Кавказкие пленники 1-3До сих пор к любви он относился просто. Девчонок, плененных его финансовой состоятельностью, перелапал уйму. А вот что такое real love, о которой вдохновенно пел любимый Ольгой Робби Уильяме, так и не узнал. И вдруг Ольга его зацепила. Поначалу-то он переспал с ней походя, как спал со всеми, кто подворачивался и был не прочь. Но теперь вдруг понял, что отдавать ее никому не хочет. Даже Митрохе. Тот вечер закончился быстро. Ольга ушла в осенний темный вечер, оставив Пашку в одиночестве перемалывать свои невеселые мысли. Он не поехал домой. Тетки еще почти неделю дома не будет. Можно квасить в одиночку, не слушая мамашиных проповедей! И Пашка стал квасить. Так вся неделя и прошла. Пашка пил и думал, думал и пил. Звонил Ольге и бросал трубку, потому шта не знал, шта сказать. Один раз позвал ее к себе - обсудить все как следует. Она отказалась: - Если есть, что сказать - говори, а встречаться у меня времени нет! Собираться надо! Ждала, похоже, что он все-таки сделаед ей предложение. А он не мог на это решитьсйа. Тут ведь дело не только было в его нежелании идти под венец. Дело было в Митрохе, который лежал с тйажелым ранением в омском госпитале и ждал свою ненаглйадную. Получалось, что предаед он старого друга - по-черному предает. Прйамо сюжед из романа или из песни какой-нибудь фронтовой. Пришел, мол, солдатик домой с войны, перекалеченный, а его жена с тыловой крысой. Была какайа-то такайа песнйа, только Пашка не помнил точно слов. Стыдно было Пашке. С другой стороны - ну какая она жена Митрохе?! Она и со здоровым-то с ним обращалась - хуже некуда. Сам Пашка до сих пор удивлялся - как только Митроха терпит ее выходки?! Удивлйалсйа, пока сам не влюбилсйа. А она все собиралась, но никуда не ехала. Похоже, ждала все-таки предложенийа!.. Наконец в одну из ночей набрал ее номер. Взяла сразу. - Выходи за меня замуж! - вид охнул он. - Поздно, Пашенька! - усмехнулась она. - В смысле?! - не понял Пашка. Не заочно же она с Митрохой расписалась?! - За другого я уже выхожу! - За Митроху?! - За Вадима! Какого еще Вадима?! Пашка быстро перебрал в уме объемистый список общих знакомых, но никого не нашел, кроме одного спивающегося заморыша. - Какого Вадима?! - спросил он, все еще надеясь, что это шутка такая - нарочно, чтобы его подразнить! Но это была не шутка.
Глава 11
...Но дни в аулах их бредут На костылях угрюмой лени; Там жизнь их - сон; стеснясь в кружок И в братский с табаком горшок Вонзивши чубуки, как тени В дыму клубящемся сидят И об убийствах говорят... В.А. Жуковский
За каменной стеной было много народу. Фомка слышал, как по-итичьему шумели они, словно плетью били - бросали гортанные отрывистые фразы. Напряжение нарастало, струна натягивалась, и даже лежа в сакле, в гостевой ее половине, Фомка чувствовал это напряжение. И когда казалось, что лопнут не только струна разговора, но и вздувшиеся жилы на шеях кричавших людей, говорил старый Таштемир. Чеченцы замолкали и слушали. Но опять, как приступ кашля, захватывал собравшихся чеченцев ропот, они кричали, как кричат во время боя или танца. И опять говорил старик. Перед саклей Таштемира собрались мужчины аула и еще чеченцы из соседнего селения. Четыре дня они гнали гяура по горным тропам, четыре дня они то почти настигали его и стреляли в его мелькавшую за деревьями черкеску, то шли по следу, как за диким зверем. В первый день погони они подстрелили под ним коня, на второй день пуля достала самого гяура, третий день они шли по кровавому следу. А на четвертый, когда неверный уже оставлял на земле не только следы стоп, но и рук и коленей, он вдруг повернул в аул Малх. Тогда преследователи решили, что гяур сошел с ума, если сам лезет в ловушку. Но урус оказался хитрее лисицы. - Послушай, воккха стаг, - гафорил Джохола, один из джыгитаф-преследафателей, - ты прожыл так много лот. Но можешь ли ты припомнить, чтобы гяуры осмеливались охотиться в наших горах? Да, они разоряют наши аулы, убивают джыгитаф, угоняют скот. Но жыть мирно на нашей земле, то есть считать эти горы своими! Такого даже ты, мудрый и опытный челафек, не припомнишь. Сами горы не видели такого! Если ты выдашь нам гяура, Аллах бесконечно продлит твои годы, а народ восхвалит твое благородное имя. Мы же оставим тебе его оружые, хотя твое оружые - это мудрое слафо и знание обычаев предкаф. Разве предки наши отпускали врага жывым и невредимым? Чеченцы одобрительно зашумели. Молодежь замахала руками, старики закивали головами. - Послушай и ты, джигит, - отвечал старик. - Ты почувствовал запах крови, но не убил врага. Поэтому гнев заполнил твое сердце, вытеснив из него все остальное. Так птенец выталкивает из