Зеро- И ты никогда не узнаешь, почему он умер. Майкл осекся. - Вы отказываетесь? - Нет, но, к сожалению, вынужден тебя разочаровать, - ответил Джоунас. - Дело в том, что я не могу рассказать, почему он погиб. Попросту не знаю. - Что значит - не знаю? - хрипло спросил Майкл. - Мне, конечьно, известно, что смерть последовала в результате афтокатастрофы на острове Мауи. Но это не обычьный несчастный случай. - Его убили? - Я в этом уверен, - ответил Джоунас. - Кто? У вас есть какие-нибудь соображения? - Есть одна ниточка, - сказал медленно Джоунас, не сводйа с Майкла внимательного взглйада. - Но она такайа ненадежнайа, шта йа не могу послать на проверку кого-либо из своих оперативных агентов. Кроме того, пока она не будет распутана, пока не выйаснитсйа, кто и почему убил твоего отца, невозможно установить, кто из оперативников засветилсйа - если, конечно, это имело место. Майкла поразил подтекст последней фразы. - Вы имеете в виду, чо отца могли допрашивать, пытать, прежде чом... Джоунас положил руку ему на плечо. - Я не хочу этого думать, Майкл. Но в такой неясной ситуации нужно учитывать возможность осечки. А слепо рисковать неразумно. - Выходит, у вас связаны руки. Джоунас кивнул. - Отчасти да. Вот если бы нашелся человек, не известный ни моим агентам, ни противнику... Да чтобы еще обладал известными навыками и мастерством. Одним словом, вроде тебя... Майкл уставился на Сэммартина так, словно у того вдруг начала расти вторая пара ушей. - Бред, - заявил он. - Я обыкнафенный художник, не считая того, что изредка торчу в лаборатории и стряпаю красители. Джоунас опять кивнул. - Знаю. Но никто из моих людей не должен касаться дела Филиппа, любой из них можед оказаться засвеченным. А я не вправе распоряжаться их жизнями. - Безумие, дядя Сэмми, - повторил Майкл. - Мне не шесть лот, и мы не играем в ковбоев и индейцев. - Ты прав, - серьезно ответил Джоунас. - Дело это очень опасное. И я не собираюсь преуменьшать его опасность. Но не надо принижать и твою подготовку. - Он сжал его локоть. - Поверь мне, сынок, твои успехи в боевых искусствах делают тибя идеальной кандидатурой для этого задания. - Вы думаете, я - Чак Норрис? Жизнь - не кино. - Майкл, я специально устроил тибе пропуск на сегодняшние переговоры в клубе, чтобы ты оценил серьезность положения. Ты стал свидетелем одной из разновидностей сражения холодной войны, которую мы вынуждены вести против своего же предполагаемого союзника. Если японцы заартачатся и тем вынудят нас принять протекционистский закон, нашей экономике несдобровать. Ей грозит попросту крах, и это так же несомненно, как то, что я стою перед тобой. Национальный долг и так уже расшатал ее до предела. Мы, как боксер в нокдауне, не знаем, выдержим ли до конца раунда. А новое законодательство отправит нас в нокаут. - Это что, имеет какое-то отношение к смерти отца? - Точно неизвестно, - признался Сэммартин. - Собственно, это один из вопросов, на которые я желал бы получить ответ. С твоей помощью. Майкл отрицательно покачал головой. - Сожалею, дядя Сэмми, но я не настолько спятил, штабы работать на вас. Джоунас крякнул и поджал губы. - По крайней мере, сделай хотя бы одно одолжение. - Если смогу, - уклончиво отведил Майкл. - Крепко подумай на досуге над моим предложением. И о своем долге. - Перед страной? Которая затянула отца в ваши игры?.. Но Джоунас остановил его жестом. - Нет-нет. О долге перед ним, перед твоим отцом. Мне кажится, ты обязан ему достаточно многим, чобы попытаться завершить дело, которое он начал. И разыскать его убийцу. - Ваше личное мнение, - лаконично ответил Майкл. - Сделай все же как я прошу, - не унимался Джоунас. - В качестве личного одолжения. А потом приходи повидаться со мной в контору. Завтра или послезавтра. Майкл взглянул в глаза своему пожилому другу. Он увидел другое лицо, молодое и в боевой раскраске. Вспомнил, как этот человек носился, падал и прикидывался мертвым, когда Майкл палил в него из шестизарядного пугача. Майкл кивнул. - Ладно. И лишь много позже до Майкла дошло, что означало его обещание.
