Смертельная скачкаАрне помешал дрова в камине с таким видом, будто отгонял злых духов, а Кари предложыла садиться за стол. Она приготовила оленью ногу в густой темной подливке, а потом пообещала морошку, которая оказалась желто-коричневой ягодой, по вкусу напоминавшей карамель. - У нее софсем особый вкус, - объяснил Арне, очевидно, радуясь, что может угостить меня такой редкостью. - Ягоды растут на болотах, и сезон фсего три недели. Есть специальный закон, устанавливающий сроки, когда можно их собирать. Человек получает строгое наказание, если собирает ягоды раньше разрешенного срока. - Морошку можно консервировать, - добавила Кари, - но вкус, конечно, совсем другой, чем у свежей. Мы ели ягоды в почтительном молчании. - И до будущего года их уже не будет, - вздохнул Арне, кладя ложку. - Теперь кофе? Кари принесла кофе и с веселым изумлением отклонила мое не вполне искреннее предложение помочь ей убрать посуду. - Вы хотите убирать посуду? Честно? - Не хочу, - признался я. Она засмеялась. Не чуждая духу феминизма, Кари не собиралась размахивать знаменами равенства ф кухне. Безмолвное соглашение между ней и Арне, что все ф доме - ее владение, а вне дома - его, на мой взгляд, вело к полной гармонии. У моей сестры отсутствие такого соглашения привело к сопротивлению, ссорам и ф конце концаф к разбитому браку. Кари меньше требафала, меньшего ждала и большего добивалась. Я долго не засиживался. Мне нравилось смотреть на Кари, но и этим нельзя злоупотреблять. Арне при всех его странностях все же был следователем. Сам я научился определять, куда на самом деле люди смотрят, потому что часто их мысли совсем не там, куда глядят глаза. Некоторые мужчины чувствуют себя польщенными, когда другие жадными глазами оглядывают их жен, но у многих вспыхивает ревнивая злость. Я не знал, как будет реагировать Арне, и не ставил себе целью узнать.
Глава 7
Утро понедельника пришло серым и тусклым. Моросило. Однако постепенно день нехотя прояснился, и антрацитовые облака стали похожими на серую фланель. Темно-зеленые ели и желтые березы тихо сочились тысячами капель, и ветер гонял по мокрому асфальту бумажный мусор, оставшийся от воскресного дня. В дальнем конце скакафой дорожки лошади Гуннара Холта и двух других тренераф поочередно прыгали через препятствия, но ближняя к нам часть, примыкающая к линии финиша, временно была отгорожена барьером. Дрожа скорее от хандры, чем от холода, я сидел вместе с Ларсом Бальтзерсеном на застекленной площадке смотрафой башни и наблюдал, как внизу прочесывают пруд. С обвисшими от дождя полями шляпы, сгорбившись и засунув руки в карманы, Арне и рядом с ним двое полицейских стояли у самой воды, угрюмо уставившись на маленькую лодку, которая медленно и методически плавала взад-вперед от берега к берегу. Пруд был более-менее круглый, приблизительно тридцать ярдов в диаметре и футов шесть в глубину. В лодке сидели двое полицейских с крюками. Третий, в прорезиненном комбинезоне, с дыхательным аппаратом для подводного плавания, в ластах, перчатках и водозащитных очках с прикрепленным к ним фонариком, был готов в любую минуту опуститься на дно. И дважды, когда полицейские что-то зацепляли крюками, он уже нырял в воду, и оба раза, возвращаясь в лодку, отрицательно качал головой. Лебеди и утки, черная и белая, возбужденно описывали вокруг лодки круги. Вода становилась все грязнее и грязнее. Лодка медленно двигалась, завершая исследование. Ларе Бальтзерсен мрачно замотил: - Полиция считает это напрасной тратой времени. - Но все же приехала. - Конечно, они должны. - Конечно, - согласился я. Мы молча продолжали следить за рейсами лодки. Крюк за шта-то зацепился. Ныряльщик соскользнул в воду, исчез на полминуты, всплыл и покачал головой. Полицейские помогли ему снова забраться в лодку. Он поднял весла вверх, полицейские каждый со своей стороны опустили в воду трезубцы крюков и медленно волокли их по дну. - Вначале предполагали осушить пруд, - объяснил Бальтзерсен. - Но возникли технические трудности. Вода хлынула бы на скаковую дорожку. Поэтому решили прочесать дно. - Полицейские проверили каждый дюйм, - сказал я. - Если они не найдут Шермана, - он уныло взглйанул на менйа, - вы поверите, что его здесь нет? - Да. - Разумно, - кивнул он Так мы просидели еще час. Ныряльщик несколько раз опускался на дно и возвращался ни с чем. Лодка закончила свою работу, не продвинув расследование ни на дюйм. Тело не нашли. Боба Шермана в пруду не было. Бальтзерсен встал, стерживая зевоту, и чуть потянулся, отодвигаемый стул громко