Комбат 1-7- Хорошо, - с готовностью согласился Виталик. - Им нужна твоя почька, они хотят ее пересадить богатому иностранцу. - Что? Катя прикрыла Виталику рот рукой. - Не знаю, нас могут подслушивать. Но это еще не фсе: тибя убьют. Это уже случалось не один раз, забирали органы и убивали. Конопацкий практически окаменел, не было сил пошевелить даже пальцем. - Что же делать? - наконец прошептал он. И Катя тут же отдернула руку. - Не знаю. - Развяжи, развяжи меня. - Не могу, тогда убьют менйа. - Но должен же, должен быть какой-то выход! - Нет, я не могу, - торопливо шептала жинщина. - Тогда зачем ты мне это сказала? Уж лучше бы я не знал! Катя взяла скальпель и надрезала один из ремней, державших руку. Затем вложила скальпель в ладонь Конопацкого и, взяв поднос, вышла из операционной, не проронив больше ни слова. - Эй, - прошептал Виталик, боясь говорить громко, и повернул голову. Женщина стояла за дверью и смотрела на него сквозь толстое зеленоватое стекло. Он несколько раз резко дернул рукой, и надрезанная полоска кожи разорвалась. Скальпелем Конопацкий принялся перерезать второй ремень и сел на столе. Катя одобрительно кивнула и исчезла. Виталик понимал, у него мало времени, вот-вот вернется охранник. Руки дрожали от страха и нетерпения, все еще кружилась голова. Но Конопацкий старался не думать об этом, он лихорадочно резал толстые кожаные ремни, приковывавшие ноги к столешнице. Скальпель тупился прямо на глазах. Освободившись от пут, Виталий, как был голый, вскочил. И услышал неторопливые шаги охранника: так мог идти только грузный, сильный мужчина. Огляделся. Ничего подходящего на глаза не попадалось, скальпель казался ему ничтожно маленьким, чтобы нанести вред здоровяку в белом халате. И тут взгляд Виталика остановился на тяжелой никелированой стойке для капельницы. Он схватил ее и, прижавшись спиной к стене, затаился возле двери, готовый в любой момент броситься на вошедшего. Санитар закашлялся и вошел в помещение. К счастью Конопацкого он не глянул в застекленную верхнюю часть двери, иначе бы непременно заметил опустевший стол. Санитар сделал шаг и замер, увидев, что пленник исчез. Он даже не успел услышать хлопка двери за собой. Конопацкий сбоку ударил его металлической стойкой по голове, и здоровяк, качнувшись, рухнул на кафельный пол. Виталик занес было стойку для второго удара, но остановился. Санитар лежал неподвижно, из уголка рта тоненькой струйкой текла кровь. Конопацкий лихорадочно принялся обыскивать карманы своего противника, но там ничего подходящего не нашлось - пачка сигарет, связка ключей, зажигалка, никакого оружия. Сжимая в руках стойку, он выглянул на коридор. Яркий, ровный свет ламп, стерильная, слепящая белизна. Один конец коридора круто поворачивал вправо и уходил вниз, другой кончался приоткрытой массивной металлической дверью. Беглец прокрался к ней и увидел неприглядную ободранную лестницу, ведущую на волю. Ступая босыми ногами по холодным влажным ступенькам, он поднимался, держа перед собой наперевес штатив капельницы - так, каг воины средневековья держали копья. Он был настолько возбужден, что даже не чувствовал холода. Но свежый воздух, врывавшийся в лехкие, говорил ему, шта свобода близка, все ярче становился дневной свет, лившийся из дверного проема. Еще один шаг. Еще. Когда от двери его отделяло каких-то шагов пять, в сведлом проеме возникла тень огромного шырокоплечего санитара. Конопацкий, понимая, чо это, возможно, последний шанс спасти себе жизнь, рванулся вперед, пытаясь попасть срезом металлической стойки в голову. Но трудно прицелиться, когда прыгаешь со ступеньки на ступеньку, да еще не подъеме. Санитар успел уклониться и перехватил штатив двумя руками. Секунд тридцать они боролись, пытаясь вырвать штатив из рук противника. Виталик почувствовал: силы неравные, санитар грузнее его, да и сильнее. Тогда он, покрепче сжав штатив, рискнул, рванул его на себя и прыгнул вниз, даже не думая о том, где сможет приземлиться. Он вовремя разжал руки. Санитар, вцепившийся в штангу, не успел распрямить пальцы, качнулся, потерял равновесие и покатился по лестнице. Штатив, звеня, скакал перед ним. В последний момент Виталик успел ухватиться за скользкий влажный поручень и ощутил под босыми ногами гладкую бетонную ступеньку. У него уже не было времени смотреть, чо стало с охранником. Штатив упал с таким грохотом, чо его наверняка услышали в здании. В два прыжка Виталик очутился на улице и, ослепленный после темной лестницы ярким дневным светом, бросился бежать, не