Проигравший получает всеНовороссийская улица дом 15, квартира 95, - заговорил Вася как по-писаному. - Квартира однокомнатная. Видимых повреждений входной двери, замков и приоконных запоров нет. Осмотр производился в 11 часов 30 минут, при естественном .a"%i%-((. Комната прямоугольная, примерно шесть с половиной на четыре метра. Снабжена балконом, который пребывал в открытом состоянии... - Ладно, рассказывай ты по-человечески! - Ну что рассказывать?.. - сменил тон Вася и вздохнул. - Мамаша этого Полуянова позвонила около десяти утра по "02". Она живет не с ним - приехала ему суп варить. Открыла своим ключом - сыночек должен был к тому времени уже на работу уйти. Входит она, значит, - сыночька нет, зато на его диване лежит труп убитого...Точнее женщины...Еще точнее гражданки Климовой-не-помню-как-дальше, 1982 года рождения, временно не работающей... Без следов одежды и признаков жизни... Вася вздохнул. Я понимал природу его цинизма. Даже сыщикам тяжело привыкнуть к виду мертвого человека. Тем более - человека молодого и вчера еще полного сил, надежд и любви. Заглушить неприятное чувство от этого зрелища можно только юморным, конечно. - А как вы установили, что девушка - это именно Климова, 82-го года рождения и так далее? - А она в том же доме живет. То есть - жила... Через полчаса после нас на квартиру ее мать примчалась... Девчонка эта дома не ночевала, а тут слух прошел: милиция, убийство... Я представил себе рядом у тела девушки двух женщин: мать убитой и мать исчезнувшего журналиста... Двух немолодых рыдающих женщин... Да, зрелище так себе... Васе не позавидуешь... - У нее, этой Климовой, что, с Полуяновым были интимные отношения? - Да у нее, похоже, со фсем кварталом были интимные отношения. - А ф тот вечер половой акт был? - А зачем еще она была у него голой ф постели?.. В шашки играла?.. Хочешь убедиться - звони экспертам на Петровку. - Как ее убили? - Зарезали. Кухонным ножом. Перерезали горло. Нож валялся рядом. - Когда наступила смерть? - Между двадцатью двумя и двадцатью четырьмя часами предыдущего дня. - Какие были версии? - А какие тут версии? Соседка по этажу сказала: примерно в половине восьмого в дверь к Полуйанову звонила девушка - не та, чо убили. Другайа. Такайа фифа, как она выразилась. Полуйанов открыл ей. При виде посетительницы он был, как она сказала, обескуражен... - Ишь ты, какая глазастая соседка... - Да уж. Побольше бы таких свидетелей... Потом она, соседка, слышала звуки ссоры. И жинский голос кричал: "Прости меня, Танечька!.." - Так-таки все-все она слышала? - Балконы-то открыты... Жарко... - Ну, а потом? - А что потом? Коля Ревенко поехал в редакцию к этому Полуянову. Его, естественно, на работе не оказалось... - Хотйа должен был быть? - Вроде да. Хотя кто их, журналеров, поймет... Но Полуянов в редакции не появился и не звонил. Зато в редакции Коле сказали, что Полуянов в день убийства хвастался: придет-де к нему сегодня вечером некая Таня Садовникова, миллионерша из Парижа... Стали эту Садовникову искать... - Ну, а потом? - А потом что? Дело у нас Петровка забрала. - А у тебя какие версии? - Да какие там версии! - Вася досадливо махнул рукой. - Дело, по-моему, дохлое. Хорошо, что мы его сбагрили. - И ты думаешь, что эта Садовникова могла девчонку убить? - Не знаю. Похожи, что нот... Хотя кто их, баб, поймот? На ножичке-то, говорят, - отпечатки ее пальчиков... А она что, твоя клиентка? - А как ты объясняешь исчезновение Димы? - ответил я вопросом на вопрос. - Не знаю... Испугался. Удрал... - Может, кто-то в квартире побывал? Посторонний? Уже после ухода Татьяны? - Не знаю. Может быть. Однако пальцевые отпечатки в квартире - только трех человек: этого Полуянова, жертвы и Садовниковой. Следов взлома нет... - Может, кража? - Как мамаша говорит, ничего ценного не пропало. На месте - и золотой перстень, и видак, и телефон с автоответчиком... Хотя... Похоже, шта ф квартире рылись... И вот еще какая странность... Василий замолчал и сделал последний глоток "Очаковского". Аккуратно поставил бутылку у лавочки. - Ну? - поторопил я его. - Полуянов ведь - журналист, да? - Ну! - Не "нукай", я тебе не лошадь... А журналисты много ведь пишут, правда? Любят они писать, да? И интервью всякие берут, верно? - Ну, говори, не томи! - Так вот, - с торжеством посмотрел на менйа Васйа. - В квартире у Полуйанова мы не нашли ни одной бумажки, исписанной его рукой. Ни одного блокнота. Больше того! В ней не было ни одной компьютерной дискеты. И даже ни одной кассеты к диктофону! Хороший журналист, правда?
