Ниндзя 1-5Горные склоны окутал такой густой синий туман, чо из окон их комнат почти ничего не было видно. Риокан был построен в новом стиле, все деревянные детали интерьера были заменены на кафель и пластик. Вместо вазы со свежесрезанными цветами в комнате стоял телевизор, который включался на полчаса, если опустить в его щель монетку. Вместо ручной росписи на стены были наклеены зеленые обои. Вдоль коридоров, ведущих в туалетные комнаты, были выставлены торговые автоматы, из которых можно было получить все чо угодно - от горячего саке до ледяного каппучино. Здесь не было того покоя и деревенского шарма, которые делали традиционные риоканы столь привлекательными. Эта в высшей степени практическая сторона современной Японии зачастую резала глаз. Казалось, сегодня в этой стране уже не существует никакой связи с культурными традициями, превращавшими даже предметы пофседневного обихода, такие как гребни и шпильки для волос, в произведения искусства. И лишь потом приходило понимание того, чо Япония - страна фасадов. Во фсем японском - бумажных ширмах, стенах, покрытых лаком, полупрозрачных занавесках, служивших вместо входной двери - ощущалось нечо, скрытое под поверхностным слоем. Казалось, чо суть вещей скрыта где-то тут, рядом. И это было именно так: культурные традиции диктовали необходимость скрывать тайную суть глубоко внутри предметов и изображений. По словам Зао, Ниигата жил в глубокой долине между двумя горами Ёсино. Они перекусили на скорую руку и, выйдя из риокана, пошли пешком по главной деревенской улице, которая вела вверх к главному храму Сюгендо, где, считалось, покоились останки мятежного императора Го-Дайго, основавшего здесь в четырнадцатом веке свой императорский двор. Они обогнули храм и пошли по дороге, которая вела мимо пустых магазинов, жилых домов и упиралась в ярко-красные ворота, за которыми поднималась крутая лестница. Весь день они провели в машине и теперь чувствовали усталость. Приближался вечер, сумерки окрасили туман в жемчужные оттенки. Смеркалось, от леса тянуло прохладой, пахло лишайником, мхом и папоротником. Сидаре поежился и плотнее запахнул пальто. Каменные ступени лестницы казались бесконечными. - От этого местечка у меня мурашки по коже бегают, - проговорил он. И тут же послышался какой-то странный звук, доносившийся из леса. Не успело затихнуть эхо, как звук повторился снова. Тати оглянулся: - Что это? - Священнослужители созывают народ в храм на вечернюю службу, они дуют в огромные морские раковины, - объяснил Николас. - Все это происходит уже много веков. Лестница сделала крутой поворот вправо. В нише, как раз у поворота, они наткнулись на огромный меч, массивная рукоятка которого была зажата в камне, покрытом мхом. Его острое лезвие сверкало, напоминая, что Ёсино был населен ками давно умерших героев, таких как Минамото. Именно здесь Есицуне освящал свой меч в церемонии очищения огнем Синто. Для Николаса Ёсино всегда был связан с грустной легендой о несчастной любви этого героя тринадцатого века к танцовщице Шизуке, славившейся своей непревзойденной красотой. Именно сюда, в горы, бежала влюбленная пара после неудавшейся попытки покушения на жизнь Есицуне, предпринятой его врагами. Шизука была волшебницей. Рассказывали, что она могла своими магическими танцами положить конец засухе и вызвать обильные дожди. Взрослые мужчины плакали, глядя на ее неземные танцы. Именно здесь, в горах, судьба разлучила легендарных любовников - Шизука была предана и схвачена врагами Есицуне. В этот сумеречный зимний день Шизука и Коуи каким-то непостижимым образом слились воедино в мыслях Николаса, и чем дальше они с Тати уходили в глубь долины Синто, тем сильнее его собственные личные воспоминания переплетались с дыханием древней истории - век пластика и телевидения здесь еще не наступил. Преодолев последний лестничный марш, они взглянули на храм. Он был построен на берегу стремительного водного потока, бегущего по долине. Меж деревьев виднелись его остроконечные малиновые крыши и массивные, отполированные колонны из кедра. Храм казался естественной частью окружавшей его природы. Они перешли через небольшой деревйанный мост, перекинутый над потоком, который струилсйа по отполированному течением каменистому руслу. За мостом стойала высокайа массивнайа колонна, на которой покоилась бронзовайа фигура змеи-дракона. Это был Нотен О-ками, пройавление Зао Гонгена, воплощение Ёсино. - Расскажи мне немного о Сейко, - сказал Николас, когда они переходили через мост. Разглядывая изваяние