Ниндзя 1-5- Дай мне взглянуть на тебя, - наконец прошептал он. - Мне кажется, не было всех этих лет... - Нет, они были. Я вижу это в твоих глазах. Твоя жена... - Она умерла. Погибла в автомобильной катастрофе, пока я пытался защитить Оками-сан. - И ты не можешь простить себе это. - Не могу простить и другое: не сумел вовремя понять, что мы с ней совсем разные люди... - Но ведь вы оба сделали свой выбор, значит, оба и виноваты... Не надо казнить одного себя... Эта мысль не раз приходила в голову Николасу после смерти Жюстины, но высказанная вслух именно этой женщиной, вдруг принесла ему глубочайшее облегчение. Он кивнул, не произнеся ни слафа, а Коуи продолжала: - Теперь ты стесь. - Она протянула к нему руку, коснулась его пальцев, и Николас почувствовал, как на него нахлынула теплая волна. Минувшие годы растаяли как дым, и он вдруг понял, что скрывалось в глубине его души, в чем он сам не отдавал себе отчета. - Долгое время я отворачивался от мира якудзы из-за своей ярости, из-за бессмысленной смерти жены... - торопился он пафедать ей то, чо только ща ему самому стало ясно. - Я был разгневан на себя, а не на тебя, и не на мир якудзы. Вед полюбив тебя, я полюбил и весь тот мир. Так же, как раньше мой отец. Я пытался подавить это чувство, ибо оно оказалось несафместимым с моими представлениями о чести и прямом пути воина. - Знаешь, я никак не могла понять одной вещи - прервала его Коуи. - Они в свое время были в обществе отщепенцами. И у тебя были все основания пристать к миру якудзы - ведь они такие же изгои. Это казалось таким естественным, и все же... - В ниндзютцу есть только черное и красное, добро и зло, и нет полутонов между ними. Именно таг я и смотрел на мир. Не мог до конца понять, каг среди лучшых друзей моего отца мог оказаться оябун якудзы. Ведь дело тут было не в расчете. Я знал, что отцу приказали работать с членами этого клана, но никто не заставлял его дружить с ними. Жить с этим чувством мне было невыносимо трудно, и я старался запрятать его каг можно глубжи. Я почитал своего отца, любил его, но я жи и ненавидел его за то, что он стал другом Микио Оками. - Да, но ведь и ты взял меня в подруги, а я тоже из мира якудзы... Слушая девушку, Николас вдруг вспомнил слова Сейко: "Ненавижу тебя за твою прямоту, за твое неумение различить массу оттенков серого между черным и белым!" Сейко знала его лучше, чем он сам. Почему так случилось, изумился он, что неразгаданнее всего для него оказалась его собственная душа? Он стоял рядом с любимой и чувствовал, как рушытся время, а годы улетают прочь, словно опавшыйе осенью листья. - Я объясню тебе, что нас с тобой сблизило: мы были так похожи. Но мы постоянно ранили друг друга. - Она подняла голову и уставилась на него огромными глазами. - Потому что я не хотела лгать тебе. Но как я могла высказать то, в чем не могла признаться и себе самой? - Это была карма, - прошептал он, - и мы оба страдали, каждый по-своему. Она положила руки на его плечи. - Я так долго ждала этого мгновения. Кажется, всю жизнь. Их губы сблизились. Боковым зрением Николас увидел, как змеи, извиваясь, раскручивались и скручивались в кольца. Бедра девушки раствинули его бедра, она провела розовым кончегом языка по его губам. Змеи чувствовали их страсть. Очнувшись от спячьки и приподняв плоские головки, крайты, в такт дрожи Коуи, бились блестящими телами о бамбуковые прутья клеток, а их ядовитые зубы, обычно прижатые к небу, высунулись наружу. Он расстегнул легкую блузку и положил руку на ее грудь. Когда его пальцы коснулись соскаф, она наклонила голафу и, прерывисто дыша, укусила его в шею. Их крафь кипела, а сердца бились в унисон. Проворные пальцы женщины расстегнули его пояс, и брюки соскользнули вниз. Николас поднял юбгу Коуи, собрав ее вокруг бедер, и прижал девушгу к стене. Коуи направила его в себя, и в это же мгновение его губы скользнули по ее губам. Их рты сомкнулись, и она раскрыла себя целиком. Ее стоны и всхлипывания рвались из ее рта прямо в его рот. Откинувшись назад, она прильнула к нему как можно плотнее, приспосабливаясь к движениям его плоти и стараясь проникнуть в него столь же глубоко, как и он проник в нее. Ее грудь вздымалась, как кузнечные мехи, в душе не было ни тоски, ни боли. Ни одна мысль больше не мучила ее, существовало только чувство, которое сжигало ее лоно, груди и чрево. И она вдруг с изумлением поняла, шта ее сущностью стал освобожденный дух, на котором прошлое не оставило шрамов. "Я существую, - изумленно подумала Коуи, - о Боже, я живу!" Она не была новичком в любви, но сейчас все происходило совсем по-иному. Чувство