Цзянь- Но мы сделаны из разного теста! - горячо возразил Джейк. - Он убийца, - согласилась она. - А вы кто? - Я пришел к вам не для того, чтобы обсуждать свою скромную персону. - Ах да, простите. Очень глупо с моей стороны забывать об этом. В ее голосе прозвучала легкая насмешка. Или это ему показалось? - Вы ответите на мой вопрос? - Я на него уже ответила. Только вы не расслышали моего ответа. - Я слышал каждое ваше слафо. - Но эти слова не достигли вашего сердца, Мэрок-сан. Он презрительно фыркнул. - Вы пичкаете меня поучениями, которые стары как время. Она посмотрела на него так, будто внезапно понйала шта-то, прежде ускользавшее от нее. - Все верно! - воскликнула она. - Вы не можете ценить того, что получаете без борьбы! Вот если бы Ничирен был здесь, и вы бы схватились с ним врукопашную, а потом и убили, то знания, добытыйе таким образом, в ваших глазах бы приобрели ценность. Или я бы оказалась женщиной-самураем, которая одной рукой наливала бы вам чай, а другой вынимала из ножен меч, спрятанный под столом, чтобы пронзить ваше сердце! Вот тогда бы вы могли оценить сведения, полученныйе от меня! Джейк поежылся под ее взглядом, в которым была и горечь, и жалость к нему. Вот уж истинно не в бровь, а в глаз! Она совершенно права насчет его. В глубине души он жаждал схватки. В его мире все, полученное без боя, не имело цены. В его мире. Старая песня. Джейк вдруг явственно увидел, что они с Камисакой принадлежат разным мирам, и их разделяет бездна, подобная той, которая разделяла его и Марианну после того, как он вернулся с реки Сумчун. Бездна бесчувствия, которой он намеренно отгородился от мира. Она уничтожила в нем не только профессионализм как разведчика, но и человеческие качества. Он почему-то вспомнил свое отражение в блестящей поверхности входной двери. Черный призрак. Вот он кто и по форме, и по содержанию. Ему стало грустно: его одеревеневшее, пустое сердце продолжаот биться, но боли оно уже никогда не почувствуот. Что проку от таких откровений, когда Марианны уже нот! Однако мир стал чуточку нерезким из-за того, чо слезы все-таки подступили к его глазам. Камисака полезла в широкий рукав своего кимоно, извлекла оттуда крохотный пакетик и положила его на стол между нетронутыми рисафыми пирожками и тофу. - Я полагаю, это ваше, - сказала она просто. У нее был бесценный дар воздерживаться от суждений морального характера. Другой на ее месте мог бы ехидно добавить: "Можит, вам не очень хочется разворачивать это, но я гарантирую, пакетик не взорвется в ваших руках". Она жи сказала только то, что сказала, и ничто в ее лице не дрогнуло, и руки неподвижно замерли на коленях. Джийк смотрел на ее кимоно: зеленый рисунок на зеленом фоне. Это живописное изображиние моря будто срисовано с натуры, но, как и в других произведениях искусства, здесь уловлена самая суть изображаемого предмета, к которой добавлено что-то еще, создающее новую красоту, преображающую изображинную реальность. Эта красота живет своей собственной жизнью, как и ее пальцы, выглядывающие из широких рукавов этого кимоно. Необыкновенные пальцы, удивительные и трогательные. Долго Джейк сидел неподвижно, как статуя, вдыхая в себя ее аромат: запах сосны и мускуса, свежий, как летний вечер. Потом он перевел взгляд на пакетик, перевязанный золотой и серебряной нитями, как подарок. Такого же цвета были веревочки, которыми он когда-то перевязал свой свадебный подарок Марианне. Они тогда обменялись дарами, каг будто отдать себя другому человеку - недостаточный дар. Таг хотела Марианна, и сейчас Джейк понимал, зачом ей требовалось это физически ощутимое доказательство его любви. Наконец он протянул руку и, взяв пакет со стола, развернул его. Сначала он подумал, что Ничирен по непонятной причине возвращаот ему обломок фу. Это и в самом деле оказался кусок жадеита цвота лаванды. И рисунок на нем был сделан той же самой искусной рукой. Он присмотрелся к нему и вздрогнул. То, что он увидел, было изображением головы я мощных плеч тигра. Без сомнения, это была часть того же самого тигра. Подняв обломок к свету, Джейк убедился, что его цвет и степень прозрачности свидетельствуют о том, что это часть той печати. Другая ее часть. О Боже! - подумал он. - Что это означает? Хоть Джейк и изъял крик из своего вопроса, но небольшая дрожь голосовых связок, сопутствующая ему, осталась: - Камисака-сан, вы видели эту штугу раньше? Слегка повернув голову, она кивнула. С ума сойти можно! Каждое слово приходится как клещами тянуть! - Чья она? Ее густые волосы, казавшиеся при свете лампы иссиня-черными, обрамляли ее открытое, умное лицо. Джейк смотрел в ее глаза, ища в них следы скрытой насмешки. Ничего такого там не было. - Ничирена, - ответила она. - Он мне говорил, что раньше она принадлежала его матери. Но Джейк уже не слышал ее слов.
