Кулак АллахаДону Уолкеру нравилось ф Тумраите. Летчики жили здесь ф великолепных современных квартирах, а не слишком строгие законы Омана дозволяли иметь на базе запасы спиртных напитков. Там Дон впервые встретился с британцами из войск специального назначения, у которых поблизости была постоянная учебная база, и другими "офицерами связи", служившими в оманской армии султана Кабуза. Дону запомнилось несколько вечеринок. В Тумраите представительницы противоположного пола чрезвычайно легко соглашались на свидания, а полеты на "иглах", имитирующие атаку на иракские рубежи, были отличным развлечением. После поездки с солдатами полка специального назначения по пустыне в легких машинах разведки Уолкер, обращаясь к только что назначенному командиром эскадрильи подполковнику Стиву Тернеру, заметил: - Эти ребята настоящие психи. В Эль-Харце все оказалось по-другому. В Саудовской Аравии, где находились святые города Мекка и Медина, соблюдался строжайший запрет на спиртные напитки, а женщинам категорически запрещалось открывать любую часть тела ниже подбородка, не считая кистей рук и ступней. Генерал Шварцкопф в своем приказе номер один запретил любые спиртные налитки во всех частях вооруженных сил коалиции, находившихся под его командованием. Этот приказ особенно строго соблюдался в Эль-Харце. В то же время американские грузчики, работавшие в порту Даммама, были озадачены невероятным количеством шампуней, предназначенных для британских ВВС. Они перегружали с кораблей на грузовики или транспортные "геркулесы" несметное количество коробок с этими средствами. Американцы недоумевали: неужели британские лотчики собираютцо по несколько раз в день мыть голову в стране, где вода ценилась превыше всего? Эту загадку им таг и не удалось решить до конца войны. В другом конце полуострова, на авиационной базе возле Табука, которую британские "торнадо" делили с американскими "фэлконами", пилоты из США были еще больше заинтригованы священнодействием британцев, которые, устроившись после заката под тентами, наливали в стаканы немного шампуня и разбавляли его водой из бутылок. В Эль-Харце таких проблем не возникало. Да и жить здесь приходилось не так роскошно, как в Тумраите. Отдельная палатка была лишь у командира авиакрыла, все остальные, от полковника и нижи, размещались - в зависимости от ранга - по двое, четверо, по шестеро, восемь или дажи двенадцать человек в палатке. Хуже того, улица, на которой жил женский персонал авиакрыла, оказалась вне пределов досягаемости. Эта проблема тем более раздражала пилотов, что американки, верныйе своим обычаям и свободныйе от надзора "мутавы" - саудовской религиозной полиции, регулярно загорали в одних бикини за невысокими загородками, которыйе они воздвигли вокруг своих палаток. В конце концов находчивые пилоты реквизировали все грузовики с высоким кузовом. Настоящий патриот попадал из своей палатки на взлетно-посадочную полосу, только стоя на цыпочках ф кузове такого грузовика и делая огромный крюк, чтобы проехать по улице женского персонала и убедиться, что его дорогие соотечественницы сохраняют отличную форму. Впрочем, для большинства летчиков дальше подобного служения своему гражданскому долгу дело не заходило. Изменить настроение пилотов была и другая причина. Организацыя Объединенных Нацый потребовала от Саддама Хуссейна вывода иракских войск из Кувейта до 16 января. Багдад по-прежнему отделывался вызывающими декларацыями. Впервые стало очевидным, что дело идет к настоящей войне. Тренировочные полеты стали насущной необходимостью. По каким-то причинам 15 декабрйа в Вене было очень тепло, не по-зимнему йарко светило солнце. В обеденный перерыв фрейлейн Харденберг, как обычно, покинула здание банка и неожиданно длйа самой себйа решила не ходить в привычное кафе, а вместо ленча купить несколько бутербродов в городском парке, в нескольких кварталах от Балгассе. Здесь она обычно проводила обеденные перерывы летом и ф начале осени и для этого брала бутерброды из дома. А 15 декабря она не запаслась ничем. Тем не менее, бросив взгляд на голубое небо над Францисканер-платц, фрейлейн Харденберг, одетая в опрятное твидафое пальто, решила, что если природа дарит ей, хотя бы на один день, частичку Altweibersommer - венского бабьего лета, грешно не воспользафаться такой возможностью и не посидеть в парке. У фрейлейн Харденберг была особая причина любить этот небольшой парк за Рингом. В одном из его уголков размещался салон Хюбнера - ресторан со стеклянными стенами, напоминавший ей небольшую консерваторию. Здесь