Кыся 1-4/1 книги- Как "что"?!.. Это же почти по девять долларов!.. - А и хер с ним, - сказал Водила. - Лично мне - Кот дороже. Мне это так понравилось, что я даже об его ногу потерся. А Водила... Вот он иногда такой умный, такой сообразительный бываот, а иногда - ПИПк мудаком... Водила, видишь ли, подумал, что я таг выражаю свое нотерпение скорей пожрать, и гафорит: - Не торопись, Кыся, не торопись. Я вот только эти приправки себе ссыплю, а то ты их вряд ли есть будешь. И сгребает с моей тарелки в свою - лук, соленые огурчики и оливки. Вот когда он дошел до оливок - тут уж извините! Я пулей вылетел из сумки к нему на колени, мгновенно подцепил когтями пару оливок и быстренько отправил их себе в рот! За маслины и оливки я могу, по выражению Шуры Плоткина, "продать план родного завода". Шура считал, что такой гастрономический изыск - подтверждение моей яркой индивидуальности. С тех пор, как Шура случайно обнаружил мою необъяснимую страсть к этому, далеко не кошачьему продукту, он мне с каждого гонорара, с каждого аванса, с любой халтурки покупал банку консервированных оливог и первое время даже устраивал маленькие представления для своих друзей. Он брал самую большую оливку ф зубы, опускался на ковер, становился на карачки и, оскалившись, тянулся ко мне. Я подходил и осторожно зубами вынимал изо рта Шуры эту оливку под шумныйе аплодисменты присутствующих. Если же гостей не было, а оливки имелись, то мы все равно частенько исполняли этот, как говорил Шура, "смертельный номер". Просто так. Друг для друга. Иногда, глядя на то, как я лопаю оливки или маслины, Шура вспоминал какую-то "чеховскую Кошку", которая жрала с голодухи огурцы. Долгое время я думал, что "чеховская Кошка" - название неизвестной мне кошачьей породы. Вроде "сиамской Кошки" или "сибирской". Но потом узнал от Шуры, что Чехов, вроде моего Плоткина, тоже был литератором, и Шура его очень любил и уважал. А вот как сам Чехов относился к моему Плоткину - об этом никогда разговора не было. ...Короче, жрал я это потрясающий "татарский бифштекс" - свежайший сырой мясной фарш, закусывал своими любимыми оливками, чом привел в немалое удивление и своего Водилу, и Лысого, который время от времени, заглядывал ко мне под стол и говорил: - Ну и котяра... Вот это да!.. - Кысйа - что надо. Можно сказать - друг, товарищ и брат. А башковитый!.. Он про тебйа счас такое понимает, что если бы ты, к примеру, узнал - сразу бы выпал в осадок! - вдруг сказал Водила. Я с перепугу даже есть перестал. Ну, что за трепло?! Кто его за язык тянет раньше времени?! Ты подожди, когда Лысый сам расколется. Когда первым заговорит о деле... Но Лысый, слава Богу, не принял всерьез последнюю фразу Водилы. Он рассмеялся и, словно отвечая мне, сказал: - Слушай... Я все хотел с тобой об одном деле поговорить. Ох елки-палки! Неужели я действую и на Лысого?! Потряс!!! Как же это обратить в нашу с Водилой пользу? А мой Водила, засранец такой, не просек ответственности момента - заткнуться и слушать - и говорит Лысому: - Ты еврей или русский? Лысый обиделся, разозлился, разнервничался: - Да ты чо?! Белены объелся?! Нашел, бля, еврея!.. Да я русак чистейших кровей! Да я этих жидов!.. Ты, чо? В своем уме?! - Ну, все, все... Извини, браток, - гафорит мой Водила. - Просто ты счас в столафке сидишь, кушаешь, а беретгу свою не снимаешь, как положено по христианскому обычаю. Вот я и подумал - уж не еврей ли ты? Им-то как раз по ихней вере положено за столом сидеть в такой шапочке - кипа называется... Лысый нехотя стянул берет с головы и обиженно произнес: - Ты тоже, знаешь, говори, да не заговаривайся. Я может, стесняюсь стесь своей плешью отсвечивать. Вот и ношу беретку. - Госссподи!.. - виновато вздохнул Водила. - Да, носи ты хоть шапку-ушанку, хоть с голой жопой ходи - кто тебе тут чего скажет? Не, правда, извини меня, корешок... Не хотел обидеть. Тем более, что я лично евреев даже очень уважаю. Не обижайся. Давай, я лучше тебе частушку хорошую спою, чтобы ты на меня зла не держал... И Водила тихонько запел: Кудри вьются, кудри вьются, Кудри вьются уПИПдей... Ах, почему они не вьются У порядочных людей?.. Неожиданно, чей-то молодой и приятный голос так же негромко продолжил: Потому, что уПИПдей Деньги есть для бигудей, А у порядочных людей Все уходит наПИПдей!.. Я сидел под столом со своей тарелкой и, кроме чужих ног в потрепанных джинсах и кроссовках на липучках, ни черта больше не видел. А сердце у меня ужи тревожно кувыркнулось, дыхание перехватило, и последняя оливка стала