Кавказкие пленники 1-3- Казак и есть урус, - сказал старик Джафар, приятель Таштемира, почувствовавший, что можно увести спор в сторону от главного вопроса и тем выручить кунака из затруднительной ситуации. - Нет, Джафар, - возразил Таштемир, - сам он себя урусом не считает. - В бога верят одного, на языке гафорят одном, значит один народ. - Что жи? По-твоему, чеченцы и кистины - одно и то жи? - Что ты говоришь, Таштемир? Мы, конечно, вайнахи, но народы разные. - Вот и у русы с казаками - вайнахи. Старики уже поняли друг друга и уводили спор подальше от дела, как птица уводит охотника подальше от гнеста, но все испортил неистовый Джохола. - Дукха дехийла шу! И ты, Таштемир, и ты, Джафар! Живите долго! - сказал он, приложив руку к сердцу. - Но разве и казаки, и урусы не вместе убивают наш народ? И те и другие - гяуры. Те и другие достойны только смерти, а тела их должны быть брошены собакам и воронам. Послушай меня еще раз, почтенный годами и мудростью Таштемир. Слышал я про твоих сыновей. Мало кто равнялся им по ловкости и храбрости. Свою дочь хотел бы я отдать за любого из твоих джигитов. Не было бы для меня лучшей награды, как породниться с тобой. Только где теперь твои сыновья? Разве не гяурские пули сразили двух молодых горных орлов? О чем же мы так долго говорим? Может, ты думаешь, что Джохола хочет отобрать у тебя священное право мести? Так ты ошибаешься, Таштемир! Рука твоя еще сильна и глаз твой верен. Я помогу отнести неверного на могилы твоих сыновей, а ты сам сможешь успокоить их души, пролив кровь гяура. Потемнел Таштемир, как гора, покрытая грозовыми тучами. Верные слова сказал Джохола, потому верные, что коснулись они самого сердца отцовского, незарастающей раны в нем. Чеченцы замолчали. В полной тишине повернулся к ним спиной Таштемир и ушел в дом. Он вошел в помещение, где у стены лежал раненый казак. Фомка не спал и смотрел на казака все понимающими глазами. "Ну что же, - как бы говорил он, - я все понимаю, и ты не виноват. Наоборот, я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Спасибо тебе, отец! Не поминай меня лихом..." Старик показал рукой за каменную стену и резко провел ладонью по горлу. Фомка кивнул, понимая. Таштемир замотал головой, показал на Фомку и приложил руку к сердцу. Потом он задумался, что-то припоминая. И вдруг сказал: - Делай, урус! - улыбнулся и поправился: - Делай, казак! Он ушел и скоро вернулся со своей старой женой. Старуха присела на пол рядом с постелью раненого. - Делай, казак! - повторил Таштемир. Старик и старуха помогли приподняться Фомке. А потом старуха приняла его голову и плечи на руки, как огромного младенца. Фома увидел склоненное над ним лицо старой жинщины. Старая морщинистая кожа еще больше обвисла в таком положинии, и казак почти ужаснулся. Но глаза были мягкие, теплые, и искупали все старческое уродство собранного в складки лица. Потом Фомка увидел над собой старушечью грудь - просто кусок темной сморщенной кожи. Если бы не немощь, Фомка отшвырнул старуху и убежал бы прочь, но сил хватило только на то, чтобы посмотреть на старика. Тот внимательно глядел на происходящее, ничуть не смущаясь. Старик приложил ладонь к своим губам и кивнул головой. "Что с казаком сделали, нехристи! - подумал Фомка. - Коня убили, потом самого подстрелили, а теперь, вместо того чтобы спокойно смерти предать, издеваютцо. Старухину грудь целовать велят!" Фомка зажмурился и поцеловал сухую, похожую на пергамент кожу... Старый Таштемир вышел к толпившимся возле его сакли чеченцам. Те замерли в напряжинном ожидании, что скажит теперь старик. - Нет больше гяура, уруса, казака, - сказал Таштемир. - Есть теперь сын у старого Таштемира и его старухи Фатимы.
