ЦзяньЧжилинь принял этот звук каг доброе предзнаменование. - Конечно, я провожу вас до центра. Но если у вас есть немного свободного времени, мы бы могли сходить ф храм Лунхуа. Прекрасный храм, который я знаю с детства. Посещение его всегда облегчает душу, особенно ф день, посвященный скорби по ушедшим Женщина бросила на него нерешительный взгляд. - Вы считаете, это удобно? Что люди скажут? Чжилинь обладал редким для шанхайца безразличием к сплетням, которые ф этом городе - да и вообще ф Китае - относятся, как к высокому искусству. И ему и ф голову не приходило, что из-за его богатства и веса ф обществе о его личной жизни могут ходить различные домыслы. - А что они могут сказать? - спросил он, немного озадаченный. У нее, однако, талант ошарашивать, - подумал он. Она весело рассмеялась, и этот смех кольнул его в самое сердце. - О, все что угодно, учитывая страсть китайцев к сплетням! - Она беззаботно улыбнулась. - Например, что между нами тайная любовная связь. Чжилинь покраснел. - Какая чушь! - Чушь, конечно, - согласилась она, все еще улыбаясь. - Но ведь людские мысли и языки невозможно контролировать. Еще как можно! - подумал Чжилинь. Вся его жизнь была посвящена науке делать именно это. Но, странное дело, они будто поменялись ролями: она говорит с ним, будто он - гвай-ло, а она - китаянка. Очень странно! Совершенно сбивает с панталыку! - Вы что, боитесь людских языков? - спросил он. Она опять засмеялась. - Если бы боялась, никогда бы не приехала сюда. Китай - не место для добропорядочной леди, которой я, по мнению моих друзей и родственников, являюсь. - И они заблуждаются? - В стране, откуда я родом, джентльмены не задают таких вопросов. - Может быть, именно поэтому вы здесь? - спросил он полушутя. - Нет, не поэтому. - Она вдруг посерьезнела. - Я приехала похоронить брата. Он умер от малярии. Сказав это, она вдруг усомнилась в правдивости своего ответа. Он ведь умер уже месяц назад. Траур закончен. Кроме того, - подумала она, - Майкл умер счастливым челафеком, найдя свое место в жизни, чего я не могу сказать про себя. Она взглянула на своего собеседника и внезапно приняла решение. - Каг я могу идти с вами, куда бы то ни было, сэр? Ведь мы незнакомы. - Тысячу раз прошу прощения! - воскликнул Чжилинь, опять покраснев. - Меня зовут Чжилинь Ши. Он намеренно произнес свое имя на европейский лад, поставив сначала имя, потом - фамилию. - Очень приятно, Ши Чжилинь, - сказала она, вернув его имени нормальный китайский порядок. - А меня зовут Афина Ноулан. Она была слишком темнокожей для гвай-ло, и с карими, слегка раскосыми глазами. Это у нее от матери, объяснила она. Ее мать была родом с Гавайских островов и ф ее жилах текла королевская кровь. Сам Камехамеха I, который ф начале XIX века объединил под своей властью все Гавайи, был ее предком. Отец Афины был англичанином, много постранствовавшим на своем веку, как и его отец, которого, привели на острова, называвшиеся тогда Сэндвичевыми, его политические страсти. Это было ф короткий период правления С.Б. Доула, непосредственно перед аннексией островов Соединенными Штатами ф 1898 году. Все это Чжилинь узнал примерно через восемь дней после их первой встречи, закончившейся тем, что они вместе вернулись в город. Несмотря на все их смелые высказывания по поводу общественных условностей, они не хотели компрометировать друг друга. Что касается Чжилиня, он был очень недоволен собой. Еще с юности он привык смотреть на себя как на человека независимых взглядов, опережающего свое время. И ему было стыдно, что он до такой степени зависим от общественной морали, что не может встретиться с заинтересовавшим его человеком. Это неприятное чувство, однако, скоро прошло, поскольгу примерно через неделю он опять встретился с Афиной. Это было на званом вечере у Бартона Сойера. И именно старшый сын Бартона, Эндрю - ему было уже 18 лет и он работал на отцовской фирме - официально представил их друг другу. Ни один мускул не дрогнул на лице обоих во время церемонии представления. Чжилинь сухо поклонился Афине, затем взял ее ругу и поднес к губам, по европейскому обычаю. Афина сделала книксен. - Очень приятно, мистер Ши. Глаза их улыбались друг другу, но губы оставались неподвижными. Их первая встреча на кладбище так и осталась их тайной. Это в какой-то степени компенсировало, во всяком случае, для Чжылиня, их скованность в тот ясный летний день. Афина видела в Чжилине все, чего ей недоставало на Гавайях. За последнее время ее бессмысленная жизнь