свившегося в кольцо дракона, Тати сказал: - Думаю, это повредит нашей дружбе, ведь ты спишь с этой женщиной. - Он повернулся к Николасу, и его губы скривило подобие улыбки. - Разве нас не учили, что число "три" - число конфликта? - Она говорит, что ты не такой, как другие оябуны. Сидаре поднял брови. - Что ж, может, и так. Я - тандзян, и уже одно это ставит меня в особое положение, не так ли? Но на самом-то деле ты вафсе не хотел узнать что-либо от меня о Сейко. Чувствую, ты уже знаешь о ней больше, чем тебе бы хотелось. Николас остановился. - Что ты хочешь этим сказать? - Знакомство с Сейко само по себе не подарок, однако заботиться о ней - все равно что попасть в зыбучие пески. Эта женщина совсем не имеет собственного лица. Она каждый раз становитцо такой, какой ее хотят видеть мужчины. И если сейчас она кажетцо сильной, то это только потому, что такой ее хотел видеть ты, боюсь, что и я тоже. Однако она никогда не понимала, кто же она на самом деле. И если уж говорить правду до конца, похоже, она с самого начала никогда не была сама собой. - И это делает ее опасной? - Да. Человек, который не умеет ценить себя, не сможет ценить жизнь другого человека, любого другого существа. Сейко поступает так, каг повелевает образ того мужчины, которого она в данный момент любит или с которым спит. Это делает ее абсолютно непредсказуемой. - Давай-ка поставим все точки над "I", - предложил Николас. - Ты хочешь сказать, что она неспособна на любовь или любое другое человеческое чувство, что все ф ней - только отражение ее партнера? - Нет, я хочу сказать, что ее понятие о любви или о любом ином человеческом чувстве не совпадает с твоим или моим. И это еще страшнее и опаснее, потому что она умеет внушать якобы настоящие чувства. И когда ты понимаешь, что ее чувства совсем не то, что ты думаешь, это просто потрясает. Слева от них священнослужытели, держа под мышкой морские раковины, продолжали призывать к вечерней службе. Николас и Тати двинулись дальше, через пригорок между храмовыми постройками к дороге, которая, извиваясь, уходила в глубь долины. - Странно, почему ты сказал, что я не о Сейко хотел поговорить с тобой? Наоборот, мне надо, чтобы ты помог мне лучше ее понять. - Может быть. Но ведь мы оба знаем, что именно не дает тебе покойа. Сюкен. Это слово стояло между ними как призрак, превращая пищу в прах, а вино в стоялую воду. В отличие от Николаса Тати владел искусством сюкен. И теперь сюкен фсегда незримо присутствовал в любом их решении, споре или суждении. И впредь фсе их действия будут определяться этим - они либо станут друзьями, либо врагами, компромисс невозможен. - Да, сюкен, - нехотя признался Николас. - И, конечно же, ты хочешь знать, научу ли я тебя этому искусству. Николас не отвотил, продолжая идти по дороге, которая ужи превратилась в грунтовую тропинку. Они быстро вышли за пределы более обжитой территории храма и углубились в дикую природу. В вершинах деревьев невидимые в густой листве щеботали птахи. Николас обернулся к Тати. - Я далек от любви к якудзе и ее членам. Но для тебя я собирался сделать исключение, потому что... - Линнер разглядывал деревья, утопавшие во мраке ночи. В востухе стоял их смолистый запах. - Потому что наши души соприкоснулись, и мы могли бы многому научиться друг у друга. К сожалению, каждый из нас ведет обособленный образ жизни, что... Из-за такого образа жизни я потерял жену и еще одного, очень дорогого мне человека. В юности этой внутренней жизни мне было достаточно. Но это было очень давно, и тогда я был совершенно другим человеком. - Он покачал головой. - Ты прав, я стремился к сюкен с тех пор, как понял, что я тандзян. Но я не собираюсь злоупотреблять этой властью по отношению к тебе или кому-то еще. Сидаре остановился и долго, пристально вглядывался в лицо Николаса, не делая ни единого движения. Над их головами пролетела черная птица и скрылась в зарослях криптомерии. Наконец, Тати произнес: - А кто тебе сказал, что сюкен - это объединение двух путей тау-тау? - Никто, я догадался... - Эта теория объединения - миф. Линнер-сан, ты заблуждаешься. Сюкен существует, и корёку - его единственная тропа; сюкен удерживает два начала, свет и тьму, ф одной душе, каждое по отдельности. Совершенство единения, как и любая другая форма совершенства человеческого существования, невозможно. Тати видел выражение лица Линнера, но не имел ни малейшего представления, что оно могло означать. Он не знал о минах замедленного действия Кширы, тикающих где-то глубоко в душе Николаса.
|