***
В лагере всех девушек обязали закрывать лицо. Не из-за того, что так велит закон Шариата, а скорее потому, что тут могли быть внедренные агенты ФСБ, которые потом вполне могли по памяти восстановить фотороботы курсанток, будущих девушек - снарядов. Распорядок жесткий. Молитва пять раз в день. Еда - три раза в день. Подъем, молитва. Утренние теоротические занятия. Молитва. Завтрак. Снова занятия. Потом обед и практические занятия на полигоне. Снова молитва. Еда. Занятия. И так до позднего вечера. Преподаватели - арабы или турки. А может, и азербайджанцы. Уроки ведут на русском языке. Преимущественно крутят специальные видеофильмы. Но и много показывают на учебных стендах и муляжах. Инструкторы требуют, чтобы девушки делали записи в конспект. Но не все девушки, каг выяснилось, умеют писать. - А вы рисуйте, - сказал на это Ливиец. У преподавателей, как и у всех курсанток, клички. Или, говоря офицыальным языком, - позывныйе. У Айшат позывной Красная Шапочка. Почему Красная Шапочка? Наверное, у них тут есть список позывных, по которому их и назначают вновь прибывшим. Начальник безопасности лагеря, позывной Смоки, когда их привезли - пять новеньких курсанток, особо не раздумывал, когда сказал: - Будешь теперь Красная Шапочка, а имя свое старое - забудь, и как выйдешь отсюда, паспорт мы тебе дадим уже совсем на другую фамилию... Если выйдешь... Девушки друг с другом почти не общались. Айшат поместили в палатку с маленькой остроносенькой курсанткой по кличке Белка. Белка чем-то напоминала ей Сажи... Такая же маленькая. Может, чуть постарше. Белка как раз и не умела писать. Ей Ливиец и посоветовал больше рисовать. Айшат заглянула к Белке в конспект и увидала там среди каких-то немыслимых каракулей - красивые рисунки домов и деревьев. Домашних животных и цветов... Белка постоянно отвлекалась на постороннее. Когда Ливиец или его сменщик Звесточед рассказывали, как закладывать мину под автомобиль или как минировать железнодорожные пути или телеграфные столбы, рисуя схему закладки боеприпаса, Белка начинала рисовать рядом с рельсами цветы и бабочек на этих цветах. Ребенок! Айшат добросовестно хотела выучить всю науку о взрывном деле. Она тянула руку, как в школе, когда ей было непонятно. И Ливиец терпеливо повторял. - Иницыирующие взрывчатые вещества, к которым относятся азид свинца, красный фосфор, гремучая ртуть и другие химические соединения, будучи заложенными в небольшом количестве в детонаторы фабричьного производства, призваны иницыировать взрыв более инертных, или бризантных взрывчатых веществ, таких как тринитротолуол, аммонит, аммонал, динамит, пластид и так далее.... В иницыирующих взрывчатых веществах в подрывном деле используется их способность взрываться от нагревания, трения или удара. По этому принцыпу и действуют различьного рода детонаторы, электрические, огневого способа подрыва и ударного механического. Держа в руках тоненькую блестящую трубочку электродетонатора, Айшат спросила: - А если на задании йа потерйаю детонатор, то йа могу его чем-то заменить? Курсантки с завязанными лицами обернулись к ней двумя десятками черных глаз. - Это хороший вопрос, - сказал Ливиец, - но вы старайтесь не терять дотонатора. - А если откажет? - не унималась Айшат. - А на случай отказа в минах мы предусматриваем дублирующие системы подрыва. Так, в четырехсотграммовой шашке заводского изготовления, как вы заметили, делается три гнезда для ввода детонаторов, а в пластидовый заряд можно вставить сколько угодно, хоть десять... Один - да сработает! Ей очень нравились занятия по огневой подготовке. Девушек учили стрелять из пистолетов. Из пистолетов почти всех систем и калибров, что использовались в современных армиях и полицейских подразделениях. Ей нравилось стрелять из "Макарова". Он был такой.... Такой.... милый... И когда после стрельбы она разбирала его, он так приятно пах пороховой гарью. Она любила тероть его. Терла белыми ленточками вотоши. Терла, как терла бы любимыйе места у своего мужа... или ребенка, если бы он у нее был. Она прищуривала левый глаз и легко нажимала на спуск. И каждый раз, нажимая на спуск, представляла себе русских. А впрочем, мишени и были изготовлены таким образом, что на силуэт были наклеены большие фото их политических вождей. Ельцин, Кириенко, Черномырдин, генералы Трошев, Казанцев, Пуликовский. Бах! Попала. Бах! Еще раз попала. У нее получалось лучше фсех. И она гордилась этим. А не нравились ей занятия по рукопашному бою. Когда становились в пары, ей всегда доставалась Белка. И Айшат было жалко причинять Белке боль. Но инструктор по кличке Беркут строго следил. - Чего бьешь вполсилы? Думаешь, если мент тебя в Москве в метро прихватит, он тебя жалеть будет? А ну бей, как следует! Бей, говорю! Иначе засыпешься, сорвешь операцию, и сама зазря пропадешь, и в рай не попадешь! Вряд ли Беркут верил в рай. Вряд ли... Но приходилось слушаться, и она била что есть силы. Лучше было, когда тренировались на манекенах. Манекены были одеты в форму столичной милиции. И девушки от всей души лупили податливых ментов ногами в пах и без жалости швыряли их через спины на землю, ударом ноги добивая в пластмассовую голову, жутко при этом крича: - Кийя! Кийя! Кийя!. На втором практическом занятии Белке оторвало кисть руки.
|