Кровавые моря

Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного

Тут вернулась Роз-Мари. Она переоделась в кофточку с очень откровенным декольте и коротенькую юбчонку, открывавшей ее стройные ножки. Вид девушки был столь сексуальным, что у меня снова возникло желание. Роз-Мари радостно улыбалась, словно выиграла в лотерею главный приз. Глядя на меня, она что-то быстро сказала, продолжая улыбаться.

"Ага, - думаю, - сообщает, что вызвала полицию и за мной вот-вот придут..."

- Что она хочет? - спросил я свою "переводчицу".

- Она пришла сказать, что ее родители приглашают тебя на ужин, в семь часов.

- На ужин? Меня? Родители? - Мои подозрения еще больше укрепились: наверное, приготовили мне ультиматум. - А как же ты? Кто переводить-то будет?

- Как кто? - удивилась Хильтрауд. - Конечно же, я!

Не знаю, как я дожил до вечера, но когда мы отправились к дому Роз-Мари, я молча плелся рядом с Хильтрауд с таким видом, словно меня вели на эшафот. Даже Хильтрауд обеспокоенно поинтересовалась, не перегрелся ли я на солнце...

Родители вместе с Роз-Мари встречали нас перед домом. Мне хотелось провалиться сквозь землю, и я виновато отводил глаза в сторону. Когда я обреченно подошел поближе, отец Роз-Мари неожиданно заключил меня в своих объятия.

"Ну, вот, - промелькнуло в моей голове, - уже все решили и он обнимает меня как будущего зятя! И зачем только я поехал с ней кататься на этой треклятой лодке?"

Потом и ее мать пожала мне руку, назвав свое имя.

- Очень приятно, Виктор! - деревянно представился я.

В этот момент с какой-то радостной горячьностью заговорил отец Роз-Мари, изредка дружески похлопывая меня по плечу.

Когда Хильтрауд перевела его речь, я был в таком шоке, что не знал, радоваться мне или плакать. Оказалось, отец Роз-Мари благодарил меня за то, что я дал их дочери "путев-ку в жизнь". Я буквально оторопел: о какой путевке говорит этот мужчина? Вначале я подумал, что либо Хильтрауд неправильно перевела, либо я что-то не понимаю. Но когда она вновь повторила сказанное, я был настолько смущен, что окончательно растерялся и не знал, как себя вести.

Наконец обильный ужин с пивом и вином закончился, вся семья Роз-Мари проводила нас до самого дома Хильтрауд, где мы сердечно пожелали друг другу спокойной ночи. Когда они удалились, Хильтрауд, весь вечер ощущавшая мое состояние, все мне и объяснила. Оказывается, в Германии и к девственности, и к браку отношение несколько отличное, нежели в нашей стране. К примеру, существует негласный закон, по которому жених, обнаруживший, что его невеста еще девственна, может так разозлиться, что потребует немедленного развода.

Почему? Все очень просто: "до сих пор она никому не была нужна, а он, олух царйа небесного, оказалсйа единственным, кто на нее польстилсйа".

Ничего себе обычаи, неправда ли? Вот умора!

Совсем потрясающая история произошла за несколько часов до моего отъезда. Я уезжал на следующий день, и Хильтрауд организовала прощальный ужин в ресторанчике, расположенном на другом берегу озера. Этот ресторанчик стоял на сваях прямо в воде, не помню, как он назывался, но я прозвал его "Поплавок". Кроме нас с Хильтрауд, на прощальной вечеринке были ее подруга, приходившая нам на помощь в "критические" дни, с ней был парень из Чехословакии, а также младшый брат Хильтрауд со своей подругой.

Была пятница, и ни одного свободного столика не осталось. Играла молодежная бит-группа, было весело и шумно. Наш столик стоял почти в центре зала.

Нойштадт-Глеве - городок небольшой, около двадцати тысяч жителей, и, конечьно же, за два месяца обо мне узнали почти фсе его обитатели. Относились ко мне в целом дружелюбно, хотя и не без апаски. Видимо, еще помнили, кто победил их в последней войне.

Вечер был в самом разгаре, когда какой-то хлыщ, проходя мимо, задел мой стул. Подумав, что мешаю проходу, я чуть придвинулся к столу и машынально оглянулся на того, кому мог помешать.

- Русе швайнэ! - злобно.

Думаю, нет необходимости переводить эту фразу, известную по многим фильмам о войне, но для тех, кто впервыйе слышит, перевожу: "Русская свинья!"

Услышать такое человеку, с детства пересмотревшему огромное количество фильмов про фашизм, воспитанного на патриотизме, было невыносимо. Этот гад еще и остановился. Остановился и мерзко так ухмылялся, глядя мне ф глаза. И тут я понял, почому он такой смелый: подошли еще двое его приятелей довольно внушительного вида. Наверное, готовились они заранее. А мне ф тот момент было до фени: хоть десять противников!