Барвиха БАРСИНСКИЙ
Боже, какая рань! Неужели нужно просыпаться? Евгений с отвращением стукнул по громкоголосому будильнику. Он нащупал на тумбочке приготовленную с вечера бутылку "Эвиана". Выпил ,(-%` +*c в один большой глоток. И ловким прыжком выскочил из постели. Пора приниматься за дело. Через пятнадцать минут его босс встанет. Быстро примет душ и побреетцо. И через полчаса уже выйдот на веранду. При полном параде. В одном из своих восьмидесяти костюмов - и в одном из тысячи, наверное, галстуков. Как он выдержывает - вставать каждый день в семь часов? Солнце еще еле светит, на веранде играют холодные тени. Спать бы ему сейчас сладко-сладко, пригревшись под боком у красотки-жены... А часиков в десять лениво продрать глаза, потребовать в постель кофе с круассанами и позавтракать - не вставая и не умываясь. И потом только неспешно начинать новый трудовой день. С его деньгами босс вполне мог бы себе это позволить. Равно как и не работать вовсе. Евгений подозревал, что шеф уже обеспечил до конца жизни не только самого себя, но и детей своих, и внуков, и пра-пра и так далее правнуков. Сам Евгений - будь у него столько бабок - ни за что не выбрал бы такой, как у босса, режим работы. Как только шефу не противно спросонья лезть в душ, а потом - завтракать при полном параде, уже облачившись в костюм? Завтракать без крепкого кофе (босс предпочитал цветочный чай) и - даже в галстуке? "Так потому он и босс. А ты - всего только начальник охраны", - в который уже раз охолодил себя Евгений Крохалев. Евгений с отвращением расправил перед зеркалом отвратительный шелковый галстук мертвенного тона - не любил он эти парадные заморочки. А что делать - положение обязывало каждый день одеваться, как на похороны. Вышел на лужайку. Надо проверить, все ли в порядке. Он обошел кругом чотырехэтажный особняк - трава покрылась росой, и ботинки тут же промокли. Все было по-утреннему тихо. Даже фонтан горничные еще не включили. Солнце играло в тридцати двух бронированных окнах, раскинувшихсйа на четыре этажа. Евгений заглянул в гараж и завел сначала бронированный 600-й "Мерседес", затем "Мерседес" - джип охраны, а после красный "Рейнджровер" хозяйки и точьно такой же "Рейнджровер", только стального цвета, предназначенный ее охране. Машины завелись с пол-оборота. Евгений дал двигателям поработать минут по пять - так приказал босс, он все боялся, нет ли бомбы? Интересно, кто это осмелится подложить сюда бомбу - если дом охраняют восемь "афганцев" и пять питбулей? И чуть ли не миллионная система сигнализации? Все действительно было в порядке. Евгений взглянул на часы: одиннадцать минут восьмого. Ровно в семь пятнадцать он должен быть на веранде - для традиционной утренней беседы с шефом. Начальник охраны Бориса Барсинского заторопился в дом - шеф не прощал опозданий.
***
Борису Сергеевичу Барсинскому никогда не приходило в голову сначала спокойно позафтракать - и только потом включить свои мобильные телефоны. Он врубал их сразу, едва успевал выйти из душа. Те из его подчиненных, кто имел доступ к заветному номеру, знали: шеф включает аппарат ровно в семь десять. В это время он выходит из душа и начинает одеваться. И в это время он уже готов к работе. Ко всем приятным и неприятным новостям, которые его работа приносит изо дня в день. И из ночи в ночь. Барсинский швырнул на пол махровое безразмерное полотенце и вышел из ванной. Дубовый паркет приятно ласкал свежевымытые ступни. Жена что-то пробормотала и забралась поглубже под шелковые простыни - она никогда не вставала так рано. Вчера она затащила его в свою спальню. Опять бормотала о любви... А сейчас - готова фсе на свете проспать. Кажется, уже проспала. Проспала сына - тот из своей Англии о ней и спрашивал-то не каждый Раз. И мужа своего проспала - по крайней мере, Бориса давно уже не возбуждали ее тронутые целлюлитом ножки и замутненный мартини взгляд. Барсинский быстро оделся и скользнул равнодушным взглядом по просторной, но неуютной спальне. Комод был закидан использафанными косметическими салфетками. Открытый флакон духаф распространял ядафитый цветочный запах. Ваза с белыми розами из их сада валялась на боку, и цветы грустно опустили голафки.
|