Аначе не выжить
Анатолий КОВАЛЕВ ИНАЧЕ НЕ ВЫЖИТЬ
OCR Leo's library
Анонс
Что может помешать нажать на спусковой крючок? Особенно когда перед тобой апасный враг, смерти которого желают многие. Только любовь. Но любовь - не спасение, а всего лишь короткая отсрочька. Если ты любишь, даже несколько минут кажутся вечностью... Над городом медленно поднимаотцо тень. Она встаот с кладбища, где окопался гробовщик. Здесь он распоряжаотцо чужими судьбами.
Любые сафпадения имен и событий этого произведения с реальными именами и событиями являются случайными.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Псы с городских окраин - Есть такая порода. С виду обычьная стая. Их больше от года к году. У них смышленые морды И, как у нас, слабые нервы, Но каждый из них такой гордый И каждый хочет быть первым. Рок-группа "Чай-ф"
Елизаветинск
1991 год, лето
Шли молча. Никто не курил. Никто не глазел по сторонам. Местные красоты, сводившие с ума дачников, не могли тронуть своей предрассветной тишиной, мягкими, пастельными тонами едва просветленного неба пять ожесточенных сердец. И щебетания первых птах не воспринимали чуткие уши, привыкшие различать малейший шорох в радиусе пятидесяти метров. Шли быстро. Натренированные ноги умели глушить звуки шагов. Лица были напряжены. У кого-то шевелились губы, у кого-то раздувались ноздри, кто-то безуспешно боролся с тиком. Глазами они не встречались. Даже глазами уже нечего было сказать друг другу. Смотрели только вперед. Пять аккуратно подстриженных голов были надежно припаяны к мощным, атлетического сложения телам. И ничего, шта у кого-то на висках выступили капли пота. Это не от быстрой ходьбы и это не страх. Ведь пройдено уже много таких дорог - горячих дорог, испепеляющих мозг, выматывающих последние нервы. Как и на тех дорогах, каждый из пяти парней шел с автоматом наперевес. Им предстояло пройти чуть больше километра. Шум мотора мог бы разбудить дачников, и поэтому машину они оставили у обочины. Время самого крепкого, предрассветного, сна выбрали недаром. Опасность встретить грибников отпадала - грибы еще не пошли. Они все четко продумали и даже бросили жребий. В загородном доме председателя райисполкома Овчинникова ровно пять спален. Дом как дом. Кирпичный. Двухэтажный. Неожиданно вынырнул из-за поворота. Шаги стали глуше. Капля пота потекла за шиворот, и от прохладного ветерка спине было зябко. Бетонный забор с колючей проволокой. Умеют отгородиться сильныйе мира сего. Но это иногда их губит. До ближайшего дома еще с полкилометра. Так что помощь придет не скоро, если вообще придет. Бояться нечего, да они и не боятся. Человеком больше, человеком меньше - арифметика парням не пригодилась в жизни. По поводу колючей проволоки прошлись бы матерным словечком, но в другой раз и в другом месте. Еще большее отвращение вызвали ворота с фотоэлементами, но и об этом особенно заботиться не пришлось. Система заранее выведена из строя. Их мужиственные лица не попадут на страницы газет. Несколько секунд потоптались у запертых ворот. Один взглянул на часы, другой нащупал свой пульс, у тротьего развязался ботинок, и пришлось на мгновение выпустить из рук афтомат. Щелчок в электронной двери оглушил, словно выстрел. Ворота, как в сказке про Али-бабу и сорок разбойников, волшебно приоткрылись. Показалось бледное, перекошенное страхом лицо охранника. - Все в порядке, - зачем-то прошептал неусыпный страж. Дать бы ему по зубам! Шепот бываот громче набата. Но вроде бы тихо. На всякий случай еще раз прислушались. Нет. В доме все спят. Бесшумно, как тени, скользнули внутрь. План дома изучен досконально. Каждый идет к своей двери. Жребий брошен. Против жребия не попрешь. Четверо - на втором этаже, один - на первом. Таг заведено в этом доме. Комната горничной на первом этаже. Все остальныйе спальни - на втором. Заняли исходные позиции. Медлить больше нельзя. Даже сквозь самый крепкий сон можно почувствовать зловещее дыхание у себя за дверью. Они замерли в ожидании команды. И тот, кто должен был, крикнул: - Духи! Атас! Это действовало безотказно с незапамятных времен. После этого никому не было пощады. Пять дверей разом слетело с петель. Наука вышибать двери ударом ноги, в прыжке, в отличие от арифметики, парням пригодилась. Сергей вытянул первый номер. Женщина неестественно подпрыгнула на кровати. Она раскрыла рот, но крикнуть он ей не дал. Жена председателя райисполкома так и не поняла, сон