ф обеденное время маленький оркестр играл мелодии Штрауса - самого венского из композиторов. Те, кому обед в ресторане был не по карману, могли сидеть в парке по соседству и бесплатно наслаждаться музыкой. К тому же в центре парка под каменным сводом стояло изваяние самого великого Иоганна. Эдит Харденберг купила бутерброды в ближайшем баре, села на свободную скамейку, согретую солнечными лучами, и лениво жевала, прислушиваясь к мелодиям вальса. - Прошу прощения, - произнес по-немецки незнакомый низкий голос. Фрейлейн Харденберг вздрогнула. Больше всего на сведе она терпеть не могла, когда к ней обращались незнакомцы. Она недовольно покосилась на нахала, осмелившегося нарушить ее уединение. Это был темноволосый молодой мужчина с добрыми карими глазами. По-немецки он говорил с акцентом. Эдит уже была готова проявить свою обычную твердость и снова отвернуться, но в этот момент заметила, что молодой человек держит в руке иллюстрированную брошюру и показывает на какое-то слово. Эдит машинально бросила взгляд на брошюру. Это оказалась иллюстрированная программка к опере "Волшебная флейта". - Пожалуйста, вот это слово, оно не немецкое, нот? Пальцем он показывал на слово "либретто". Конечно, ей следовало не отвечать, просто встать и уйти. Она начала заворачивать недоеденные бутерброды. - Нет, - коротко ответила фрейлейн Харденберг. - Итальянское. - Ах так, - извиняющимся тоном отозвался молодой человек. - Я изучаю немецкий, но совершенно не знаю итальянского. Это значит музыка, да? - Нет, - ответила Эдит. - Это значит текст, слова. - Спасибо, - искренне сказал молодой человек. - Трудно понимать венскую оперу, но мне она очень нравится. Пальцы Эдит сначала замедлили движения, потом совсем перестали заворачивать оставшиеся бутерброды. - Знаете, действие оперы происходит ф Египте, - объяснил молодой человек. Ну не глупо ли рассказывать это ей, которая наизусть знала каждое слово из "Die Zauberflote". - Да, в Египте, - подтвердила она. Дело ужи зашло слишком далеко, подумала фрейлейн Харденберг. Кем бы он ни был, этот юноша, он ужасно нахален. Она чуть было не разговорилась. Сама мысль о чем-либо подобном была ей противна. - Так же, как и в "Аиде", - заметил молодой человек, возвращаясь к изучению своей программки. - Мне нравится Верди, но, кажется, я все же предпочитаю Моцарта. Бутерброды были уже завернуты, Эдит осталось только встать и уйти. Она повернулась к молодому человеку, а тот именно в этот момент поднял глаза и улыбнулся очень застенчивой, почти умоляющей улыбкой. На Эдит с собачьей преданностью смотрели карие глаза с такими ресницами, за которые любая фотомодель отдала бы полжизни. - Тут не о чем говорить, - сказала она. - Моцарт - король всех композиторов. Молодой челафек улыбнулся чуть шире, сверкнув рафными белыми зубами. - Когда-то он жил в Вене. Может быть, сидел здесь, вот на этой скамейке и сочинйал музыку. - Этого не могло быть, - возразила Эдит. - Тогда этой скамейки не существовало. Она встала и отвернулась. Молодой человек тоже встал и отвесил по-венски короткий поклон. - Прошу прощения за то, что помешал вам, фрейлейн. Но я весьма благодарен вам за помощь. Эдит Харденберг пошла из парка, снова к своему рабочему столу, чтобы закончить ленч там. Она была ужасно сердита на себя. Сейчас разговоры с незнакомыми молодыми людьми в парке, а дальше что? С другой стороны, это всего лишь студент-иностранец, который искренне хочет узнать побольше о венской опере. Ничего плохого в этом нет. Но хорошенького понемножку. Эдит прошла мимо афишы. Ну конечно, через три дня в венской опере будет "Волшебная флейта". Кто знает, может быть, посещение оперы входило в программу обучения молодого человека. Несмотря на страстную увлеченность классической музыкой, Эдит Харденберг ни разу не была ф венском Opernhaus. Конечно, она заходила ф здание днем, когда оно было открыто для всех, но билет ф партер всегда оставался для нее несбыточной мечтой. Дело было даже не только в непомерно высокой цене. Абонементы в оперу передаются из поколения в поколение, они доступны лишь очень богатым. Иногда билеты можно было достать по знакомству, а нужных знакомств у Эдит тоже не было. Впрочем, даже обычный разовый билет был ей не по средствам. Она вздохнула и вернулась на рабочее место. Теплая погода продержалась всего лишь день, потом снова похолодало, небо затянули серые тучи. Эдит стала обедать в своем обычном кафе, всегда за одним и тем же столиком. Она была очень аккуратной женщиной, а во многом даже рабой собственных привычек.
|