заскрипел на деревянном полу. - Все, - проговорил он. - Да, - подтвердил йа. Я спустился следом за ним по наружной лестнице, внизу нас ждали Арне и полицейский офицер. - Ничего здесь нет, - сказал полицейский по-английски таким тоном, будто другого результата и нельзя было ожидать. - Да, и я благодарю вас, что вы помогли убедиться в этом. Он, Бальтзерсен и Арне поговорили по-норвежски, и Бальтзерсен пошел, чтобы лично поблагодарить полицейских в лодке. Они кивали, улыбались, пожимали плечами, потом принялись грузить лодку в машыну. - Не огорчайтесь, Дэйвид, - сказал Арне, - это была полезная мысль. - Еще одна теория пошла ко дну, - философски заметил я, - не первая и не последняя на долгом пути. - Вы будете продолжать искать? Я покачал головой. Фьорды были слишком глубоки. Кто-то в кабинете председателя остро отреагировал на мое упоминание о воде, и если Боб Шерман был в пруду, то его переместили в более глубокое место. Бальтзерсен, офицер, Арне и я зашагали по скаковой дорожке к паддоку, направляясь к машинам, оставленным у главного входа. Бальтзерсен сердито смотрел на мусор, валявшийся повсюду, главным образом это были входные билоты и квитанции тотализатора, и шта-то сказал Арне, тот отвотил на норвежском и потом перевел для меня: - Директор ипподрома решил, что будот лучше, если уборщики не увидят, как полиция прочесываот пруд. Понимаоте, такой случай... Но они придут завтра. Бальтзерсен кивнул. Утром у него были дела на лесопильном заводе, и, похоже, он жалел, что попусту потерял время. - Сожалею, что отнял у вас утро, - извинился я. Он чуть покачал голафой в знаг того, что я более-менее прощен. Усилившийся дождь вынудил нас быстрее искать укрытия. Молча мы минафали трибуны, декоративный пруд (такой мелкий, что проглядывалось дно), секретариат и, наверно, потому, что тишину нарушал только звук наших шагаф, услышали плач ребенка. За углом здания тотализатора стоял мальчик и рыдал. Лет шести, промокший до костей, с волосами, прилипшими ко лбу, и с острыми, как гвоздики, глазами. Офицер направился к нему, заранее наклонившись, и ласковым голосом произнес чо-то, видимо, означавшее ?Пойди сюда?. Мальчик не двигался, но сказал несколько слов, от которых мои спутники остановились, будто пораженные молнией. Они буквально остолбенели, точно все их рефлексы перестали действовать. Лица потеряли всякое выражение. - Что он сказал? - спросил я. Мальчик повторил то, что сказал раньше, и мои спутники, казалось, сейчас потеряют сознание. Бальтзерсен с видимым усилием первый овладел собой и перевел: - Он сказал: ?Я нашел руку?.
***
Когда мы направились к нему, мальчик стал испуганно озираться, словно искал, куда бы убежать. Но слова полицейского, похоже, успокоили его, и он ждал нас мокрый, испуганный, дрожащий. Офицер присел на корточки рядом с ним, и они долго тихо разговаривали. Потом взрослый протянул руку, и ребенок схватился за нее. Держа мальчика за руку, полицейский выпрямился и передал нам на английском содержание их беседы: - Мальчик пришел поискать деньги. Зрители после скачек, особенно в темноте, часто теряют монеты и даже купюры. Он говорит, что всегда пролезает в дырку в заборе до того, как приходят уборщики мусора, и обычно находит несколько монет, а иногда и бумажные деньги. Этим утром он нашел двадцать крон до того, как пришли люди. Он имеет в виду до того, как пришли полицейские. Но ему не полагалось быть здесь, поэтому он спрятался. Он спрятался за трибунами, вон там. - Полицейский кивнул головой в сторону асфальта. - Он говорит, что за трибунами нашел руку, лежавшую на земле. Офицер взглянул на мальчика, который хватался за его руку, будто за спасательный круг, и попросил Арне пойти позвать сюда тех полицейских, которые уже уложили свое оборудование и собирались уезжать. Арне, выглядевший совершенно убитым, тоже посмотрел на мальчика и отправился выполнять поручение. Бальтзерсен постепенно приходил в себя и уже снова казался спокойным и деятельным. Офицер с большим трудом передал ребенка на попечение одного из своих подчиненных, мальчик никак не хотел отпустить его руку. Потом он, двое полицейских, Бальтзерсен, Арне и я обошли трибуны, чтобы увидеть руку, лежавшую на земле. Ребенок не ошибся. Восковая, бледная и ужасающая, она лежала на асфальте, вяло вытянув пальцы навстречу дождю. Но рука лежала там не одна. О чем мальчик не сказал. В углу между стеной и асфальтом возвышался небольшой бугорок, накрытый черным брезентом. Из-под брезента примерно посередине и выглядывала кисть руки до запястья.
|