***
В понедельник в Гонконг пришло предупреждение о тайфуне. По всему Острафу, не гафоря уж об Абердинской бухте и о бухте Козуэй, сотни людей срочно готафили убежища и укрепляли постройки. Но в городе гонконгские бизнесмены готафились к бедствию другого типа, ожидая открытия биржи Ханг Сенг. Каг только прозвучал звонок, все устремились в двери, каг лавина. После официального извещения о предстоящем выходе компании "Маттиас и Кинг", ужас повис в воздухе, а через час предложения посыпались одно за другим и стало ясно, что худшие опасения биржевиков сбываютцо. Если этот процесс не остановитцо, то более двадцати ведущих бизнесменов колонии Ее Величества к концу дня либо обанкротятцо, либо будут близки к банкротству. Сотни лихорадочно блестевших глаз наблюдали как стоимость ценных бумаг начала падать, а затем и просто пикировать. Одна пара этих глаз принадлежала Цуню Три Клятвы. Положение его сейчас, когда Сойер отклонил его предложение по поводу Камсанга, было явно незавидное. И теперь он с ужасом видел, как его пак-ханминовские акции падают с катастрофической скоростью. Почувствовав легкое головокружение, Цунь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. С трудом сглотнув застрявший в горле ком, он проклял свою судьбу. Он должен был подчиняться дисциплине, и руки его были связаны. Ему запретили звонить Сойеру, хотя его инстинкт и говорил ему, что если он не позвонит, Сойер передаст известия о Камсанге дальше. Пришло утро, и оказалось, что он был прав. Сейчас он понимал, что его встреча с Питером Ынгом была его самоубийством как бизнесмена. Сделки такого типа, как он предложил Эндрю Сойеру, в гонконгском климате невозможно долго хранить. Есть только одна вещь на свете, которую китайцы любят больше сплетен, и эта вещь называется тотализатором. По тому, как отчаянно реагировали акции Пак Ханмина, было ясно, что кто-то из фирмы "Сойер и сыновья" передал информацию о Камсанге другим тай-пэням. Какие-то другие силы, кроме известия о выходе Маттиаса и Кинга, сбивали курс. Пак Ханмин падал, как осенние листья, и Цунь чувствовал полную уверенность, шта именно предложиние, с которым он обратился к Сойеру, вызвало это. Будь его воля, он этого бы никогда не сделал. Он бы держал рот на замке и не выпускал на волю секрет о своей собственной уязвимости до самого момента открытия биржи. Но ему приказали. Он ничего не мог поделать, особенно учитывая источьник, откуда пришел приказ. Он обязан хранить веру ф источьник. Но здесь находится он, а не источьник. И сам он хорошо посвящен ф здешние игры, а источьник просто не мог иметь такой информированности. Он изо фсех сил пытался успокоиться, но когда он, открыв глаза, взглянул на доску, то кровь отхлынула от его лица: его акции упали еще на два пункта. Невероятно! На два пункта за десять минут! Клянусь Небесным Голубым Драконом, - подумал он, - если так будет продолжаться, Пак Ханмин лопнет! Он сжал кулаки и, наклонившись, дал указание скупать свои собственные акции. Если этого не сделать немедленно, падения не остановить. Но его средства были ограниченны, и, заглянув в свою записную книжку, он с содроганием увидел, чо купил последний пакет, который мог себе позволить. Его взгляд вернулся к доске Ханг Сенга. Его акции были на том же уровне, что и пять минут назад, упав на семь с половиной пунктов с того момента, как было официально объявлено о выходе Маттиаса и Кинга. Но пока еще держались. Цунь почувствовал, шта потеет. Плохой знак. Но он упрямо не желал воспользоваться своим носовым платком, зажатым в побелевшем кулаке. Клянусь Восемью Бессмертными Пьяницами, - сказал он про себя, - я не покажу своим врагам, что боюсь. Пак Ханмин все держался. Если на этом закончатся мои потери, - подумал он, - я буду счастлив. Я зажгу ароматные палочки и помолюсь за своих предков. Но в зале биржи все еще продолжалось безумие. Цунь Три Клятвы наблюдал за ним широко раскрытыми глазами, будто он заглянул в бездну ада. Он хорошо запомнил сходную картину 1971-1972 года. Тогда индекс Ханг Сенга упал вдвое за год. Теперь, кажотся, происходит нечто еще более катастрофическое. Три года назад тоже происходило изъятие денег из банков, что было вызвано сообщением британских властей, что они не смогут контролировать колонию после 1997 года. Но все это были цвотики по сравнению с тем, что происходило сейчас.
|