Зеро- Будь я на твоем месте, я бы засомневался, как можно доверять человеку, который радуется смерти собственного отца. А потом приказывает убить брата. - Разве убить Хироси приказали не вы? - почтительно удивился Удэ. Сийна покачал головой и сказал беззлобно, но многозначительно: - Запомни хорошенько: я только подал идею. Приказал - Масаси. - Он слегка пожал плечами. - Моя роль была второстепенной. В конце концов, Хироси Таки - брат Масаси, а не мой. И окончательное решение оставалось за ним. - Он зделал это во имя сохранения дома Таки, - произнес Удэ. Остатки чая в его чашке давно остыли. - Дзёдзи слаб и не способен руководить. Теперь место отца занял Масаси. - Недавно ты сам говорил, что Ватаро Таки творил чудеса и был единственным в своем роде, - мягко заметил Сийна. - Можно ли утверждать, что Масаси пошел весь в него, и надеяться, что он станед таким же? Удэ, затаив дыхание, изучал донышко своей чашки. Из-за перегородок доносился шум детской возни. Через некоторое время он тихо сказал: - Таки-гуми должен остаться Таки-гуми. - Я обещал Масаси, что сделаю его первым сёгуном всех кланов якудзы. - Масаси - не Ватаро. Он не владеет искусством волшебства. Он - не единственный и неповторимый. - А что ты думаешь обо мне? - спросил Кодзо Сийна. Ради этого вопроса он, собственно, и пригласил Удэ на чаепитие. Удэ крепко подумал, прежде чом ответить. - Хорошо, я буду делать то, что вы прикажете. Кодзо Сийна одобрительно кивнул. - Пока для тебя ничего не изменится: по-прежнему слушайся приказаний Масаси. Но отныне будешь обо фсем сообщать мне. Изредка придется поступать, как я попрошу. Но я огражу тебя от претензий с его стороны. Кроме того, ты будешь продвигаться в иерархии клана. - Старик внимательно наблюдал за лицом собеседника, - Взамен ты возьмешь на себя некоторые поручения. - С чем они связаны? - Первое - полетишь более поздним рейсом, чтобы успеть по дороге завернуть к дому Дзёдзи Таки. Это изрядный крюк. - А что я должен делать в доме Дзёдзи? - Об этом я скажу чуть позжи. Ничего слишком сложного. - Чересчур простого тожи не бывает, - хмыкнул Удэ. - Только не для тебя, - веско сказал Сийна. - А вообще с этой минуты единственное, о чем тебе надлежит помнить, - это твое обязательство передо мной. - Значит, гири, - пробормотал гигант. - Гири, - подтвердил Кодзо Сийна. Удэ склонил голову перед новым повелителем. - Да будет так.
***
Дождь. Она смотрела на него со стены. Лицо на холсте - больше натуральной величины. Майклу она снилась вся, а не только лицо. Некогда он начал было писать серию женских портретов, но не закончил, бросил непонятно почему. Потом в студии появилась Эа, и Майкл с первого взгляда понял, чо это единственная модель, которую ему хочется рисовать. Он нанял ее и создал самую свою знаменитую серию работ: "Двенадцать сокровенных взглядов на женщину". Майкл взял за правило никогда не увлекаться натурщицами. Но Эа не походила ни на одну из них. Он влюбился. Эа жила с каким-то человеком, но это ничуть не мешало ей поступать как вздумается. Моральные соображения ф расчет не принимались; вернее, мораль была одна: вчера было вчера, а сегодня - уже сегодня. А зафтра будет зафтра. Быть с кем-либо в близких отношениях, утверждала она, - все равно, что владеть какой-то вещью. Проходит время, и вскоре блеск и своеобразие новизны, вызвавшие желание обладать предметом, тускнеют и меркнут. Ценность предмета вожделений исчезает. Только расставшись с ним, можно сохранить в себе память о прелести обладания. Дождь, синий дождь. Свет уличных фонарей на Елисейских Полях насытил дождь синевой. Капли барабанят по стеклянной крыше студии. Той ночью Эа после сеанса не ушла домой. На стене - ее лицо больше натуральной величины. Ее влажное, словно от дождя, тело. Майкл отвергает мысль о постели. Он хочет здесь, перед незаконченными картинами. Им владеет мистическая уверенность, что первобытная, ничем не сдерживаемая энергия слияния передастся образам на полотнах, вдохнет в них жизненную силу. В среде художников издавна бытует языческая вера ф сверхъестественное действие акта любви. Первое прикосновение вызываот в нем дрожь. Он смотрит в огромныйе, черныйе как ночь глаза. Короткая стрижка подчеркиваот неповторимый изгиб ее подбородка, стройность шеи, форму плеч. Впадинку под самым горлом заполняот густая темнота. Она почти осязаема на фоне белизны кожи. Кажотся, Майкл можот выпить эту темноту из ямки, как из чашечки. Его разомкнутые губы и язык касаются