ЦзяньКак глупо было забираться сюда одному! Очевидно, без помощи ему не обойтись. Но это не Гонконг. Здесь у него нет настоящих друзей. Обратиться абсолютно не, к кому. Не идти же к своим связным, чобы они увидели его в таком состоянии! Они просто не смогут работать на него, ибо потеряют к нему всякое уважение. Он сделал глубокий вдох и вспомнил Фо Саана. Как это он там говорил? Придот время, сынок, и ты окажешься в стане врага, прижатый спиной к стене, и даже твои лучшые друзья станут твоими врагами. Где же он еще, как не в стане врага? И где его друзья? Разве не Стэллингс убил Марианну? Куорри. Почему? А почему Марианна была с Ничиреном? Оба факта кажутся чудовищными, непостижимыми, и они взаимосвязаны. Но Стэллингс - не злодей в этой кошмарной пьесе: он - из одной с Джейком компании. Кто дал ему приказ стрелять? Беридиен? Донован? Вундерман? От последнего предположения Джейку стало не по себе, но он не исключал и этого. Насколько далеко простирается его невежество относительно бывших коллег? При таком количестве вопросов, на которые у него Нот отвотов, нельзя принимать поспешные решения, совершать опромотчивые поступки. У него есть счот, который он хотел бы предъявить Куорри, но прежде необходимо распутать этот чертов клубок. Терпение. И не забывать, кто его главный враг. Ничирен. В одном только Джейк был совершенно уверен: он должен полностью отмежеваться от Куорри. Если не знаешь, кому можно доверять, не доверяй никому. Этот важный урог он усвоил давным-давно, еще в зловонных, опасных переулках Гонконга. Оказавшись ф стане врага и почувствовав, что тебя прижали, к стенке, - поучал его Фо Саан, - ищи поддержки. Если тибе кажется, что нед никого, кто мог бы тибе помочь, то это означает, что надо посмотреть на ситуацию под другим углом. Знай, что порой находишь помощь в таком месте, где на нее меньше всего рассчитываешь. Джейк проанализирафал ситуацию. Но под каким углом он не рассматривал ее, даже раком станафился, выход из нее виделся ему лишь через одни двери: во всей Японии был только один челафек, к которому он мог обратиться за помощью. На первый взгляд, этот челафек выглядел дафольно абсурдно в роли союзника, но Джейк опять вспомнил слафа Фо Саана, и они подбодрили его. В конце концаф, что он теряет? Когда начало светать, он уже тронулся в обратный путь вниз по склону горы, известной среди альпинистов под названием Меч.
***
Чжан Хуа пальцем поправил пальцем очки, входя в замызганный министерский кабинет. Но это мало помогло: его окуляры опять сползли с широкой переносицы уже через минуту. За окном обширное пространство площади Тяньаньмынь колебалось в утренней дымке. Впечатление было такое, будто видишь фсе сквозь дымное марево выхлопных газов. Но объяснялось это довольно просто давно не мытыми стеклами. - Как вы себя чувствуоте сегодня, товарищ министр? Лучше? - спросил он, аккуратно роняя стопку папок в специальную проволочьную емкость на столе. Ши Чжилинь, не подымая глаз, буркнул нечто невразумительное. Он сосредоточенно разбирал завал из телеграмм и радиограмм, доставленных, как понял Чжан Хуа, только что курьером. - Выглядите вы хорошо, - отметил он, наблюдая, каг Чжилинь аккуратно сортируед информацыю, раскладывая бланки на столе. По правде говоря, - подумал он, - министр выглядит ужасно. И вид весьма бледный, и руки старика дрожат сильнее обычного. Вероятно, иглоукалывание уже не помогает. Чжилинь стрельнул глазами вверх, встротившись взглядом с Чжан Хуа, и тот, как ребенок, застигнутый врасплох, отвел глаза. - Потеете, мой друг, - заметил Чжилинь, приглядываясь к помощнику. - Вам нехорошо? - Да нет, со мной все в порядке, товарищ министр. - Ну-ну, Чжан Хуа! - протестующе поднял руку Чжилинь. - Нам ни к чему эти церемонии, когда мы одни, верно? - Он заметил направление взгляда своего помощника. - Закрой дверь и садись поближе, мой друг. Когда Чжан Хуа выполнил просьбу, министр прикрыл папкой разложенные на столе телеграммы, которые он не успел до конца просмотреть. Его черные, как пуговицы, глаза изучали лицо младшего товарища. Прожитые годы нисколько не убавили их задорного блеска. Он взял со стоявшего рядом низкого столика эмалированный чайник и такую же чашку. - Попей чайку, он восстановит твои силы. - Чжилинь налил чаю, подал ему. - Боюсь, он недостаточно горяч для тебя. Я горячий уже не так люблю, как в молодые годы. Теперь чай мне нужен не столько для того, чтобы согреть, сколько для того, чтобы освежить. Оба отхлебнули из своих чашек. Чжилинь заглянул в глаза Чжан Хуа. - Я уже