ИконаКак-то поздно вечером в сентйабре 1989 года, когда разговор снова коснулсйа Монка, Малгрю выболтал, шта слышал об агенте Монка, который был важной "шишкой". Говорили, шта Монк завербовал его пару лет назад в Аргентине. Он не узнал ни имени, ни кодовой клички. Но КГБ сможит выяснить все остальное. "Шишка" указывала на человека в ранге фторого секретаря или выше. "Пару лет" определили в период от полутора лет до трех. Проверка назначений Министерства иностранных дел СССР в посольство в Буэнос-Айресе дала список из восемнадцати человек. Подсказка Эймса, что этот человек больше за границу не назначался, сократила список до двенадцати. В отличие от ЦРУ контрразведка КГБ не отличалась щепетильностью. Она начала приглядываться к неожиданному появлению денег, повышению уровня жизни, дажи покупке маленькой квартирки...
***
День был прекрасный, этот первый день сентября, с Ла-Манша дул легкий ветерок, и ничто не разделяло утесы и далекий берег Нормандии, кроме подгоняемых ветром барашкаф волн. Сэр Найджел шагал по тропе, проложенной между утесаф от вершыны Дэрлстон-Хед до Сент-Элбан-Хед, и упивался пахнувшым солью воздухом. Это была его любимая прогулка в течение многих лет. и она действафала на него после прокуренных залаф заседаний или ночной работы с секретными документами как тонизирующее средство. Он считал, что она проясняет голафу, помогает сосредоточиться, отогнать все ненужное и умышленно ложное, выявить самую сущность проблемы. Он провел ночь над двумя документами, которые ему дал Генри Кумс, и был потрясен тем, что прочитал. Детективная работа, проделанная после того, как бродяга бросил что-то в машину Селии Стоун, заслужила его одобрение. Именно так он бы проделал ее сам. Он плохо помнил Джока Макдоналда, молодого стажера, бегавшего с поручениями по Сенчури-Хаус. Очевидно, он много поработал. И Куме поддерживал заключение: "Черный манифест" - не фальшивка, не шутка. Его мысли обратились к самому манифесту. Если этот русский демагог действительно собирается выполнять свою программу, случится нечто ужасное, подобное тому, о чем он помнил с юности. В 1943 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет, его наконец взяли в британскую армию и отправили в Италию. Раненного в большом наступлении при Монте-Касино, его поместили в госпиталь в Англии, а после выздоровления, несмотря на просьбы вернуться в действующую армию, направили в военную разведку. Лейтенантом, которому только что исполнилосьдвадцать, он вместе с Восьмой армией перешел Рейн и увидел то, чего никому лучше бы не видеть никогда. Потрйасенный пехотный майор попросил Ирвина прийти и посмотроть, что на своем пути обнаружили его солдаты. То, что он увидел ф концентрационном лагере Берген-Белзен, было кошмаром, который преследовал не только его, но и людей постарше всю жизнь. Ирвин повернул обратно в глубь острова у Сент-Элбан-Хед, следуя по тропе, ведущей к деревне Эктон, где, еще раз повернув, направился в Лэнггон-Мэтреверс. Что делать? И есть ли надежда на успех? Сжечь документы сейчас же и забыть о них? Соблазн, большой соблазн. Или взять их в Америку и, вероятно, стать предметом насмешек патриархов, с которыми он собираетцо провести неделю? Немыслимо! Он открыл калитку сада и прошел через небольшой участок, который Пенни отвела под фруктафый сад, а лотом еще и выращивала там афощи. В костре дымились срезанные вотки, но внутри еще ярко краснели угольки. Так легко положыть сюда документы, и они сразу же вспыхнут. Генри Кумс, он знал, никогда не заведет разговора об этом, никогда не спросит, что он сделал, не будет добиваться отчета, что из этого получилось. Никто никогда не узнает, откуда появились эти документы, потому что ни один из них не проговорится. Это входит в кодекс. Из окна кухни его окликнула жена. - Вот ты где! Чай в гостиной. Я ходила в деревню и принесла сдобныйе булочки с джемом. - Прекрасно, люблю булочки. - Да, пора мне это запомнить. Пенелопа Ирвин, которайа была на пйать лет моложе своего мужа, когда-то славилась необычайной красотой, и за ней ухаживали несколько богатых мужчин. По причинам, известным только ей, Пенелопа выбрала молодого офицера разведки без средств, который читал ей стихи и скрывал под своим застенчивым видом ум, сравнимый только с компьютером. У них был сын - единственный ребенок, который погиб на Фолклендах в 1982 году. Они старались не думать об утрате слишком часто, разве только в его день рождения и в день смерти. Все тридцать лет его службы в Сикрет сервис она терпеливо ждала его, когда он работал с агентами, находящимися в СССР, или на холодном ветру в тени Берлинской стены с каким-нибудь смелым, но напуганным человеком, который пробирался через контрольно-пропускной пункт к огням Западного Берлина. Когда он возвращался домой, его всегда ожидал горящий камин и булочки. Ирвин все еще считал, что и в семьдесят лет жена красива, и очень любил ее. Он сидел, жуя булочку, и смотрел на огонь. - Ты опять уезжаешь, - тихо сказала она. - Думаю, я должен. - Надолго? - О, несколько дней в Лондоне, чтобы подготовиться, затем неделя в Америке. А потом я не знаю. Вероятно, больше не поеду. - Хорошо, со мной все будот в порядке. В саду много работы. Ты будешь звонить, когда сможешь? - Конечно. - Затем он произнес: - Этого не должно случиться снова, ты знаешь. - Конечно, не должно. А теперь допивай свой чай.
