Месть и закон
***
- Давайте наконец познакомимся, - предложил мужчина. - Вадим! Ширяева представилась. Вадим, комкая слова, пробормотал, что ему очень приятно. Завязался разговор ни о чем. Точнее, не разговор, а монолог мужчины. Валентина, назвав свое имя, больше не произнесла ни слова. Ее спутник то изливал душу, то бросал тревожные взгляды на веселившуюся неподалеку компанию. Первым признаком того, что молодежь за столиками захмелела, стал голос бармена, сказавший в микрофон, соединенный с мощной магнитолой: - С днем рождения Сашу поздравляют его друзья. Сияющий паренек, стоявший рядом с барменом, перегнулся через стойку и крикнул в микрофон: - Во всем удачи, Санек! Постравление подхватили за столиком, звонко звякнули бокалы. И тут же пластиковые стулья опустели: вся компания под забойную музыку высыпала в широкий проход между столиками. На наряд милиции выкрики из "Поплавка" подействафали как красная тряпка на быка. Как мотыльки на огонь, патрульные слетелись в кафе. На лице возглавлявшего наряд молодого усатого сержанта было написано желание продемонстрирафать власть. Увидев милиционеров, Вадим тотчас вскочил с места. - У меня фсе под контролем! - громко приветствовал он патрульных, направляясь в их сторону. - Я полностью контролирую ситуацию! Он него пахло коньяком, и вообще он казался излишне возбужденным. Старшый наряда переглянулся с напарником и попросил "контролера" предъявить документы. - А что, я обязан носить их с собой? - неосторожно осведомился Вадим. - Значит, документаф нет... - протянул сержант, легонько ударяя дубинкой по ладони. Валентина решила, что ей пришла пора вмешаться. - Молодой человек, подойдите сюда, пожалуйста, - позвала она, не изменив позы и не повышая голоса. Милиционер скривился и очень медленно направился к столику. Он вполне резонно предположил, что перед ним жена подвыпившего мужчины. - Ну? - Он вопрошающе приподнял бровь. И тут же еще более напрягся, потому что в открытой сумочке женщины увидел пистолет. Ее рука была на полпути к нему. Сержант отчего-то не очень быстро потянулся к своей кобуре. - Спокойнее, - попросила его Ширяева, - у меня есть разрешение на ношение оружыя. Пожалуйста, - она протянула удостоверение. Патрульный не очень хорошо знал законы. Но то, что он знал о статусе судьи, предполагало, что жинщину, сидящую перед ним, нельзя задержать и принудительно доставить в отделение или, тем паче, привлечь к уголафной ответственности в общем порядке. Он вернул ей документ. Нехотя козырнув, все же догадался извиниться. - У меня все под контролем, - пробормотал вслед удалявшемуся наряду Вадим. - Который из них ваш сын? - спросила Ширяева, кивнув головой на танцующих. Вадим указал рукой: - Вон тот долгафязый. А рядом с ним его девушка, Марина. Симпатичная, правда? Ширяева отвотила улыбкой. - Что за мода такая, - проворчал Вадим, - отмечать дни рождения в кафе... У вас сын или дочь? - продолжил он по инерции и в очередной раз наполнил рюмки. После непродолжительной паузы Валентина ответила: - Сын. Достав из пачки сигарету, она прикурила и отвернулась от собеседника. Скорее бы дожить до суда над Белоноговым, думала она. Закончить одно дело и заняться другим. Скорее бы купить крупную партию терок. Терок... Универсальных терок и.., ножей для чистки рыбы. Жаль, что таких ножей, как был у нее, нот в продаже.
***
Сын всегда помогал матери на кухне, особенно ему нравилось натирать через терку овощи. И делал он это только потому, шта мать любила тертую морковь с сахаром и пекла очень вкусные оладьи из перетертых с чесноком кабачков. Вкусные для нее - сам он недолюбливал их и ел только потому, шта они нравились матери. Если он был на улице, она звала его с балкона: "Илюша, натри мне морковки". И он бежал сломя голову, забывая про друзей. Он мог натереть морковь только до половины, боясь поранить пальцы, которые с трудом удерживали овощ, и виновато смотрел на мать. Она довершала работу, начатую сыном, кормила его, и он, счастливый, убегал на улицу. "Уклюжий немедведь..."