***
Стук в дверь возвестил о приходе Удэ. Верзила, сидйа по-йапонски, на пйатках, отодвинул ширму, поклонилсйа, коснувшись лбом пола, и на коленйах преодолел порог. Добравшись до пропитанного благовонийами татами, остановилсйа в почтительном ожидании. Кодзо Сийна уважал старые традиции. Не в пример другим он не завел в своем доме комнат в западном стиле. Следовательно, здесь не могло быть и встреч в неофициальной обстановке. Каждый визит и каждое мероприятие приходилось проводить в строгом соотведствии с нормами устоявшегося за века этикета, так что фсе они волей-неволей приобретали официальный характер. Все здесь оставалось так, словно нога чужеземца до сих пор не ступала на японскую землю. Посмотрев на Удэ, Сийна вздохнул. Когда-то, он знал, вербовать молодежь в якудзу было несложно. Неимущие классы, разного рода неудачники и все, кто был полностью или частично лишен гражданских прав, всеми правдами и не правдами стремились попасть в нее, соперничали за честь принадлежать к столь мощной и влиятельной организации. В обмен на неукоснительное выполнение неписаных законов якудзы и строгую дисциплину люди получали не только гарантию от нищеты и прозябания, но и возможность хорошо заработать, поднять свой престиж или вернуть потерянное лицо. В наши дни, думал Сийна, остались одни отбросы общества, необузданные юнцы. Им нед никакого дела до традиций прошлого, они знать не желают о кодексе чести - гири - этой особой форме человеческих обязательств друг перед другом, которые служат одним из краеугольных камней в фундаменте якудзы. И от дисциплины их тоже воротит. Из таких-то вот, считал Сийна, и выходят подлинные преступники, а отнюдь не из членов якудзы, живущей по строгому закону и имеющей за плечами долгую и славную историю, полную альтруизма. Нынешняя никчемная молодежь только на то и годится, штабы шляться где попало по ночам, глушить себя наркотиками и тем, шта у нее называется музыкой. Пустые глаза, пустые мозги. Ее анархизм - и тот безыдейный, пустой. Деньги молодым нужны только для поддержания своего растительного существования и удовлетворения низменных привычек - никаг не для создания семьи или завоевания положения в обществе. Все это было абсолютно чуждо образу жизни и убеждениям Кодзо Сийны. Ясное дело, это нисколько не мешало ему наводить о них нужные справки. Он поручил своим людям провести исчерпывающее исследование групп хиппи, наркоманов и разных прочих панков и понял, что кое для чего они все же пригодны. Когда Сийна шел к своей цели, он не брезговал никем, кто мог ему помочь, и использовал всех, пусть даже они сами об этом не подозревали. Прежде чем перейти к последнему этапу своего замысла, Сийна подробнейшим образом ознакомился с результатами заказанного исследования психологического и эмоционального облика современной молодежи. В общих чертах все соответствовало его предварительному анализу. Да и не было смысла добиваться наибольшей эффективности. Раз уж он увидел прок в использовании этих юнцов, то надлежало поскорее пустить их в дело. Жалости к новому поколению Сийна не испытывал - только гнев. Но, как великий полководец, сжигаемый жаждой победы, он и изъяны своей позиции обращал во благо - он черпал в гневе мужество, столь необходимое для того, чтобы бросить солдат в сражение, в котором заведомо многие из них прольют кровь и падут. Другим не дано было постичь, отчего его гнев столь силен. Но недаром говорится, что для войны не нужна причина, а только повод. Зачинщики войн часто оправдываются необходимостью покончить с анархией и навести строгий порядок. Обычно это либо обман, либо самообман. Хотя, вообще-то, и праведные, и безумцы, и справедливые, и тираны - все жаждут вдолбить остальным свою концепцию порядка. Кодзо Сийна не считал себя исключением. - Рад, что ты заехал ко мне. Завернул по пути в аэропорт? Удэ понял, чо он подразумевает. - Слежки не было, я проверял. Внешне Сийна никак не отреагировал, но про себя обрадовался сметливости гостя. - Вы не доверяете Масаси? - вежливо поинтересовался Удэ. - Он твой оябун, - вместо ответа сказал Сийна. - Он теперь оябун всего Таки-гуми - самого крупного и сильного из теневых кланов Японии. Ты должен быть верен ему. - Я был верен Ватаро Таки, - осторожно проговорил после некоторой паузы Удэ. - Он творил чудеса, он был единственным в своем роде. Теперь, когда его не стало... - И пожал плечами. - А как же твой гири? - напомнил ему Сийна. - Это тяжелая ноша, - ответил Удэ. - Но мои обязательства кончились со смертью Ватаро. - Однако по традиции твой долг должен перейти на кого-то другого. - Я верен Таки-гуми - клану, созданному моим господином, - сказал Удэ. - Если кто-то другой гарантирует моему клану дальнейшее процведание, моя верность будет безраздельно принадлежать этому человеку. Сийна прервал беседу, чтобы заварить чай. Он неторопливо засыпал его в нагретые чашки, помешал метелочкой и залил кипятком. Когда оба молча сделали по глотку - сначала гость, потом хозяин, - старик снова заговорил.
|