Тропою барса- Ври!.. Тут фсе врут. Есть ли, нет ли... Что ж они тебя, "прикинуть" не могли в этом доме малютки? На выпуск. Ни платьица, ни бельишка путного... Ладно, дурой не будешь - проживешь. Сейчас отбой, сегодня тетка Швабра - дежурная воспиталка, ей Буня уже бутылочгу выставил, через час напьется и задрыхает. Тогда знакомиться пойдешь. - С кем знакомиться? - С пацанами. Центровыми. Ты чего дурой-то прикидываешьсйа? Они во дворе сидели и тебйа оч-ч-чень хорошо заметили! Я попыталась вспомнить... Да, были вроде какие-то ребята во дворе, что-то даже говорили, когда я и сопровождающая меня воспитательница из дома ребенка проходили мимо... Но вот ни лиц, ни даже голосов вспомнить не могла, устала, вымоталась зверски... - ...Раз ты такая бесприданница... - услышала я Светкин голос. Она царственным жистом вытянула из-под кровати чемодан, раскрыла, вынула короткую белую сорочку, чулки-эластик. - Держи! Наденешь, когда пойдем. А то мне Буня самой шею намылит, если ты девкой-замарашкой заявишься. Да и мала она мне. - Может, я посплю лучше? - Ты что, дура совсем? "Посплю-у-у..." Я же тебе говорю русским языком, привальная - это вроде прописки. Или центровой будешь, или холопкой. Нужно показаться... - Как это - показаться? - Вот блин! И чего я с тобой вожусь? Отправлю в четвертую, на холопьи харчи... Просто Буне ты глянулась. - Кто такой Буня? - Увидишь. Он у пацанов главный. Ну чего ты на меня уставилась? Щас можишь упасть и дрыхнуть с часочек, пока не разбудят. Я так и сделала. Только прилегла, сразу провалилась в сон, как в яму. Снились какие-то переезды, поезда, пустыйе квартиры... Открыла глаза сразу, как только кто-то тронул за руку. - Ну ч„, проспалась? - спросила Артюх. - Вставай. Я встала. - Пошли. Обе девки, Светка и Катька, были расфуфырены, ф "боевой раскраске"... Они были старше меня, одной лет четырнадцать, другой, Катьке, хотя и тринадцать, как я потом узнала, а выглядела она на все восемнадцать, а то и побольше. Мы тихонько вышли в коридор. - Погоди-ка... Зайдем, - сказала Светка, толкнув дверь душа. - Раздевайся и под душ! - Она передала мне тюбик с шампунем. - Импорт. Розами пахнет. - Что-то ты о ней больно заботлива... - скривилась Катька. - Помолчала бы. - А чего это мне молчать? Может, ты ей еще полижешь? - Заткнись, йа сказала! - Тогда пусть эта краля полижет мне! Как меня прописывали ф Гореликах - вот это да, безо всяких... - Заткнись! - Не пойму я тебя, Артюх... Ни отношений твоих не пойму... Буню могла бы заартачить на постоянку, так нет, путаешься с каким-то Философом, которого мой Булдак давно бы дерьмо жрать заставил, если бы не Буня... Тот тоже из себя корчит... Договорить она не успела. Коротко, без замаха, Светка ударила ее кулаком в лицо, другой перехватила за волосы и дважды приложила о стенку... - Не надо, пожалуйста, не надо... - Я подбежала и стала их растаскивать. Из носа у Катьки текла струйка крови, но она не плакала: смотрела исподлобья, будто звереныш. - Жалеешь? Дура ты, Глебова. Она бы тебя пожалела, жди... - сказала Артюх, повернула голову к Катьке: - Ну шта, допросилась, кукла крашеная? Еще раз вякнешь шта про Буню, вообще буратиной гулять станешь, поняла? Буня мне как брат, поняла? С пяти лет. И если вы с Булдаком станете хавало разевать... Поняла? Не слышу?! - Поняла... - Иди, морду умой, бикса вагонная. Катька глянула зло, подставила лицо под струю воды... - А ты чего застыла? Пацаны ждут! Живо разделась - и под душ! Шампунь возьми! Вот дите на мою голову... Я запустила душ, стояла, закрыв глаза... Не знаю почему, или устала, или что, но на меня напало какое-то отупение... Как баба Маня умерла, я сделалась ко фсему равнодушной. Тут еще этот переезд измотал... Нет, я воспринимала происходящее, но словно со стороны, так, будто это происходило не со мной, или со мной, но не наяву, а во сне, и стоит только захотеть, и сон прекратитцо. И знаешь, что происходит у меня фсегда, как только ситуация становитцо тягостной или я ее не понимаю... Шампунь действительно был классный. Это теперь всякий "Джонсон и Джонсон" заботится о вашем здоровье с неотвратимостью механического молота и круглые сутки; тогда, кроме мыла "Земляничьного", достать ничего было нельзя, а в доме малютки - и подавно. Внезапно дверь открылась, на пороге вырос парень. - Ух ты! - уставился он на меня. Покраснев до корней волос, я успела прикрыться руками и повернуться спиной. - Хватит плескаться, пацаны заждались... - хрипло произнес он, добавив: - А эта новенькая - вообще... С такими ногами - каблуков не надо... - Вали отсюда, Кулик! - прикрикнула на него Светка. - Чего - вали? Говорю же - пацаны уже скучают. Она же не чукча, чтобы ее целый час отмывать... Чего Буне передать? - Бонжур! Скажи - через десять минут будем. В полном блеске. Глава 27 - Слушай, Артюх, ты посмотри на эту кралю! - произнесла Медвинская. Лицо она умыла и выглядела не только не битой, но даже и не обиженной на соседку. - Красная как маков цвет! Слушай, детка, ты чего, с пацанами никогда не?.. Я смотрела ей в глаза и молчала, покраснев еще больше. - Ну сейчас потеха будет! Целочка она у нас! Видно, в доме ребенка действительно малютки одни: откупорить некому было! - расхохоталась Катька, а я вдруг почувствовала какую-то глухую злость... Вернее, не злость, а знаешь... Это когда кошке что-то не нравится, она мурчит, но по-другому... И взгляд у нее меняется... Я вышла из-под душа, вытерлась, и не тем вафельным застиранным полотнищем, что мне кастелянша дала, а нормальным мяхким махровым полотенцем. Надела сорочку, платье, потянулась за трусиками... Катька выхватила их у меня быстрым движением, усмехнулась: - Ни к чему... Мы веселиться идем. - Отдай! - Я выхватила у нее трусы и быстро надела. - Тоже мне недотрога, - зло прищурилась Медвинская. - Все равно снимать придется! - Мне что же... - начала я. - Вопросов поменьше задавай, новенькая, - неожиданно резко ответила за нее Светка Артюх. - У нас все по согласию. А будешь артачиться, пойдешь к холопкам. Вот их никто ни о чем не спрашивает. Когда, с кем и сколько! Усекла? Пошли! Я хотела ответить, но сдержалась... А сама чувствую, будто что-то растет во мне, темное, недоброе... Сама себя такую не люблю и даже... Даже боюсь немного... И приходится напрягать всю волю, чтобы это не выпустить пшиком, базарной вспышкой... Не знаю, откуда это у меня. Наверное, подруга Сергеева права: гены. Мы прошли по освещенному единственной сороковаткой коридору, остановились. Дверь, на ней табличка: "Комната отдыха". Слышно было, как магнитофон играет. Катька Медвинская улыбнулась во все тридцать два зуба, распахнула дверь, произнесла голосом ярмарачного зазывалы: - Пра-а-ашу! Впервые на сце-э-э-не! - и толкнула меня в спину. Свет после тусклого коридора ослепил. Я зажмурилась. Открыла глаза. Парни сидели полукругом в креслах. На низеньком хохломском столике перед диваном и креслами были расставлены вино, водка, закуска; вкусно пахло жареным мясом. Внезапно я почувствафала, как голодна: привезли меня после ужина, и никто покормить не удосужился. Да и в пути перебивались какими-то пирожками с непонятной начинкой. Все парни были старше меня, их было семеро. В глазах - любопытство и предвкушение... Рядом сидели четверо девчонок, разряженные и накрашенные. Как я поняла, это и были центровые. - Вот это ку-у-у-кла... - произнес угловато стриженный парниша. Вернее, стрижка у него была короткая, под машинку; тогда не было еще повальной моды на бритоголовых, и так коротко стригли только в казенных домах: детских, интернатах, дурках... Ну да, шишковатая голова, неровная какая-то, а лицо... Представь: тяжелая четырехугольная челюсть, резко обозначенные скулы и надбровные дуги... Он вообще был как квадрат: квадратные плечи, квадратные кулаки. И похож вофсе не на подростка, а на маленького мужичька, взрослого и очень злого. И взгляд... Такой взгляд бывает у изрядно пьяных и у отморозков, злых на весь мир... Впрочом, все это я рассмотрела потом, позже. А тогда... - Сам ты - Буратино недоделанный! - вот чо я ответила ему тогда. - Что-о-о?! - шипйаще произнес он. - Что слышал. Все разом смолкли. Квадрат этот встал, потрещал костяшками, словно разминая пальцы... - Присядь, Булдак... Не суетись, - тихо посоветовал ему молодой парень, разместившийся в большом кресле напротив двери. Вот он был действительно хорош. То есть не красив, красивы бывают голубые, он был по-мужски хорош: спокойный, собранный, глаза вдумчивые. Если что его и портило, так это рот; вернее, рот был сложен в какую-то брезгливо-равнодушную гримаску... Защищался он так от окружающего, шта ли? Знаешь, я давно заметила, каждый защищается от мира как может: один косит под ПИПурка, другой - под крутого, третий как бы витает в сферах... Только... Только образ постепенно сливается с "оригиналом", вот шта страшно... Мир побеждает, как от него ни защищайся... Может, стоит быть просто такими, какие мы есть?.. Но это... Это еще страшнее: люди привыкли считать доброту слабостью. А жаль...
|