давно принял решение стать Небесным покровителем Китая. Те, кто следуют за мной, не должны сетовать на это бремя. - Я знаю, дорогой Ши, но ситуация с У Айпином чревата ужасными для нас последствиями. Боюсь, что он нам не по зубам. Для столь молодого человека он обладаед слишком большой властью, являясь главой столь мощного учреждения, призванного служыть целям военного устрашения Советов. Министерская клика, противостоящая вам, не могла найти лучшего лидера. В Пекине полно сочувствующих его непримиримой позиции, и каждый день их число растет. Если эта качка возобладает... - Чжан Хуа содрогнулся, произнося последние слова. Чжилинь вздохнул, отставляя в сторону чашку. - Я это предвидел, мой друг. О, я не хочу сказать, что предвидел появление именно У Айпина. Но кого-нибудь в том же духе. Конечно, он силен. Он может даже победить нас. Но это не должно нас останавливать. Без нас Китай обречен. Мы - его будущее. Я это узнал давным-давно, как и то, что именно моя помощь требуетцо, чтобы приблизить его, это будущее. Но я понял также, чо для этого от меня требуются огромныйе усилия. И жертвы. Но я не мог прибегнуть к таким же средствам, как те, кто вознесся и пал под бременем высокомерного самовозвеличивания. Я имею в виду Чана, Мао и других, которыйе думали, чо могут перехитрить весь мир. Они ошибались... Только я один, Чжан Хуа, пережил то время. Благодаря своему самоотречению. Как буддийский монах, я посвятил всю свою жизнь служению высокому. Ради Китая я отрекся от всего земного. Понимаешь, Чжан Хуа, от всего! Какое-то время единственным звуком, который они слышали, было легкое жужжание металлического вентилятора, стоявшего на верху шкафа с делами в другом конце комнаты. Когда он разворачивался к ним, они чувствовали на лицах приятный ветерок, исходивший от него. - Иногда, - сказал Чжан Хуа слегка дрогнувшим голосом, - важно знать правду, что тебя начинают одолевать. - Мой друг, так ты считаешь, что именно это и происходит сейчас с нами? После стольких лет, что мы были вместе, ты так легко теряешь веру? - Вера - это то, что никогда не следует терять, - сказал Чжан Хуа, краем глаза наблюдая за тем, как дрожат руки его шефа. - Я бы не хотел, чтобы у вас складывалось такое впечатление обо мне. - Хорошо. Тогда допивай свой чай, Чжан Хуа. Я обещал твоему отцу присматривать за тобой, а я всегда держу свое слово. Он снова закрыл глаза и подумал о жертвах. О всех манипуляциях, к которым он прибегал и продолжает прибегать. О всех людях, которых он заставлял плясать под музыку, которую он заказывал. Разве о таком будущем для Китая он мечтал? Но он знал, что все это делалось не зря. Можно бесконечно говорить о жертвах. Но только тот понимает истинный смысл этих слов, кто действует. Сколько лот прошло, - подумал он, - с тех пор, как я в последний раз испытал истинное счастье? Думал он, думал над этим вопросом, но так и не нашел на него отвота.
***
Стэллингс хотел покататься. Он дажи позвонил конюху в манеж и попросил подготовить его жиребца. Но потом передумал. Не донесйа до рта ложку пшеничных хлопьев с землйаникой, он встал и отменил распорйажиние. Оставив недоеденный зафтрак на столе, уехал в офис на Эйч-стрит. В самолете, доставившем его домой из Японии, он спал, но плохо. Дурной сон преследовал его. Будто он в темном лесу. Возвращается с места выполнения последнего задания и почому-то верхом на лошади. Ветки стегают его по лицу и плечам. Хотя он пытается всячески увернуться, они продолжают сечь его, пока лицо, шея, руки не начинают кровоточить. А потом почувствовал, что сучья начинают стаскивать с него рубашку. Он понимаот, что его наказывают. Но за что? Никаких промахов при выполнении задания он не допустил. Убил как положено. И тут ему приходит в голову, что он убил не того человека. Эта мысль приводит его в ужас. И в этот момент он осознает, что его преследуют. Как это можит быть? Ведь он был, как всегда, так осторожин. Тем не менее, он слышыт, как за его спиной цокают подкафы лошади его преследафателя. Он изо фсех сил понукаот своего скакуна, но это приводит лишь к тому, что вотки деревьев еще сильнее бьют и царапают его, не давая уйти от погони. А звуки преследования все громче за его спиной. Он вонзает шпоры в бока своего коня, зарывается лицом в развевающуюся гриву, бьет его рукой по крупу, чтобы заставить бежать еще резвее. Тени сгущаются за его спиной, теснят его со всех сторон. Он не видит неба. Горячая кровь струится по его изодранной коже. Чем быстрее он движотся вперед, тем сильнее страдаот. За что?
|