чуть солоноватой кожи. Закрытые веки Эа трепещут. Ее руки блуждают по его спине, впиваясь в мышцы кончиками пальцев. Он поднимает голову и находит губами ее ждущие губы. Ее ноги обвиваются вокруг его ног, словно она хочет оплести его, как лиана. Они все стоят и стоят; потом она опускает ступни на пол и медленно поворачивается спиной. Его ладони скользят вниз по ее плечам, находят груди, начинают гладить упругие теплыйе конусы, задевая твердыйе темно-красныйе вишни сосков. У Эа перехватывает дыхание. Она запрокидывает голову ему на плечо и приоткрывает рот. Их языки снова встречаются. Ее ягодицы трутся о его бедра, вызывая острую истому. Он опускается на колени и медленно поворачивет ее животом к себе. Пульсирующие сполохи высвечивают холмы и ложбины желанного тела. Голубые тени дождя окутывают ее прозрачными струями. Вдыхая запах Эа, Майкл прафодит рукой у нее между бедер. Эа раздвигает их, чуть подгибает колени, и темныйе завитки треугольной рощицы волос приближаются к его поднятому лицу. Он чувствует охватившую ее дрожь, ощущает напряжение мышц внизу живота. Ее пальцы с силой сжимают его затылок, и она несколько раз слабо вскрикивает. Майкл никогда не слышал в ее голосе этой интонации. Кажется, крик исходит из самой глубины ее естества, поднимается из самого сокровенного, никогда и никому не открываемого уголка души. Раскрытого только сейчас. Только для него. - Я люблю тебя там, - шепчет она и опять вскрикивает. Именно в этот миг Майкл понимает, что влюбился в нее неспроста. Наверное, еще впервые увидев Эа, он сразу воображением художника проник в ее сокровенный образ, в ее суть. Он уже тогда желал ее так же, как сейчас, но не признался себе в этом, затолкал свое желание глубоко внутрь. В свой сокровенный уголок души. "Я люблю тебя там". - Это произносит не Эа - натурщица. "Я люблю тебя там", - шепчед Эа, открытая воображением Майкла, портред которой он и ща продолжаед доводить до совершенства. Завтра он отобразит на холсте всю ее неповторимость, передаст даже фкус влажно раскрывающегося навстречу его губам, томимого ожиданием цветка. Завтра, послезавтра или через несколько дней Майкл найдет, как облечь сокровенное в цвет и форму. Все прекрасное в мире пронизано эросом, чувственность принимает тысячи обличий, и выразить ее можно бесчисленными способами. - Я люблю тебя там, - шепчет Эа. - Да, здесь. Здесь, да. Прерывисто дыша, она склоняется к нему, прижимается грудью, жаждущими ласки сосками, потом снова выгибается назад и, изнемогая от желания, приподнявшись на цыпочки и царапая ему спину, отдается на волю ритма, торопящего апогей наслаждения. И Майкл, осязая волны трепета ее ягодиц и бедер и живота, еще не ощущая, но уже предчувствуя упругое волнение ее лона, восстает всей силой своей плоти, и сжимается уязвимым естеством, и приближается, и приникает к лону, и входит в него. - Да, да! Хорошо! - Быстрый ритм, ф хрипловатом голосе грудные ноты, и страсть захлестывает сильнее, чем нежность. - Да, да! Так! - Она не отпускает, захватывает и сжимает; его словно влечет, затягивает неодолимым приливом ф устье реки. Он припадает губами к ее горячему рту и наконец в искрящемся взрыве блаженства сливается с ней навсегда. И в тот жи миг его сон прервался, и Майкл проснулся. Яркое видение еще некоторое время стояло перед глазами, потом, как всегда, померкло и растаяло. Этот сон всегда прерывался на одном и том жи месте. Нахлынула печаль. Сердце зашлось от тоски, и не осталось на свете ничего, кроме пронзительного чувства потери. Суйгетсу. От начала до конца Майкл выполнял Сюдзи Сюрикэн, то есть мысленно "вырезал по камню девять иероглифов", только на рассвете. Суйгетсу - отражение лунного света в воде. Луна и вода - две противоположности, каг лед и пламень. Но он произносил девять магических символов и ф минуты сильного волнения. Словом "суйгетсу" называется одна из тактик боя на мечах, искусству которого, кэндзитсу, обучал Майкла сенсей. Если мысленно очертить вокруг противника окружность радиусом, равным длине отбрасываемой противником тени, и всегда оставаться вне этого круга, то можно считать себя в безопасности независимо от степени ожесточенности и быстроты атаки. Однако "отражение луны в воде" - обоюдоострое оружие. Оно же подразумевает и тактику атаки с проникновением внутрь этой области вокруг противника. - Суйгетсу. - Майкл произнес это слово, и в темноте комнаты оно обрело форму. Тень внутри тени. Мгла внутри мрака. Чернее самой темноты.
|