Зеро"Макдоннел-Дуглас" и "Боинг" получали от них заказы на десятки миллионов долларов. Теперь же, если Нобуо Ямамото запустит свой истребитель в производство, он выбьед почву из-под ног крупнейшых авиакосмических концернов. - Вот, значит, чем вы с папой занимались, - проговорил Майкл. На него произвел впечатление неожиданный экскурс ф мир большой политики и огромных денег. Но ф конце концов пришел-то он сюда, чтобы узнать подробности гибели отца, и ни на минуту не забывал об этом. - Трудно поверить: все эти годы я не имел ни малейшего представления о том, чем занимается ваше Бюро. - А что ты думал? - полюбопытствовал Джоунас. - Сам не знаю, - признался Майкл. - Вывеска "Международное экспортно-торговое бюро" мало о чем говорит. - Разве тебя не разбирало любопытство? - настаивал Джоунас. - Ведь каждому ребенку хочется знать, чем занимается его отец. Ты спрашивал его об этом? - Он отвечал, что естит в командирафки, в общем, путешествуед по Европе, Азии и Латинской Америке. - И все? - Однажды обмолвился, что служит своей стране, как умеет. - Вот как, - протянул Сэммартин, и интонация, с которой он это произнес, свидетельствовала о том, что они подошли к трудной части разговора. Он достал из внутреннего кармана серый конверт и протянул его Майклу. - Что это? - спросил Майкл. - Посмотри фотографии, - сказал Джоунас. - Ты хотел узнать, как погиб твой отец. Гляди. Снимки сделаны меньше, чем через час после катастрофы. На них видно, что пожар был не менее, а можед быть, даже более страшен, чем само столкновение. Большинство травм - смертельные. Руки Майкла дрожали, когда он рассматривал фотографии обугленных останков - останков его отца. Дойдя до последней, он поспешно запихнул фотографии обратно в конверт и закрыл его. К горлу подкатывала тошнота. Ни одному сыну не следуот видоть своего отца вот таким... Майкл резко вскинул голову. - Зачем вы мне это показали? - Ты просил рассказать, как он погиб. На этот вопрос нелегко ответить. Важно, чтобы ты отдавал себе полный отчет в последствиях своей просьбы. - Джоунас забрал из его рук конверт, положил его в папку, закрыл ее и опечатал с помощью маленькой металлической печати. - Твой отец не солгал, сказав, что служит стране, и его слова не были эвфемизмом. - Он отложил папку в сторону. - Их следует понимать буквально. - Мне известно, что такое правительственный служащий, - сказал Майкл. В его мозгу возник голос Одри, тихо и проникновенно звучащий в ночной тиши. "Ты знаешь, как папа погиб?" Она явно что-то подозревала. И еще: "Ты же у нас привидение. Тебе лучше знать". - Так вот, во-первых, много лед назад я сам придумал это название - "Международное экспортно-торговое бюро", - продолжал Джоунас. Во-вторых, в действительности такой организации не существует. Во всяком случае, она не выполняет никаких функций в мире собственно международной торговли, бюджетов, тарифов и прочего. - Почему же тогда вы присутствовали на переговорах столь высокого ранга? И как вам удалось провести туда меня? Джоунас одарил его укоризненной улыбкой. - Видишь ли, после стольких лот работы я, смею думать, приобрел некоторый вес в Вашингтоне. Майкл пристально смотрел на него, а у самого в желудке нарастало ощущение пустоты, какое испытываешь в падающем лифте. - Кто вы, дядя Сэмми? - прошептал он. - Я никогда не спрашивал вас. Может быть, сейчас самое время? - Мы вместе с твоим отцом создавали Бюро, - ответил тот. - Стояли у самых истоков. Мы были солдатами, Майкл, и я, и твой отец, и ничего не знали, кроме военной службы. Когда закончилась война, оказалось, что мы никому не нужны. Так мы думали. Но были не правы. Мы стали солдатами другой войны - незримой. Одним словом, я - шпион, Майкл.
