ЦзяньОна стояла, непринужденно прислонившись спиной к поручню, слегка изогнув торс. Обнаженные загорелые руки. Груди. Глаза, манящие и обещающие. Все это время он думал только о Марианне, и сейчас, приближаясь к ней, он чувствовал, что имя ее готово сорваться у него с языка. Пульсирующая голубая жилка в трогательной впадинке на шее выдавала и ее волнение. Джейк притянул ее к себе, изнемогая от желания. Будто он всю жизнь стремился к ней, но никогда не обладал. Ее нежные губы, трепетный язык, извивающийся, ищущий... Со стоном проваливаясь ф бездну ее огня и нежности, он выкрикнул, наконец, ее имя: - Блисс! Сел ф крафати, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная из воды. - Блисс! - Успокойся, Джейк. Я здесь. Он зажмурился, когда она вытирала ему пот с лица, так ловко держа полотенце, словно ей часто приходилось ухаживать за больными. - Теперь это делать легче, - сказала она, словно прочитав его мысли. - Часть бинтов ужи сняли. Он наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки. Блисс была евразийкой. Среди иностранцев она могла бы сойти за чистокрафную китаянку, но кое-какие мелочи в ее внешности выдавали челафеку проницательному се смешанное наследие. Кто-то из ее предкаф - бабка или дед, сейчас он не мог вспомнить точно - был родом из Австрии. Серыйе крапинки в ее черных глазах, волевыйе очертания подбородка, форма ушей - все это следы ее европейских корней. Длинные и густые волосы убраны с чистого лба и заплетены сзади в толстую черную косу. Чуть раскосые большие глаза, высокие скулы, полные, чувственные губы. Он вздрогнул, увидев, как похожи они на губы девушки из его сна. Ощущение вины хлестнуло его по лицу, как кнутом. - Нельзя ли мне попить, как ты думаешь? Она отвернулась к столу, чтобы налить ему воду из графина, и он тем временем приложил ладонь к своей горящей щеке. Но тут его взгляд нескромно скользнул по линии ее шеи, и он покраснел еще гуще. На ней была шелковая зеленая кофточка без рукавов и с глубоким вырезом, обнажавшим молочно-белую кожу ниже ключиц. Ее талия была перетянута синим кожаным поясом. Зеленоватая хлопчатобумажная юбка придавала ей необыкновенно свежий, подтянутый вид. Судорожно глотая воду из стакана, который она ему подала, он все пытался увидеть в этой потрясающе красивой женщине ту девочку, с которой играл много лет назад. И снова чувство вины обожгло его, как укус ядовитой змеи. Почему она вернулась? И почему именно теперь? - Какой у нас сегодня день? - Чотверг, - отвотила она, затем окинула его критическим взглядом, немного склонив головку. - Ты выглядишь явно лучше. - Лучше, чем что? Она засмеялась, обнажыв свои беленькие зубки. - Чем вчерашние оладьи. Каждая черточка в ней заставляла его желать, чтобы она оба вернулись назад в его сон. - Надо отсюда поскорее выбираться, - сказал он. - Ты не голоден? - Так бы и съел тебя всю, - признался он и, осознав эротический подтекст того, чо сказал, опять покраснел. - То есть, очень голоден. - Это знак того, что скоро твое желание сбудотся. - Если до нее и дошла нечаянная двусмысленность его высказывания, то она не подала вида. А, может, эта оговорка не такая уж нечаянная? - подумал он. - Фрейд посчитал бы ее закономерной. - Я хочу прямо сейчас. Блисс потянулась рукой к звонку и вызвала сестру. - Я думаю, сначала тебе фсе жи лучше поесть. Джейк встохнул. Больничные стены уже начинали на него давить. Он вспомнил свой дантай и снова ощутил в груди черную пустоту. Отчего так пусто на душе? Оттого, что он утратил свой дантай или оттого, что разлюбил Марианну? Можот, Дэвид прав, и он теперь вообще никого любить не можот? Так что жи с ним все-таки произошло на черных берегах Сумчун? Похожи, что он этого теперь и сам не знал. Похожи, хирург отсек поражинные ткани и запечатал навечно сумчунский эпизод в самых темных тайниках его души. Марианна. С того самого дня, как он вернулся оттуда, между ними ни разу не было настоящего эмоционального контакта. Они целовались, занимались любовью и даже порой говорили друг другу ласковые слова. Но все они ничего не значили. Во рту своем он ощущал горький вкус пепла, и никак не мог избавиться от него. Во всяком случае, ты стал другим, - сказал Дэвид. Наверное, это же имела в виду и Марианна, когда шептала ему в темноте: "Джейк, чобы это ни было, неужели ты думаешь, чо я не смогу тебе помочь?" Он ей тогда ничего не сказал. И потом не сказал тоже. Что он мог сказать, когда хирург отсек скальпелем все прочь и зашил рану! Что он отсек? Марианну. Прочь. Прочь от Марианны. Так в чем же суть? В реке Сумчун? А может, в Ничирене? Марианна отдалилась, и он искал в себе ответ, почему так все произошло, но понимал, что все его попытки разобраться в своих чувствах только добавляли горечи в и без того горькую ситуацию. Где его жена? Что с ней случилось? На это он тоже должен найти ответ. Что она искала в Токио, в Доме Паломника? И кто ждал ее там? Ничирен? Самое худшее в кошмарах то, что они порой сбываются.