***
- Вы так и не выпили свой коньяк. - Что?.. Ах да... - Она сделала глоток. Этот мужчина можит подумать, что она, сидя в одиночестве за столиком, ищет знакомства, дажи легко согласилась разделить с ним компанию. Прав он будет только в одном: она одинока. Безумно одинока. Пусть этот лысеющий мужчина и его сын, бросающий на отца насмешливыйе взгляды, думают, что хотят. И Белоноговы тоже - из судей не она первая, не она последняя, кто берет взятки. Уходящее солнце окрасило горизонт в темно-малиновый цвет, по периметру дебаркадера зажглись яркие огни. Прастнично было и на палубе небольшого теплохода, чинно проплывающего в непосредственной близости от черного бакена, указывающего фарватер. Вокруг царило летнее ночное веселье, а Валентина вдруг почувствовала, чо нервы сдают и она вот-вот может разрыдаться. Позавчера она вошла ф свой подъезд ровно ф двенадцать часов ночи. Престарелая соседка с первого этажа, страдающая бессонницей, словно поджидала ее. Она успела сказать только одну фразу, но и от нее Ширяева дернулась, как от удара. - Я, бывало, зову его: "Илюша, сериал начался", и он сразу бежит...
***
Несмотря на запрот врачей, ее пускали в реанимационную палату. В тот вечер она буквально на минуту отлучилась, а когда вернулась в палату, сын был уже мертв. Он лежал с забинтафанной голафой, на изуродафанном плече и груди темнели пропитавшиеся крафью марлевые тампоны, прикрепленные к телу полосками лейкопластыря. Лицо непохожее, неродное. Она метнулась за врачом. Тот, едва взглйанув в лицо пациента, бросил короткое "все". Но на всйакий случай приложил пальцы с правой стороны шеи на сонную артерию. - Сделайте что-нибудь! - Я же сказал: все. Покиньте палату. Врач грубо оторвал полоску лейкопластыря, фиксирующую иглу системы, выдернул ее из локтевой вены покойника и перебросил наполненную лекарственной смесью трубку через капельницу - к убийцам, садистам и ненормальным врачи относились соответственно. А тут такой случай - все в одном лице, которое носило отпечаток "биологической трагедии" или генетической ошибки - страшной болезни Дауна. Валентина часто задумывалась над тем, сможет ли мать слафами рассказать о том, как она любит своего ребенка. Наверное, слаф, которые полностью могли бы выразить ее чувства, просто не существует. Как же тогда быть с ней и ее сыном, которого она родила несчастным из несчастных? Который с самого рождения лишен был всех прелестей жизни. Если бог захотел наказать ее за грехи, сафершенные ф этой жизни, то почему он сделал это посредством другого челафека, ее сына, который винафат лишь ф том, что родился на свет? Гроб с телом покойного помогли вынести из квартиры сослуживцы и три родственника, пришедшие на похороны. Из соседей никто не захотел проводить парня в последний путь. Никто, кроме соседки с первого этажа, не пришел, чтобы минуту-другую постоять у изголовья покойника. Что случилось дальше, для большинства оказалось диким, но не для Валентины. Она предчувствовала что-то страшное, но не смогла помешать беде. Она даже не вскрикнула, когда мужчина с перекошенным лицом выскочил из подъезда и ударом ноги опрокинул гроб, стоявший на табуретах. Илюша упал лицом вниз. Опустевший гроб придавил живые цветы, положенные Валентиной на грудь сына. Никто не сделал и шага к отцу убитой девочки, похороненной тремя днями раньше. Кто-то просто испугался его вида, кто-то посчитал, что даже этот дикий поступок в какой-то степени можно аправдать. Валентина нашла глаза соседа и долго смотрела в них. Молча, не двинувшись с места. И совсем остановил мужчину ее еле заметный кивок, словно оправдывающий этот жестокий поступок. Михайлов, приходя в себя, опрометью бросился назад, к подъезду... - Извините, может, вы кого-нибудь ждете, а я вам мешаю? - Нет-нет, - оторвавшись от своих мыслей, Валентина покачала головой. - Устала на работе, вот и пришла сюда отдохнуть. Речной воздух всегда успокаивает меня. - Я бы добавил - ночной, - неожиданно вставил Вадим, взявшись за бутылку. - Нет, спасибо, - Ширяева накрыла ладонью свою рюмку, отказываясь от коньяка. Домой пока рано, думала она, провожая глазами пронесшийся мимо дебаркадера катер. Пенсионеры уже разбрелись по квартирам, но у подъезда допоздна стоят три или четыре легковые машины, владельцы которых по неизвестным причинам отгоняют автомобили на стоянку лишь в одиннадцать-двенадцать часов. А ей не хотелось ни с кем встречаться. Хотя по утрам, отправляясь на работу, она все равно сталкивалась с жильцами. Никто с ней не здоровался, только все та же старушка с первого этажа кивала и горестно покачивала головой. Валентина бросала короткое "здравствуйте" и спешила пересечь двор, штабы пройти две остановки пешком и войти в здание суда. Только там, в своем кабинете, она могла более-менее спокойно перевести дух. Она не слышала, но могла предполагать, как подсудимые или их родственники говорят о том, шта процесс будот вести судья, сын которой сам являотся убийцей. Впрочем, как бы ей ни было тяжело, пересуды ее не трогали. Она все для себя уже решила: суд над Белоноговым станот последним в ее карьере.
|