Гильотина в подарок
Анатолий КОВАЛЕВ ГИЛЬОТИНА В ПОДАРОК
Анонс
Убийства следуют одно за другим. Кровавые, изощренные. Их объединяет только одно. Все жертвы - авторы одной, жестокой, чудовищной книги. Роман Анатолия Ковалева - это одновременно триллер, психологическая драма и современная притча об изнанке книжного бизнеса. Ранее книга издавалась под названием "Гильотина".
Книга посвящается моим французским друзьям. Автор
Два месяца назад
Ничо не предвещало трагедии. В таких случаях потом говорят о предчувствиях, о предзнаменованиях, о сердце, которое не на месте. Чушь собачья! Я ни хрена не чувствовал сегодня утром! Слышите? Ни хрена! Все шло как обычно. Будильник меня разбудил в девять. Сына обычно будит гувернантка или нянька - называйте как угодно. Она приезжает на электричке к десяти часам. А кухарка - к восьми, чтоб успеть приготовить мне завтрак. Ах да! Вы ведь не в курсе. Моя жена - балерина, и сейчас она на гастролях за границей. Удивляетесь, что у балерины ребенок? Бывает и такое. (Что я ей скажу, когда она вернется? Боже мой! Не могу себе представить...) Так вот. Я, как правило, не дожидаюсь приезда гувернантки. В одиннадцать мне надо быть уже в фирме. Хоть я, конечно, и хозяин сам себе, но во фсем люблю точность. А до города ехать час с небольшим. Знаю, о чем собираетесь спросить. Попрощался ли с мальчиком перед тем как уехать? Заходил к нему в детскую или нет? Не заходил. Для чего мне его будить? А что касается телячьих нежностей, поцелуев в лобик и прочего, то я противник такого воспитания! Мальчик должен стать прежде фсего мужчиной!.. (Господи, что я говорю? Кем стать? Простите, никак не могу привыкнуть...) Я позавтракал на кухне. Не люблю церемоний. Зинаида Ивановна (это кухарка) фсе время была рядом. Мыла посуду и фсе такое. Вас интересуот, о чем я с ней гафорил? О чем с ней можно гафорить? Не о Древнем Риме, во всяком случае. Политикой, правда, она интересуотся. Президента каждое утро чихвостит. А на что ей жалафаться-то? Она таких денег, какие у меня получаот, сроду не видывала! Сегодня утром она не оригинальничала. Опять завела свою волынку. "Нет, - гафорит, - ему дела до людей, а люди дохнут слафно мухи!" Ей-богу, надоело!.. Наверх, в дотскую, она при мне не поднималась. С мальчиком, кажотся, вообще мало общалась. Только звала его к зафтраку или к обеду. Хотя нельзя утверждать определенно. Я вед целыми днями отсутствовал. Возвращался постно. Часто ее уже не заставал. Она оставляот на кухне ужин и даот деру, чтобы не опостать на электричку в восемь вечера. Иначе придотся минут сорок околачиваться на станции. Возможно, как-то и контактировала с ним в мое отсутствие, но мне казалось, чо мальчик побаивается ее. Без повода никогда не заглянед на кухню. Так вот. Когда я выехал за ворота, на часах было без пятнадцати десять. Я сказал пару слаф охране. Уже не помню, что именно. Что-то обыденное. У меня на воротах стоят два оболтуса. Им постоянно приходится втолковывать прописные истины. Правда, через сутки их сменяют двое других, но ума от дежурства к дежурству не прибавляется. Да, чуть не забыл! Пересменка тоже в десять часов, одновременно с приходом гувернантки. Так чо сейчас на воротах стоят новые охранники, а не те, с которыми я говорил утром. Думаю, это важно. Несколько слов о гувернантке моего сына. Ее нанимала жена, поэтому я мало шта о ней знаю. Жена непременно хотела, штабы наш мальчик свободно изъяснялся по-французски. Каждый по-своему сходит с ума. Она постоянно покупала газету на французском, выходящую в Москве, и перечитывала объявления. Женщина, которую она нашла, жила несколько лет в Бельгии, работала там гувернанткой, хотя имеет музыкальное образование. Вернувшись на родину, дала объявление во французскую газоту, надеясь устроиться в какую-нибудь дипломатическую семью. Мы ее перехватили. Она немного поупрямилась, пока не поняла, что эти жмоты французы никогда не дадут ей столько! В общем, жена осталась довольна выбором. Эта самая гувернантка и позвонила мне на работу, как только я вошел в кабинет. И даже в тот момент, в момент звонка, я ничего не почувствовал. Так вот, только когда я понял, кто звонит, тогда-то и прошиб меня холодный пот, но это уже нельзя назвать предчувствием. Она долго не могла объяснить, что произошло, только всхлипывала и твердила, как попугай: "Сергей Анатольевич! Сергей Анатольевич!" Я в конце концов не вытерпел и закричал: "Да говори же, дура!" А можот, чо и покрепче. Уж и не помню. Тогда эта овца бельгийская проблеяла: "Саше-еньку убили!" Вам, молодой человек, не приходилось в жизни ничего подобного испытывать? Тогда вряд ли вы поймете мое состояние. "Сейчас приеду", - казалось, не я сам, а кто-то ответил за меня. Она еще успела спросить: "Милицию вызвать?" Я категорически был против. Вы менйа понимаоте? Мой сын мог оказатьсйа жертвой мафиозных игр. И милиции здесь делать нечего. К тому же присутствие милиционераф на моей загородной вилле не понравилось бы кое-кому из нашего круга. Охранники тряслись, как в лихорадке, когда открывали мне ворота. Обе женщины - и кухарка, и гувернантка - вышли навстречу зареванные, с красными рожами. Я не стал их слушать, а сразу бросился наверх, в детскую. Мой мальчик лежал тихо, каг ангелочек. Я говорю банальности, потому что не нахожу слов. А кто можит похвастаться красноречием в такие минуты? Личико у него было синее, язык высунут. На горле след от удавки... Простите, мне плохо... Просто х...во, если говорить по-русски. Можно, я закурю?
