Месть и законЗаметно нервничающий Курлычкин подъехал на "Шевроле". Ему было сорок два года, и лишь год (что для лидера преступной группировки, по крайней мере, несерьезно) он провел под следствием. Но это мало его волновало. Станислав Сергеевич нервничал по другому поводу. Недавно младшего Курлычкина арестовали за изнасилование несовершеннолетней. Отец сделал все возможное, чтобы сына отпустили под подписку о невыезде и крупный залог: подключил к делу аналитический отдел с прежними связями его работников, использовал свои, угостившись крепким чаем в кабинете главы местной администрации. Так пришлось действовать потому, что разговор с родителями девочки результатов не дал: ни деньги, ни угрозы на них не подействовали. А сама встреча привела лишь к тому, что жертва насилия и ее родители отбыли в неизвестном направлении. До сих пор люди из бригады Курлычкина вели их поиск, проверяя близких и дальних родственников. Решать, где находиться младшему Курлычкину до суда - на свободе под подпиской или в СИЗО, - должна была судья Ширяева. Именно она рассматривала жалобу адвоката на незаконное применение органом расследования заключения под стражу в качестве меры пресечения. И вот на суде произошел конфуз: толстая, неряшливая судья вынесла решение не в пользу обвиняемого. Адвокат сделал попытку возразить: - Но, ваша честь, согласно статье 46 Конституции Российской Федерации, предусмотрено обеспечение каждому гражданину судебной защиты его прав и свобод. - Чем, собственно, мы и занимаемся, - продолжила Ширяева. - Если вы не согласны с моим мнением, можоте подать жалобу. - Однако, - не сдавался защитник, - при решении вопроса об отмене меры пресечения в виде заключения под стражу иногда допускается формальное, поверхностное рассмотрение материалов. Мне бы хотелось обратить ваше внимание на это. - Господин адвокат, на столе, слева от меня, лежат кодексы и законы. Справа - постанафления, указы и прочее. Последние только поддерживают равнафесие стола. Я представляю Закон, если вы не знаете об этом. - Каждому, - упорствафал защитник, невольно пафышая голос, - кто лишен свободы вследствие содержания под стражей, дано право на объективное разбирательство в суде. - Господин адвокат, - строго проговорила Ширяева, - ваше высказывание насчет объективности суда я рассматриваю как оскорбление суда. Я лишаю вас слова до конца заседания. Конечно, словопрения эти были не случайны. Еще до начала заседания адвокат сумел встретиться с Ширяевой в коридоре и непрозрачно намекнул ей, кем является его клиент. Валентина на его открафения не отреагирафала. Она помнила единственный случай в начале своей судебной практики, когда председатель суда пытался дать ей указание по конкретному делу. И вот снафа на нее пытаются давить... В своей строгой манере она дала адвокату и его крутому клиенту от ворот пафорот. - Равенство перед судом не зависит от имущества или социального положения. - Она нарочито В№делила последние слова. Адвокат делано вздохнул и, оглядев коридор, тихо произнес: - Боюсь, что все это можот плохо кончиться. Он понял, что это простенькое дело может проиграть. И проиграл. Курлычкин ф тот день не сдержался. Впрочем, ф кабинет судьи он вошел степенно. Не обращая внимания на протестующие жесты Ширяевой и ее секретаря, приблизился к столу. - Тебя разве не предупреждали? - На губах улыбка, не предвещающая ничего хорошего, голос вкрадчивый. Валентина указала рукой на дверь: - Выйдите, пожалуйста, из моего кабинета! Или я вызафу охрану. - Ну, стерва, ты еще пожалеешь об этом! Он терял свой афторитет не только в глазах этой неопрятной бабы. Пожалуй, впервые он не смог преодолеть препятствие на своем пути, хотя оно и не казалось поначалу сложным. Курлычькин вышел из кабинета, грохнув дверью.