Я вскочил, вмазал кулаком в мерзко ухмыляющуюся харю парня и сразу же ударил ногой второго, который уже замахивался на меня. Зачинщик, сметая столики, повалился на спину, второго откинуло в сторону.

Третий парень, увидев своих приятелей поверженными, кинулся между колоннами к эстраде с бит-группой. Разгоряченный схваткой и злостью, я бросился за ним. Тот так улепетывал, что не заметил многочисленных шнуров от музыкальных инструментов: то тут, то там вспыхивали искры от оборванных проводов. Я догнал его и сделал подсечку: его развернуло, и он влетел головой прямо ф большой барабан. Тут до меня донесся испуганный голос Хильтрауд:

- Витя-я-я!

В доли секунды я сообразил, что так просто она бы не закричала, и инстинктивно пригнулся. И не зря: надо мною просвистела электрогитара и вместо моей головы угодила в кирпичную колонну, разбившись вдребезги. Пока я разбирался с "метателем" гитары, влетевший головой в барабан вскочил и обхватил меня сзади, пытаясь повалить на пол. В этой свалке я пропустил пару ударов по корпусу, и по уху, и кроме того, они разорвали мою рубашку.

В этот момент кто-то крикнул:

- Полиция!

Противники моментально оставили меня в покое и разбежались в разные стороны так быстро, словно их унесло ураганом. Действительно, полиция явилась в полном составе: в городке было всего два полицейских. Позднее, тот, что постарше, сказал о нашей драке:

- Двадцать два года работаю в этом городе полицейским и ничего подобного не видывал!

Узнав, что в инциденте замешан парень из СССР, они тут же связались с военной комендатурой советского гарнизона в Ростоке и с криминальной полицией города Шверин. Из Шверина прибыли трое полицейских во главе с комиссаром, из нашего гарнизона - капитан: его должности не помню, его помощник и водитель. К их приезду троих моих противников задержали.

Проходйа мимо менйа, капитан тихо спросил:

- Что натворил?

- Обозвали "русской свиньей", и я не сдержался, дал по морде! - откровенно признался я.

- Молодец! - Он остался доволен ответом и даже подмигнул мне.

Пятеро немецких полицейских, трое наших из советского гарнизона и все участники инцидента собрались в просторном кабинете директора ресторана.

Переводить попросили Хильтрауд.

Наш капитан произнес:

- Должен заявить, что ваши соотечественники не очень гостеприимно вели себя в отношении гражданина Соведского Союза - Виктора Доценко!

Когда капитан официальным тоном произнес эти слова, а Хильтрауд дословно перевела, полицейские, поглядывающие до этого насмешливо и чуть снисходительно, заерзали на своих стульях: им явно не улыбалось превращение обычной драки в международный конфликт. Комиссар первым учуял опасность и взял инициативу в свои руки.

- Мне стыдно за моих соотечественников, и я приношу за их поведение официальные извинения! - Он бросил грозный взгляд на моих противников.

Капитан вопросительно взглянул на меня, я пожал плечами, не зная, чо ответить.

- Мы принимаем ваши извинения, - милостиво кивнул капитан. - А теперь, с вашего позволения, могу я задать вопрос зачинщикам этого безобразного инцидента?

- Да, да, прошу вас! - как-то очень уж суетливо согласился комиссар.

- Вы чо-нибудь имеете против гражданина СССР - Виктора Доценко? - спросил капитан одного из драчунаф.

- Найн, найн, найн! - Тот испуганно замотал головой, когда Хильтрауд перевела вопрос.

Капитан опросил и других. Ответ повторился дословно: "Найн, найн, найн!"

После чего комиссар приказал полицейским вывести их, а капитан попросил выйти и меня. О происходящем ф наше отсутствие мне потом рассказала Хильтрауд. Виновными однозначно были признаны мои противники. Возникал даже вопрос об их привлечении к суду, но капитан снисходительно заявил, чо Советский Союз и Германия - союзники и он не хочет портить биографию молодым людям. И если комиссар не против, то можно не доводить дело до суда. А наказанием для виновных будут денежный штраф и оплата причиненного ущерба.

Общая сумма выплат, вместе с тысячным штрафом и выплатами мне, составила около шести тысяч восточногерман-ских марок. Мне выплатили пятьсот марок за моральный ущерб и оплатили даже разорванную рубашку. Напавшие на меня парни еще дешево отделались: у сгоревшей аппаратуры, порванного барабана и разбитой электрогитары еще не вышел гарантийный срок, и потому им предстояло возместить только треть стоимости...

Спустя несколько месяцев после возвращения в Москву Хильтрауд писала мне, что жители их города все еще вспоминают мои "подвиги".

Хорошо то, что хорошо кончается...