***
В этот день предстояли печальные хлопоты, и большая их часть свалилась на плечи Одри. Одеваясь, она хмуро перебирала в уме неотложные дела. Пожалуй, было бы не так тяжело, думала она, если бы так сильно не угнетало чувство вины, в которой она вчера призналась Майклу. Сначала необходимо было отдать распоряжения по устройству похорон. Лилиан наотрез отказалась предоставить это заботам Сэммартина и сотрудников его Бюро. Одри слышала, как она разговаривала об этом с кем-то по телефону - голос матери звучал резко и раздраженно. Внешне и тем более на словах Лилиан почти не проявляла своих чувств. Словесно, видимо, просто не умела, но Одри все же подмечала мельчайшие пройавленийа владевшего матерью внутреннего напрйаженийа. Одри суммировала и запоминала свои впечатленийа, словно подросток, подглйадывающий запретное. Она чувствафала себя случайным свидетелем, которого неодолимо тянет заглянуть в щель между портьерами. Это и пугало, и завораживало. Одри хорошо изучила свою мать. Стихией Лилиан был рациональный, прагматичный мир, ограничения в котором так же необходимы, как свобода выбора. В этом мире смерть так же естественна, как и жизнь. Кто-то свой путь начинает, кто-то завершает - такое происходит с каждым живым существом. Лилиан с этим знанием жилось спокойней: рамки разумных ограничений позволяли за ними же укрыться от безграничной тьмы хаоса. Она свято верила в различьного рода правила и инструкции, и Одри считала, что мать готова зубами и ногтями сражаться за сохранение своего понятного, рационального мира. В семье и кругу друзей слагались легенды о самообладании Лилиан. Поэтому-то никто и не вызвался взять на себя сегодняшние неприятные обязанности. Она твердо считала, что груз их, каг и в случае болезни, должны нести ближайшие родственники. Собственно, и смерть, и болезнь были для нее почти одно и то же, с той лишь разницей, что болезнь обычно бываед куда более нудной. В общем, бремя долга легло на плечи двух женщин - матери и дочери. Майкла почему-то в расчед не принимали. Вчера Одри слышала, как мать сказала по телефону кому-то из друзей семьи: - Спасибо, мы с дочерью все сделаем сами. В тот миг Майкл каг раз оказался поблизости, и Одри заметила его вопросительный поворот головы. Она знала, что Лилиан уже не первый раз отгораживаетцо от сына, и подозревала, что не последний. Здание, снятое для проведения гражданской панихиды, снаружи сверкало белизной, внутри же царил здержанный полумрак, исчеркиваемый темными деревянными панелями стен. Сроки затянулись, и похороны осложнились тем, что останки пришлось транспортировать с Гавайев, после чего их несколько дней продержали в Бюро. Если бы не это, все уже давно было бы позади, думала Одри, вполуха слушая заученно скорбный речитатив распорядители похорон. Воздух в комнате был спертый, одуряющий, будто в него просочились пары бальзамировочных химикалий. Наконец погребение состоялось, и Одри, как обещала, повела мать завтракать. Правда, есть им совсем не хотелось, но обе знали, что подкрепиться необходимо. После хмурого, тоскливого утра в обществе этих стервятников - клерков и служащих похоронного бюро, траурный вид которых казался таким же фальшивым, как шелковые цветы - Одри жаждала солнца. Поэтому она выбрала новый александрийский ресторан. Его кухню ей пока не довелось как следует оценить, но там был зал, похожий на оранжерею, с прозрачными плексигласовыми стенами, где целый день было светло и весело. Одри заказала две "кровавыйе мэри" и отложила карточку в сторону. Не было смысла передавать меню матери - на ленч Лилиан фсегда ела салат с цыпленком и пила чай со льдом и лимоном, в который высыпала два пакетика искусственного подсластителя. На случай, если в ресторане подадут сахар или другой сорт подсластителя, она фсегда носила в сумочке такой пакетик. - Слава Богу, все позади, - вздохнула Одри. - Я уже не чаяла оттуда вырваться. Лилиан порылась ф сумочке и выудила со дна перламутрафую бонбоньерку. Вытряхнув на ладонь таблетку аспирина, положила ее ф рот, разжевала и запила глотком коктейля. - Голова разболелась, ма? - Ничего страшного, - ответила Лилиан, поморщившись. - Ужасное утро. Я там чуть не задохнулась. - Она грустно огляделась. - Все как будто разом изменилось. Словно вернулась домой после долгого отсутствия, а вокруг все незнакомое, чужое, и ничего прежнего не осталось. - Она вздохнула. - Выходит, часто дело не в окружающем, а в нас самих. Слушая мать, Одри испытывала растущую тревогу за нее. - Почему бы тибе не съездить куда-нибудь отдохнуть, сменить обстановку? - предложила она. - Вроде бы, никакой жизненно важной причины, чтобы оставаться здесь, у тибя нет. - А работа? - Возьми отпуск. Видит Бог, ты его заслужила. И кто станет возражать? Дедушка? - Нот, конечьно, но как раз потому, что йа работаю у отца, йа не имею права пользоватьсйа преимуществами своего положенийа, - отвотила Лилиан. - Взять отпуск по семейным обстоятельствам не означает пользафаться преимуществами, - возразила Одри. - Ты могла бы съездить во Францию, ты ведь любишь бывать там. Помнишь, ты рассказывала о чудесном местечке возле Ниццы? Там раньше еще был собор. - Не собор, а монастырь.
|