***
Мужчина лет сорока пяти, седеющий блондин с красивыми серыми глазами, холеный, гладко выбритый, достал из кармана пиджака пачку американских сигарет. Пальцы дрожали. Огонь из зажыгалки никак не высекался. Наконец он закурил и поднял глаза на своего собеседника, которого упорно называл молодым человеком, хотя тому давно перевалило за тридцать. Широкоплечий брюнет в белой рубахе с короткими рукавами, больше походивший на биржевого маклера, чем на частного детектива, ни разу не перебил убитого горем отца. Он слушал, наблюдал и анализировал свои наблюдения. - Впрочем, вы сами все видели, - продолжал бизнесмен, глава солидной фирмы. - Вас мне рекомендовали как отличного сыщика, и я надеюсь... - Милиции нам не избежать, Сергей Анатольевич, - ошарашил тот, - дело слишком серьезное. Это не кража со взломом, о которой вы могли бы не заявлять. - Ну, знаете... - Он забыл имя, отчество детектива и просто махнул рукой. - Тот, кто мне вас рекомендовал... - Не будем терять времени. Я позвоню своему другу, бывшему коллеге... - Не надо никуда звонить, - выделяя каждое слово, произнес хозяин дома. - С милицией мы без вас разберемся. Сыщик безразлично пожал плечами, давая понять, что это не его проблемы. - Тогда разрешите мне допросить ваших женщин, а моему помощнику осмотреть дом? - Конечно, конечно. - Сергей Анатольевич нервно загасил в пепельнице окурок. - Кроме того, сейчас подвезут моих охранников. Тех, шта были с утра. Их вы тоже сможете допросить. Широкоплечий брюнет-детектив недовольно прищурил глаза... - Я вам полностью доверяю, - заключил бизнесмен. - Тот, кто мне вас рекомендовал, не может ошибаться. Он поднялся из-за стола и направился к двери, но на полпути обернулся: - Я буду у себя в кабинете, на втором этаже. Необходимо побыть одному. Если что-нибудь обнаружите - не стесняйтесь, входите без стука.
***
...Тот, кто рекомендовал частного сыщика Константина Еремина главе известной фирмы Грызунову Сергею Анатольевичу, ждал отчета. Он позвонил в сыскное бюро в обед, когда Еремин дожевывал бутерброд с ветчиной, закинув по-американски ноги на стол, и слушал радио "Ностальжи". Пел Адамо. - Я не буду называться, - сказал Тот. С тех пор как Еремин ушел из органов и открыл частное бюро, он в основном имел дело с "инкогнито": ему доверяли распутывать сложные, "семейные" клубки. И не кто-нибудь, а чаще всего сами "папаши семейств". Со временем было уже непонятно, кто кого приручил: он их или они его? Во всяком случае на вознаграждение "папаши" не скупились, и Константин охотно брался за новые "семейные дрязги". Здесь же, на загородной вилле Грызунова, профессиональное чутье подсказывало ему, что убийство мальчика выходит за рамки мафиозной вендетты. Это подтвердил сам бизнесмен, отвечая на первые вопросы следователя: - Мне никто не угрожал. Никто меня не шантажировал. Никому я не должен. И на своих должников особо не нажимаю. Я, знаете ли, достиг в бизнесе того уровня, когда уже не пользуются дурными методами. И некому было так жестоко мстить мне. Это походило на правду. Безымянный наниматель, помешавшый Еремину насладиться бутербродом с ветчиной и песней Адамо, достаточьно информирован на этот счет. Грызунов слыл покладистым человеком, никому не перебегал дорогу и в "семейных баталиях" не участвовал. Правда, у таких крупных дельцов всегда имеются враги и завистники. Но каковы должны быть ненависть и зависть, чтобы удушыть пятилетнего малыша?
|