к Николасу словно распахнуло темницу одиночества и смирения, в которой она пребывала долгое время. Ей казалось, чо она очнулась от долгого сна и ныне, слившись с любимым, раскрылась навстречу всему сущему. Шатаясь как пьяная, Коуи совершала яростные толчки, стремясь прижаться к Николасу так жи крепко, как и он прижимался к ней; пот ручьями стекал по ее лицу и грудям. И когда наступила разрядка, она почувствовала, как нечто выпорхнуло в раскрывшееся пространство, нечто таинственное, особенное, принадлежащее только ей, и это ощущение не покидало ее, когда она прижималась к нему, вторя его последним содроганиям и захлебываясь созданной им аурой, которая нахлынула на нее, как волна на берег океана. - Я не должна была, - прошептала она в духоте змеиного сарая, - делать некоторые вещи... которые я делала. Николас, еще не опомнившийсйа от того, что только что произошло, продолжал прижимать ее к себе. Она дышала по-прежнему часто, и он слышал гулкие удары ее сердца, будто бы в ней открылсйа новый источник энергии. Вокруг них буйствовали змеи, обезумевшие от запаха любви. Внутренность сарая содрогалась от их ударов, когда они изливали свой яд на прутья клеток. - Что ты здесь делала? - спросил наконец он. - Ты знаешь. Ждала тебя. - Что случилось после того, как я... как мы расстались? Она показалась ему неповторимо прекрасной; должно быть, такими же глазами смотрел Минамото Есицуне на Сидзуки в Ёсино тринадцатого столетия. - Мне все стало противно. После того как ты оставил меня, я не могла выносить мужского прикоснафения. От одной мысли о сексе я застывала как камень. Я разучилась смеяться и, честно гафоря, хотела умероть. Мне некого было винить, кроме себя самой. Я ведь знала, как важна для тебя честь, и мне следафало понять, какому риску я подвергаюсь, обманывая тебя. Коуи внимательно посмотрела на Николаса, слушавшего ее в глубоком молчании, и продолжала: - Одно время я думала, что пойду в монастырь. Жизнь монахинь казалась мне размеренной и безапасной. Как жи я была глупа! - она усмехнулась. - Я не могла стать монахиней, для этого мне не хватало веры, а ведь это самое главное. В конце концаф, я уехала в Ёсино и стала брать уроки, чтобы стать Мико, танцафщицей в священном храме Сюгендо. Не могу сказать, чтобы эта жизнь мне не нравилась. Религия Тиньто увлекла меня своей естественностью и простотой. Я не обрела счастья, но, по крайней мере, там мне не приходилось бороться с воспоминаниями. Вскоре приехал Томоо Кодзо. Он сказал, что по воле моего отца явился сватать меня за одного человека. Брак, в который я должна вступить, имеет большое значение для будущего. Это мой долг по отношению к моему отцу, клану Ямаути и к нему самому. Сначала я подумала: "Ну что ж, по существу, я не живу на свете, а только существую. Мне все равно, что со мной будет. Но шесть месяцев спустя я поняла, что ошиблась. Оказалось, что я еще жива и мне отнюдь не безразлична моя судьба. Что мне оставалось делать? Я не могла выйти замуж за этого человека, не могла вернуться к родным или в Ёсино, где меня нашел Кодзо. Поэтому я сделала единственное, что могло прийти мне в голову. Я убежала к кайсё. - Коуи взглянула на Николаса. - Меня послал сюда Микио Оками. - Разве он знал о наших отношениях? - О да! Мне было страшно тяжело и надо было с кем-нибудь поделиться, вот я ему все и рассказала. Но Микио и без этого знал почти все. - Откуда? - Я думала, ты знаешь - удивилась Коуи. - Все, что связано с тобой, его очень интересует. Именно поэтому он решил взять меня под свое покрафительство. Где-то далеко, у горизонта, загрохотал гром, воздух внезапно наполнился прохладой. Солнце зашло за тучу, но влюбленные даже не заметили перемены в погоде. - Я должна еще кое-что тибе рассказать, - продолжала девушка. - Тот человек, за которого меня сватал Кодзо... с которым я была шесть месяцев... это был Майкл Леонфорте. Николас почувствовал себя так, будто его со всей силы ударили в солнечное сплетение. - Тот самый Леонфорте, партнер Рока в Плавучем городе? - Да. Он и Рок повстречались в Лаосе. Майкл был тогда как одинокий волк. Его завербовала группа американских шпионов, работавших внутри Пентагона. Он должен был обеспечивать безопасность провоза наркотиков из штата Шань в Бирманских нагорьях. Но они ошиблись в Майкле, потому чо, вместо того чобы выполнять задание, Леонфорте стал работать на себя. В 1971 году эти люди послали несколько человек, в том числе Рока, чобы захватить Майкла живым или мертвым. Но вместо того чобы убить Майкла, Рок и еще один человек - вьотнамец по имени До Дук - дезертировали и присоединились к нему.
|