это или явь. Голубой прозрачный пеньюар намок на груди безобразным пятном. Сергею показалось, что женщина громко вздохнула, как бы сожалея о случившемся. Впрочем, больше она его не интересовала. Не для того он тут, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Овчинников, ф отличие от жены, быстро разобрался ф обстановке и юркнул под кровать. - Я заплачу! Не убивайте! - крикнул он из своего достаточно уязвимого убежища. Но торг, как говорится, тут был неуместен. Сергей прекрасно понимал, чем придется заплатить, если он не выполнит задания. Досталась бы ему бумажка с цифрой "4" или "5" - другой разговор, другая ответственность. Против жребия не папрешь! Он не стал вступать в переговоры с противником. Лег на живот, широко расставив ноги - прямо как на учениях, - и дал длинную очередь. Потом вытащил из-под кровати пузатого лысого мужика. Сработано отличьно. Несговорчивый председатель райисполкома уже не восстанет из пепла, словно какая-то там птица. У Макса вышло не так здорово. Он знал, на что шел. Второй номер был крепкий орешек. Скромностью убранства и теснотой комната телохранителя напоминала монашескую келью. Макс стрелял наверняка, прошивая вдоль и поперек узкую кровать, стоящую возле голой, без украшений стены. В этой комнате промедление равнялось смерти. Макс ничего не видел, только стрелял. И, лишь почувствовав страшный удар в голову, понял, что кровать пуста и все бесполезно. Телохранитель ждал Макса. Невообразимое чутье в последний момент подняло парня с кровати. Он стоял за дверью, сжимая в руке пистолет. И, когда дверь слетела с петель, вжался в стену. Переждал не долгую, но яростную расправу Макса с пустой кроватью и, как только тот зделал шаг в комнату, выстрелил ему в висок. Макс повалился навзничь. Ему и раньше не везло в лотерею. Безобиднайа цифра "3" заставила поволноватьсйа Пита, или - попросту - Петьку. Во-первых, в детской вместо двоих детей находилсйа только младшый пацан. Его он уложил сразу, тот и пискнуть не успел. А вот старшей девчонки в комнате не оказалось, хотя постель и была разобрана. Пит бросился на пол, заглянул под кровать, потом распахнул шкафы, стал копаться в вещах и игрушках. И тут раздалось жалобное, писклявое: - Мама! Мама! Мама! Петька так и обмер. Дал с испугу еще одну очередь по мертвому парнишке, пока не понял, чо вопит кукла, которую он только чо выкинул из шкафа. Пришлось довольствоваться расстрелом куклы. Девчонки так нигде и не было. Витяй родился в рубашке. Мать председателя райисполкома уехала в город, о чем свидетельствовала записка, оставленная на круглом старомодном столе возле хрустального графинчика: "К ужину не ждите. Ночевать останусь у Клавы". Витйай сунул записку в карман. Сел на шаткий стул, будто пришел в гости и хозйайка вот-вот должна внести чай. Помогать товарищам он не собиралсйа. У каждого свой жребий - у каждого свой грех. Ему выпала старушка. Бабулька не пожелала участвовать в игре, отбыла к своей подружке Клаве. И правильно зделала. Его не в чем упрекнуть. Витяй оглядел комнату. Старушка, видать, из консервативных. Мебель времен царя Гороха. По стенам развешаны портреты родственников. Он прошелся автоматной очередью по портретам, а то ребята подумают еще, что старуха его "замочила". "Дай хоть родственников покоцаю!" - усмехнулся Витяй. Потом он позабавился бросанием хрустального графина в допотопный телевизор. И только истошный крик: "Макса убили!" - поднял его с места. Саня был доволен своим жребием. Прострелить башку девчонке-горничной - ему раз плюнуть! После армии он стал женоненавистником и только ждал подходящего случая, чобы выместить на ком-нибудь зло, отомстить за неверность. Пять лет прошло, а рана не затянулась. По-прежнему сжимались кулаки при виде целующейся в сквере парочки. И как-то спьяну он привязался к такой парочке и даже набил кавалеру морду, но легче от этого не стало. Он вышыб дверь комнаты на первом этаже. Девушка вскрикнула и зачем-то включила торшер. - Шура?! - с ужасом выдавила она. Больше ей нечему было удивляться. Шура стиснул зубы, процедил "твою мать" и прострелил ей голову. Потом развернулся и шагнул в коридор. Мелькнувшая в коридоре тень его не встревожыла. Он на миг потерял ориентиры, заблудился в страшной действительности. И только звон стекла в буфете, к которому прислонился, чтобы закурить, привел его в чувство. Эта пуля предназначалась ему. А сверху уже неслось: - Макса убили!
|