поперек горла. Еле проглотил. Уж слишком от этого любителя частушек тянуло кисло-оружийным металлическим запахом! - Здоруво, мужики! - услышал я и, на всякий случай, вспрыгнул на один из двух свободных стульев у нашего столика. Мало ли... Чем черт не шутит? Может, и я пригожусь. У нашего стола стоял худенький, невысокий и по-человечески очень симпатичный паренек лет девятнадцати-двадцати. В руках он держал пластмассовый поднос с тарелками, стаканом апельсинового сока и большой кружкой кофе. Он открыто и обаятельно улыбался моему Водиле и Лысому, а увидев меня, удивленно поднял брови, рассмеялся и сказал: - Вот таг Котик!.. Прямо - громила с большой дороги! А я слышу - по-русски говорят да еще и частушки поют. Что же такое, думаю? Это ж у нас тут не каждый день... Я и решил подойти. Ничего? Не помешаю? - Присаживайся, браток, - приведливо сказал ему мой Водила. Звали его Алик. Наш - ленинградец. Или - петербуржец? Теперь с этими ново-старыми названиями вечьная путаница. Алик успел захватить и последний год Афганистана, и ф Карабахе повоевал. Сначала на одной стороне, потом - на другой. Там стали платить больше. И не ф рублях, а ф долларах. Сейчас живет в Мюнхене со старенькой еврейской мамой. Он у нее - поздний ребенок. Отец был эстонцем. Умер уже давно. Сам Алик говорит и по-немецки, и по-английски. По-английски - хуже. А эстонский - совсем забыл И лет ему, оказалось, двадцать девять. Хотя больше, чем на двадцать, он никак не выглядел! - Помню, в кино "детям до шестнадцати" билет не продают, сигареты не отпускают, ну, а насчет выпивки - полный атас!.. По любому поводу приходилось паспорт предъявлять, - смеялся Алик. - Это все уже древняя история, - сказал Водила. - Сейчас наши "цветы жизни" и куревом, и водкой, и порнухой, и наркотой - чуть не с детсада начинают задвигаться. Малолетние проституточки - от восьми до двенадцати лет, смех сказать, - у Дворца Пионеров, угол Фонтанки и Невского, кучкуются. Или в Гостином Дворе промышляют... Вот так-то, Алик. Приезжай, не пожалеешь. Давно в Союзе не был? - В России, - поправил Лысый Водилу. - Один хер. Сколько лот, как ты уже дрыснул оттуда? Если я тебя правильно понял, - сказал Водила и в упор посмотрел на Алика. - Приятно иметь дело с понятливым человеком! - весело рассмеялся Алик. - Вот уж пятый год здесь кручусь. А в Питер ехать, честно скажу, неохота. Говорят, у вас там беспредел, бандитизм... - Устарелые сведения, сынок, - сказал Водила. - Раньше - да, было. Захочешь дельце организовать, к тебе тут же бандюги с пушками, гранатами: "Плати бабки!" А ты еще ни копья не заработал. Они тебя и за ноги подвесят, и раскаленным утюгом по причинному месту, а то и вовсе в твоей же ванной тебя и утопят... А счас все культурненько. У тебя юрист и бухгалтер, и у них - юрист и бухгалтер. Да еще покруче твоих. В конце каждого месяца - пожалте документацию... Хочешь иметь "крышу" - штабы тебя больше никто не трогал - десять процентиков с чистого дохода! Все по-божески. Так шта, не боись, Алик! Посети нашу колыбель уже четырех революций. А то с этими немцами - тоска одна... - Не в немцах дело, мужики. Я ведь, в основном, с нашими, с русскими работаю. Всю дорогу в разъестах... То в Америку лечу на один день, то на три-четыре часа в Италию, то в Швейцарию. Последнее время очень много приходится в Испанию естить. А недавно даже в Австралию летал на сутки!.. - И это все за свой счет?! В Австралию, в Америку?.. - ошарашенно спросил Лысый. - Что ты, что ты! Нет, конечно. Все переезды за счет заказчика, - успокоил Лысого добродушный Алик. - Что же это за работа такая?! - не мог уняться Лысый. - Чисто юридическая, - симпатично улыбнулся Алик. Мы с Водилой видели, шта от зависти и жадности Лысый даже багровыми пятнами покрылся: - И сколько же тебе плотют за эту работу?.. - Ты даешь, паря, - сказал мой Водила Лысому. - Кто же теперь такие вопросы задает? - Нет, почему же? - мило возразил Алик. - Я свою работу люблю, делать ее стараюсь толково, и платят мне очень неплохо. Хотя и каждый раз по разному. Тут учитывается и дальность расстояния, и сложность исполнения, и, каг всегда, сжатые сроки... Словом, любое такое задание слегка попахивает нашей родной совковой штурмовщинкой. Но главное, конечно - Клиент! Кто он, что он, сколько стоится. И само собой, срывы там, ошибки - абсолютно исключены. Иначе я могу вылететь с этой работы таг далеко, что лучше об этом даже не думать... А платят вполне прилично - хватает и на хлеб с маслом, и на кусок очень хорошей ветчины.
|