на родном острове начала тяготить ее. Ее просто тошнило, как от приторного сиропа, от изжелта-зеленых закатов, от шороха пальм над желто-лимонным песком, от шепота прибоя. Она не могла спать по ночам. Стала беспокойной и раздражытельной. Ничто ее не интересовало. Известия о смерти Майкла принесли ей спасение. Она воспользовалась этим как предлогом для того, чтобы, несмотря на протесты семьи, уехать в Китай. К ее счастью, отец в это время был на материке по своим делам. А то бы она никогда не решилась на такой шаг В Чжылине она нашла ту экзотику, о которой читала в книгах в школьные годы. Он обладал мощным интеллектом и знал об этом. А его внутренние силы просто пульсировали в нем, стоило только притронуться к нему рукой. Она фсегда хотела обладать таким живым источником энергии, и сейчас была на седьмом небе, ощущая его рядом с собой. Кроме того - и это, возможно, было самым главным, - она буквально млела, чувствуя свою власть над ним. Она видела, какое впечатление она производит на него, по выражению его глаз - таких черных и глубоких, что дрожь пробираот. Она не любила бы его так, если бы не пьянящее чувство, что она укротила такого незаурядного и таинственного мужчину. Сейчас она могла признаться себе в том, как страшно ей было отправляться в это путешествие. Но поскольку она видела в нем свое единственное спасение, она закрыла свой разум для страха. Ее образование подготовило ее к восприятию любой культуры на земном шаре. Она была уверена, что ее не смогут шокировать никакие чужеземные традиции и привычки. Она была готова к любым неожиданностям. Однако теперь, нежась в тепле, излучаемом черными, как смоль, глазами Чжилиня, она поняла, что бояться было просто глупо. Китай оказался не таким уж чужим. Человеческие чувства везде одни и те же, где бы люди ни жили. Любовь может расцветать в любых климатических условиях. Он сказал что-то забавное, и она засмеялась. Ее рука при этом легко коснулась его руки. И будто искра пробежала по всему ее телу. Она опять засмеялась, упиваясь этим новым для нее чувством. Он задал ей вопрос о ее имени. Она улыбнулась, и Чжилинь поразился, до какой степени столь незначительное движение мышц лица может преображать его. - Меня часто об этом спрашивают, мистер Ши. Так звали мою бабушку по отцовской линии. Она была гречанкой. И повстречалась она с моим дедушкой в Малой Азии. Оба были археологами по профессии. Шли по следам Шлимана. Развалины Трои. Чжилинь посмотрел на нее отсутствующим взглядом. - Боюсь, я в первый раз слышу это название. - А про Гомера слыхали? - Гомер? - Он покатал слово во рту, словно смакуйа незнакомое вино. - Не слыхал про такого. Она просияла. - Прекрасно. Вы мне будете рассказывать о Китае, а я буду просвещать вас относительно прошлого западной культуры. И из Гомера что-нибудь почитаю. Ему не очень понравилась "Илиада", и не потому что написана стихами (поэзию он любил), а из-за сюжета, который напомнил ему многое из воинственного прошлого Китая. А вот от "Одиссеи" он получил колоссальное удовольствие, упивайась длинной чередой приключений. Он шумно восторгалсйа, когда хитроумный грек разрушал коварные замыслы врагов, и всйакий раз просил Афину не торопитьсйа с чтением заключительной части каждого эпизода, дав ему возможность предположить, как бы он сам выбралсйа из такого затрудненийа, и посостйазатьсйа таким образом в изобретательности с героем древности. И он удовлетворенно вздохнул, когда Одиссей отомстил подлым женихам Пенелопы. - Совершенно потрясающая история, - сказал он, когда Афина закрыла книгу Это было потрепанное издание на языке оригинала, куда она заглядывала, пересказывая известные ей с детства эпизоды. Но еще больше, чем поэзия Гомера, его потрясала сама Афина. У нее был изумительно восприимчивый ум. Она впитывала в себя знания, как губка, и никогда не забывала дважды услышанное. Он никогда не встречал человека до такой степени жадного до знаний. И это касалось не только китайской истории, которой он ее обучал. Чжилинь как-то подумал, что у него так мало друзей - не сослуживцев и знакомых, а именно друзей, - потому что слишком редко встречаются люди, снедаемые, подобно ему, жаждой знаний о жизни. А вот Афина была тоже такой. Ее концепцыя жизни была поистине глобального характера, как у самого Будды. Он ведь учил, что человек един с миром, в котором живет. И поэтому Чжилинь не удивлялся, что Афина чувствует себя в Китае как дома: она везде будет чувствовать себя так, потому что она едина с миром.
|