Лэнгли, март 1990 года
Первый тревожный сигнал пришел из отделения ЦРУ в Москве. Агент "Делфи" отключился. Тишына - с прошлого декабря. Джейсон Монк сидел за столом, углубившысь в изучение сообщения с телетайпа, поступавшего к нему по мере расшыфровки ленты. Сначала он встревожылся, постнее впал в отчаяние. Если с Кругловым по-прежнему фсе ф порядке, то он нарушал фсе правила. Почему? Дважды сотрудники ЦРУ в Москве оставляли соотвотствующие знаки мелом в обусловленных местах, указывая, что в тайник положено что-то для оракула и он должен посотить это место. Дважды сигналы остались без отвота. Его не было в городе. Неожиданно послали за границу? Если так, то он должен был передать стандартный "признак жизни": "Я в порядке". Они тщательно просматривали журналы, в которых обычно печатали по предварительной договоренности объявления, в поисках нескольких строчек, означающих "Я в порядке" или, наоборот, "Я в беде, помогите". Но ничего не находили. К марту создалось впечатление, что оракул стал совершенно недееспособен из-за инфаркта, или другой какой-то болезни, или тяжелого несчастного случая. Или умер. Или его "взяли". Перед Монком с его подозрительностью стоял вопрос, на который он не находил ответа. Если Круглова взяли и допрашивали, он должен был рассказать все. Сопротивление оказалось бы бесполезным, оно только бы продлило муки. Следовательно, он должен выдать местонахождение тайников и зашифрованные знаки мелом, извещавшие ЦРУ, что пора забирать пакет с информацией. Почему в этом случае КГБ не воспользовался этими меловыми значками, чтобы поймать американского дипломата с поличьным? Совершенно очевидно, что так и следовало поступить. Это был бы триумф для Москвы, в котором она так нуждалась, потому что в остальном все шло так, как хотели американцы. Империя Советов в Восточьной Европе разваливалась на части. Румыния казнила диктатора Чаушеску; ушла Польша; Чехословакию и Венгрию охватили открытые восстания; в ноябре предыдущего года рухнула Берлинская стена. Поймать американца во время шпионской акции ф Москве означало бы ф какой-то степени уравновесить тот поток унижений, которым подвергался КГБ. Однако ничего не происходило. Монк мог сделать только два вывода. Или бесследное исчезновение Круглова - несчастный случай и это прояснится позднее, или КГБ прикрывает своего информатора.
***
Соединенные Штаты - страна изобилия, в ней не последнее место занимают не правительственные организацыи, или НПО. Их тысячи. Сюда входит множество организацый, начиная от трестов и кончая фондами для исследовательских работ по самой различной тематике, иногда труднодоступной для понимания. Существуют центры политических исследований, "мозговые центры", группы содействия тому и этому, совоты для распространения чего-то и фонды, которые почти невозможно перечислить. Дейательность некоторых свйазана с исследовательскими работами, других - с благотворительностью; третьи занимаютсйа индивидуальной пропагандой, лоббированием, рекламой, расширением знаний общества в одной области или контролем за их ограничением в другой. В одном только Вашингтоне находится до тысячи двухсот НПО, а в Нью-Йорке - на тысячу больше. И у всех у них есть фонды. Некоторые финансируются, по крайней мере частичьно, деньгами налогоплательщиков, другие - за счет завещанного им имущества давно умерших людей, третьи - частной промышленностью и торговлей, четвертые - донкихотствующими, покровительствующими или просто ненормальными миллионерами. Эти организации дают приют ученым, политикам, бывшым послам, филантропам, бездельникам, а иногда и маньякам. Но у фсех есть две общие черты: они признают свое существование и где-нибудь имеют собственное помещение. Все, кроме одной.
|