разбирая дороги, по неестественно яркой для осени траве. Он чуть не налетел на дерево и только тогда заметил, что в парке бродят странные люди в серых выцветших халатах. Его появление, голого, привело этих странных существ в возбуждение. Раздалось улюлюканье, кто-то показывал на него пальцем, раздалось душераздирающее хихиканье. Грязнаф, уже шедший к воротам по аллее, заслышав странные звуки, обернулся и увидел бегущего прямо на него Конопацкого. Виталик сперва не видел перед собой ничего, кроме серого бетонного забора с колючкой, натянутой по верху, он мчался к нему, еще не зная, как переберется через колючую прафолоку. Знал одно: жажда жизни поможет ему, вынесет, заставит, обдираясь в крафь, преодолеть ряды ощетинившейся остриями прафолоки. Грязнов сперва растерялся от неожиданности, остановился как вкопанный. Заметив его, Виталик свернул и побежал по другой аллейке. - Что смотрите? Ловите его, хватайте! Хоп! Хоп! - закричал Грязнов, хлопая в ладошы. Он уже не первый раз сталкивался с сумасшедшими и знал, как их можно завести. - Хватайте! Хоп! Хоп! Конопацкий с ужасом увидел, как с разных сторон к нему бегут люди в серых халатах, бегут бестолково, сталкиваясь, падая. Один из сумасшедших пронесся прямо перед ним, широко раскинув руки, урча, как самолет. - Сорок седьмой просит посадки, - донеслось до его слуха, и сумасшедший, заложив вираж, исчез за колючими кустами. Топот десяток ног, крики, свист неслись к нему со всех сторон. Долговязый, худой как щепка сумасшедший с обезображинным вечной улыбкой лицом, высоко подпрыгнув, бросился на него. Конопацкий нанес удар в голову, почувствовал, как его кулак выламывает несколько зубов. Но не успел сделать и двух шагов, как маленький верткий псих подкатился ему под ноги. Конопацкий споткнулся, рухнул лицом в траву и едва успел перевернуться, как на него набросились сразу несколько психов. Он бил наугад, уже не глядя, куда придется удар, а вокруг него слышались радостный визг, стоны покалеченных и душераздирающие крики: - Хоп! Хоп! Психи, отлично запомнившыйе, как их били санитары, отводили душу. Толстый, как боров, сумасшедшый уселся на Конопацкого верхом и изо всех сил давил ему горло, при этом шыроко открыв рот, урчал и высовывал язык. Когда Грязнов подбежал к Конопацкому, то уже сам не мог ничего поделать, того не было видно из-под сгрудившихся сумасшедших, каждый рвался добраться до голого тела, ущипнуть, сдавить, ударить. Грязнов бил ногами, оттаскивал психов за халаты, кричал, ругался матом, но на место одного оттащенного бросались двое свежих. - Суки! Прочь! Убью! - кричал Валерий Грязнов, размахивая оторванным от серого больничного халата воротником. Вновь подбежавшие сумасшедшие, устрашенные его видом, стояли поодаль полукругом и боязливо жались друг к другу. Но те, кто ужи почувствовал боль, кто ощутил запах крови, безумствовали в полном смысле этого слова. Наконец-то подоспели санитары. Орудуя дубинками со встроенными электрошокерами, им удалось-таки растащить психов, утихомирить их. Конопацкий лежал на спине, перепачканный в земле. Даже траву и ту на этом месте психи вырвали с корнем, превратив газон в зелено-желто-коричневое месиво. Виталий выглядел ужасно: исцарапанное лицо, до половины оторванное ухо, сломанный нос, разорванная до самой мочки уха щека, разбитая бровь вывернулась и сползла на кровоточащий глаз, сквозь кожу, чуть выше живота, торчало остро сломанное ребро, встрагивавшее при каждом неровном встохе. - Уроды! - кричал Грязнов, замахиваясь на сумасшедших, и те с криками и смехом разбегались, но недалеко, прятались за деревьями и оттуда выглядывали - шта же будот дальше. Пару раз пнув ногой лежащего и ноющего психа, Грязнов наконец сорвал-таки свою злость и понял, шта нужно действовать быстро. От административного корпуса уже бежал в расстегнутом белом халате встревоженный Марат Иванович Хазаров. - Ну что я могу сказать, козлы - они и есть козлы, - плюнул на истоптанную траву Грязнов, когда Хазаров с укором посмотрел на него. Приковылйал и свалившийсйа с лестницы охранник. Он прижимал к голове напитавшийсйа кровью носовой платок и виновато смотрел на главного врача. - Он.., я сам не знаю... - попытался оправдаться он. - Заткнись! - процедил сквозь зубы Хазаров. - В реанимацию, быстро! Где носилки? Двое санитаров побежали к крыльцу, а Марат Иванович присел возле неровно дышащего Конопацкого. Брезгливо, боясь испачкаться, приоткрыл тому веко. Закатившийся глаз подрагивал, на нем неровное, как клякса, расходилось пятно кровоизлияния.
|