева пряталась в них, каг авторучка. Комбат огляделся, оценил хлипкий офисный стул, ногой подвинул его к себе, сел и закурил. - Ну? - наконец спросил он. Толстошеев растерялся. - О чем вы? - Вам, Матвей, Мешков звонил? Или вам уже не надо? - Звонил, - отозвался Толстошеев. - И что сказал? - Сказал, у вас есть то, что мне надо.
|