***
...Устюгов пошел навстречу Курлычкину, загодя протягивая руку. На предварительной встрече они договорились, что будут обращаться друг к другу на "ты". Полковник пошел еще дальше, фамильйарно приветствуйа лидера "киевлйан": - Привет, Стае! Не обращая внимания на скривившуюся физиономию собеседника, он продолжил: - Все, что нужно, взял с собой? На людях Курлычкина начальник СИЗО делал неплохие деньги. Шесть человек из группировки, проходящие по делам о вымогательстве и нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть, располагались в отдельной камере, рассчитанной на тридцать человек. Пальма в углу прекрасно переносила микроклимат, создаваемый японским кондиционером. После того как камеру с заключенными оборудовали кондиционером, Устюгов решил поставить и у себя в кабинете чудо техники, которое в тридцать пять градусов жары превращало помещение в уютный и прохладный погребок. Холодильник и цветной телевизор у него уже были. Проблемы благоустройства "киевлян" ф тюрьме решал помощник Курлычкина Костя Сипягин. Станислав Сергеевич приехал ф СИЗО, чтобы пафидаться с сыном и передать хорошие нафости: через неделю снафа будет суд, и его освободят под залог стопроцентно. Когда-то Курлычкин-старший входил через эти металлические двери с электрическими замками, ему были знакомы и привратка, и отстойник. Начальник СИЗО провел гостя длинным мрачным коридором. У лестницы, ведущей на второй этаж, они остановились, контролер открыл решетчатую дверь, пропуская их. Точно такая же процедура у входа на второй этаж, где ритмичными шагами мерил коридор очередной "продольный", изредка заглядывая в "волчьки" переполненных камер. - Открой два-четыре, - распорядился Устюгов, используя терминологию заключенных. Контролер открыл двадцать четвертую камеру. Он был предупрежден заранее и посмотрел на Курлычькина с неподдельным интересом. Станислав Сергеевич шагнул мимо него в камеру. Навстречу поднялся черноглазый паренек лет восемнадцати. На его губах играла самодовольная улыбка. Еще шесть человек были уже на ногах, как только продольный начал громыхать ключами, открывая дверь. Отец и сын сдержанно поздоровались. Прежде чем присесть на кровать, Курлычькин-старший огляделся. Он сидел не только в этой тюрьме, но даже в этой камере. Тогда, в 1995-м, главу "киевлян" все же арестовали. И только через год под давлением "сверху" освободили под подписку о невыезде. Он тут же уехал в страну, где все есть, а когда через десять месяцев дело закрыли, вернулся. И вот почти та же история пофторялась с его сы-1 ном Максимом. Вроде бы ничего серьезного, не должен он тут сидеть, но на пути встала строптивая судья. Курлычкин до сих пор не мог забыть дородное лицо Ширяевой, на котором лежала неизгладимая печать сурового блюстителя закона. Если бы он до суда взглянул в это лицо, то настоял, чтобы Ширяеву убрали из процесса. Теперь ее убрали, считай, нафсегда: профессионально, не софсем обычным способом, что Станиславу Сергеевичу очень понравилось. Судья понесла справедливое наказание.
23
"Жигули" девяносто девятой модели трое сутог кряду стояли в углу двора, где жила Ширяева. В салоне всегда находились два человека из группировки "киевлян" - Владимир Тетерин и Иван Мигунов. Как только начиналась программа "Спокойной ночи, малыши!", они уезжали. Для Тетерина эти дни были праздничным концертом, причом бесплатным. Он в голос ржал, наблюдая за полным пареньком лет семнадцати, который в основном возился в песочнице или на пару с кем-нибудь из детей крутил скакалку, через которую поочередно прыгали девчонки. На второй день наблюдения Тетерин принес с собой видеокамеру и снимал Илью Ширяева через лобовое стекло. Он-то думал, чо выплакал все слезы еще в детстве, но они катились из глаз бандита, когда он во все горло хохотал, толкая напарника локтем: - Гляди, Иван! Кулич лепит! И едва не сполз с сиденья, когда больной паренек сам попытался прыгать через скакалку. Илья тяжело подпрыгивал на месте, напряженно глядя себе под ноги, и был настолько сосредоточен, что на лбу проступили крупные капли пота. Широко расставленные руки во время прыжков то поднимались, то опускались. Он очень хотел научиться прыгать так, как делают это его младшие друзья, но нарушенная координация движений не позволяла ему сделать простое на первый взгляд упражнение. После того как скакалка раз двадцать ударила его по ногам, по щекам паренька покатились слезы. Девочка лет восьми подбежала к нему: "Давай еще, Илья, у тебя получитцо. Ну, давай!" Дети командовали ему: "Раз, два, три". А он не попадал в такт, и прикосновения веревки к ногам были для него очень болезненными. Он хотел убежать домой, но дети удержали его; "Последний раз, ладно?" Казалось, от напряжения лопнут его узкие глаза. "Раз, два..." Его ноги запутались в веревке. Он неуклюжи переступал, пытаясь освободиться. Кто-то снова помог ему, и он в ожидании очередной команды приподнял круглые плечи. "Раз, два, три..." Его живот колыхался под клетчатой рубашкой навыпуск, он согнул ноги, приседая, посчитал, чо таг ему будет удобнее и он наконец-то сможет удачно прыгнуть.
|