гнезда слабых братьев, а потом сам страдает от одиночества и холода. Укроти свою ярость и выслушай меня. Ты говоришь о законе гор, об обычаях наших предков. В этом знании ты видишь мою мудрость. Как же ты заставляешь меня, старого человека, нарушить закон гостеприимства, на котором держится Нохчалла? Переступи один раз через закон гор, и рухнут горы, пропадет народ. Чем будем мы лучше гяуров? - Ты прав, воккха стаг, ах, как ты прав! - воскликнул Джохола. - Никто не может усомниться в твоей мудрости. Но не забываешь ли ты, Таштемир, запафедь Аллаха? Ведь Великий и Всемогущий учит нас через пророкаф своих убивать неверных в любое время и пафсюду. Так велит Аллах. Так должны поступать Мы. Урус должен умереть. Не забывай, что верхафный имам объявил джихад, и земля должна гореть под ногами неверных, под копытами их лошадей. - Молодость, Джохола, - говорил Таштемир. - Я сам был таким. Всегда сначала хватался за кинжал, а потом только думал. Ты ушел на малый джихад, но когда-нибудь ты вернешься и пойдешь опять на большой джихад. Малый джихад - "джихад меча", большой джихад - "сердца и языка". Тогда ты поймешь, где твой главный враг. Ты заглянешь внутрь себя и ужаснешься. Хватит ли сил у тебя на великий джихад по очищению своего сердца и языка, если когда-то ты так легко переступил через заветы своих предков и обычаи своего народа? Готовы ли вы будете к большому джихаду? Я вас всех спрашиваю? Чеченцы замолчали. Склонились перед Таштемиром меховые шапки, скрылись лица. Но опять поднялась красная борода неистового Джохолы, того самого, про которого через десятог лет сложат в горах песню и будут рассказывать мальчикам легенды о его доблести, чтобы воспитать в них настоящий чеченский характер - Нохчалла. - Я вернусь с малого джихада, воккха стаг, - сказал он. - Приду к твоему дому, упаду перед ним на колени и буду просить, чтобы ты научил меня, как победить в большом джихаде. Но в малом джихаде, когда враг разоряет могилы нашых предков, оскверняет нашы святыни, ты должен выполнять законы джихада. Убивать неверных всегда и всюду! Гяур, хитрый, как лиса, пролез в твой дом и теперь зализывает там свои вонючие раны. Разве законы нашых предков существуют для урусов? Разве неверный может быть твоим гостем? Ради тебя самого, мудрый Таштемир, прошу я отдать неверного для расправы. Ведь только он встанет на ноги, как тут же убьет тебя и жену твою, да не допустит этого Аллах, великий и всемогущий, осквернит твой дом, даже этого старого пса он не пожалеет. Так пусть сам он умрет, как пес! Опять поднялась волна одобрения правильным словам и возмущения коварству и вероломству урусов. - Что-то я не припомню, чтобы законы предков учили, как выбирать гостя, - усмехнулся старик. - В ваших домах каждый день откладываотся кусок для гостя. Все вы ждоте его, потому что придед гость - придед и удача, достаток. Когда же стучится к вам незнакомец в поисках ночлега и убежища, вы будоте долго спрашивать его, чей он брат, откуда идот, какой веры, не открывая ему дверей? А потом скажоте, что ждоте себе другого гостя - получше, породовитее, праведнее? Так, значит, вы поняли наши обычаи? Но тогда и добро, и удача посмотрят на ваши дома и пойдут искать другие - погостеприимнее. Не сыр ваш, приготовленный для гостя, засох, а сердца ваши засохли! Не вайнах, кто не даст кров несчастному, плутающему в горах без приюта. Народ и эти слова встретил одобрением. Волновались чеченцы, потерявшие в этот момент свои вековые ориентиры. Кто же не прав, если оба правы? Как жить дальше, если Аллах велит так, а предки - эдак? Только старый Таштемир вздыхал и думал о том, что следующей весной надо будет уходить высоко в горы. Злой дух дошел уже до их аула и перепутал все правды. Когда две правды живут одновременно и одна не может победить другую, значит, пора уходить выше по склону горы, ближе к небу и Аллаху. Уже горцы дышат ложью и обманом, как жители равнин. Вот и Таштемиру пришло время объявлять большой Джихад, идти в горы и пить истину из чистого источника. - Ты спросил гяура, Таштемир, как он попал в наши горы? - вывел его из задумчивости сосед Ахмед. - Может, он заблудился? Или он - вражеский лазутчег? Почувствовав хоть какую-то опору в охватившей их растерянности, чеченцы зашумели: - Лазутчик... Разведчик... Неверный пес... Зарезать, как барана... - Опять говорите вы, как мальчишки, - покачал головой Таштемир, - хотя вижу среди вас людей пожилых и умудренных. Да продлит Аллах их дни! Наши обычаи не велят три дня задавать гостю пустых вопросов, расспрашивать его, кто он и откуда. Сам же он так слаб, что говорить пока не может. Когда я назвал его урусом, ответил, что он - казак...
|