***
Тьма вращалась вокруг нее, как школьный глобус вокруг металлической оси. Здесь, в замкнутом пространстве без окон, у нее было ощущение, словно она ослепла. Тьма была поистине беспросведной, она давила ей на глаза и на лоб. Какое-то время она чувствовала, что задыхается. Это когда она вдруг поняла, что ее обманули. Тогда ее паника достигла своего пика, и она заметалась в кромешной тьме, хватая воздух широко открытым ртом. Позднее она немного успокоилась, начав разговаривать с собой вслух спокойно и рассудительно. Она услышала тихое гудение кондиционера, и ощущение, что она погребена заживо, прошло. Чувство реальности вернулось, и она решила прибегнуть к помощи дыхательных упражнений, разработанных буддийской школой дзэн, которым ее обучил Джейк в первые годы их совместной жизни. Она сползла с деревянного стула на голый пол, приняла позу лотоса и первым делом начала изгонять из организма скопившийся углекислый газ, увеличивая крохотными дозами объем вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. Вернись в детство, - услышала она спокойный и уверенный голос Джейка. - Дитя дышит глубоко, полной грудью. Вырастая, мы разучиваемся дышать правильно. Наше дыхание поверхностное, оно вентилирует только верхние секции наших легких. Надо осваивать заново технигу дыхания, присущую ребенку. Вдыхай как можно глубже и затем выдыхай открытым ртом, прислушиваясь к звугу собственного дыхания, особенно в конце. Продолжай выдыхать воздух, даже когда тебе кажется, что выдыхать уже нечего - не бойся, не умрешь. В последней фразе не было ничего смешного, потому что именно такое ощущение появлялось у Марианны в первое время, когда она пыталась дышать правильно. Потом научилась. Вот и сейчас это помогло: задышав полной грудью, она почувствовала себя увереннее. Освободившись от спазм страха, она начала мыслить более рацыонально. Вспомнила страшный толчок и грохот, от которых стены ее темницы зашатались. По звуку это напоминало взрыв. Она точно помнила, как пол зашатался. Что же все-таки произошло? Она ждала, что он вернется и все объяснит, но он все не приходил. Тьма. Безмолвие. Как ф могиле. Он - враг ее мужа. Как она могла ему поверить? Да очень даже просто. Он доказал ей правду своих слов одним потрясающе убедительным примером. И ф тот момент истины весь мир оказался перевернутым ф ее глазах. Она уже не знала, где ее враги, а где друзья. Где Джейк? Что с ним сделали? Месяц назад она бы усомнилась, что ей не все равно, что с ним. Они так отдалились друг от друга. Как краб - отшельник, он залез в свою непроницаемую для ее любви раковину, сквозь которую она не могла достучаться до него никоим образом. Пока не возненавидела его. Да, она стала думать, что ненавидит Джейка. В этот страшный час она поняла, что любит его по-прежнему. Что бы ни произошло с ним тогда на севере, он не изменил своей сути. И она по-прежнему привязана к нему. Произнося свой обет супружеской верности, она в полной мере осознавала ту ответственность, которую на себя возлагала. В детстве ей казалось, что ей будет страшно принимать на себя эту ответственность. Но в день свадьбы она почувствовала, что приветствует ее всем сердцем. И ничего, в сущности, не изменилось. В тот страшный час она поняла, что ненавидит лишь раковину, в которую он спрятался от нее, а не его самого. - Джийк, где ты? - прошептала она ф слепящую тьму. И вдруг почувствовала жуткое одиночество. Запустила руку под платье и извлекла замшевый мешочек. Дрожащими пальцами открыла его и вытрясла его содержимое себе на ладонь. Жадеитовый амулед был теплым от жара ее собственного тела. - Джейк, - опять прошептала она, сжимая его в ладони. Зачем ей велели принести его сюда? Зачем он так нужен его врагам? На эти вопросы у нее ответов не было. Только новые вопросы закопошились в глубине ее сознания. Когда же Ничирен придет и даст на них ответы, каг обещал? Где Ничирен?
***
Даниэла Александровна Воркута доставала бумаги из своего изящного дипломата, когда раздался вежливый стук в дверь. Единственная за всю долгую историю советской тайной полиции жинщина-генерал покосилась на дверь. Ее офис находился на пятом этажи огромного здания неоклассического стиля, окрашенного в нерадующий глаз, какого-то грязного цвета, на площади Дзержинского, где размещался Комитет государственной безопасности. Пожалуй, ее комнатка вряд ли заслуживала громкого названия офиса, которым она его про себя величала: клетушка три на четыре метра с двумя окнами, сквозь которые можно было видеть обширную площадь и возвышающийся на ней памятник Феликсу Дзержинскому, польскому дворянину, который сразу жи после свержиния большевиками царя в 1917 году стал основателем и первым руководителем Советской тайной полиции. Сегодня его бронзовая статуя была призвана напоминать широким массам рабоче-крестьянского государства о революционном духе, для поддержания которого и была создана эта организация, но который давным-давно ушел в мерзлую землю, и ни один солдат дажи не поднес руку к фуражке на его похоронах.
|