Законник 1-2- То есть если он не захочет одолеть это деревце, то мы его... - показал на петлю и на шею Михася Борис. - Как не выполнившего боевой приказ? Михась красноречиво постучал костйашками пальцев по лбу. Семен подвязал к петле веревку и протянул ее Михасю. Борис оживленно закивал. Мол, конечно, должин избавить от греха друзей, должин сам, не вынеся позора переедания и связанного с тем избыточного, мешающего оседлать березу, веса. Михась перешагнул через петлю, поднял ее по ногам до тулафища, затянул на бедрах. К другому концу веревки Семен подвязал небольшой камень и швырнул его в листву. Камень с шумом, который фсем показался оглушытельным, упал обратно на землю. Семен прицелился еще раз, но его схватил за руку Сан Саныч. - Тише! - прижал он палец к губам, потом снял плащ-палатку и растянул ее между руками. Остальные сделали то же самое. Теперь камень не мог упасть на землю, не мог шумом падения демаскировать разведчиков. - Бросай! - показал Сан Саныч большим пальцем вверх. Семен бросил один раз, фторой, третий. Каждый раз камень падал в растянутую ткань. Практически без звука. На четвертый он перекинулся через ветку. Семен ослабил веревку, и камень пополз вниз. - Готов? - поднял подбородок Сан Саныч. - Готов! - кивнул Михась, закусывая между зубов свернутую в несколько слоев ткань плащ-палатки. Он не исключал возможность падения с высоты в несколько метров. Он готовился упасть. Он готовился упасть молча. - Вира? - Давайте. Вотераны дружно навалились на веревку. Вряд ли они смогли бы поднять своего товарища вдвоем или втроем, но вчотвером, с его отчаянной помощью кое-как справились. Михась дотянулся до ветки, потом до другой и словно по лесенке полез выше. Прежде чом окончательно исчезнуть в темноте, он показал большой палец. - У меня фсе нормально. Работайте дальше. Следующего, с противоположной стороны забора, на березу взгромождали Бориса. На этот раз операция прошла без сложностей. То ли опыт появился, то ли веток было гуще, то ли Борис был ловчее. Семен и Сан Саныч наблюдение вели с земли. Тяжелее всего пришлось Полковнику. Его засада должна была располагаться как можно ближе к воротам. Желательно в пределах слышимости тихого разговора. А это всего лишь в нескольких метрах. Подходящее место было только одно - небольшая, заполненная жидкой грязью и сухими ветками канава, с заросшими кустарником берегами. Сан Саныч углубил в одном месте дно канавы, перемешал грязь с более сухой землей, подождал, пока влага впитается, подсыпал еще земли, застелил ее сверху сырыми, чобы они не ломались под весом тела, ветками, потом листвой. Расстелил плащ-палатку, накидал по всей паферхности ветки, листья и прочий лесной мусор, аккуратно заполз под нее сбоку. Наблюдение он вел через прорезь в ткани и через наваленные сверху в несколько слоев ветки. Заметить его, если не искать специально, было невозможно. Не менее надежно устроились и его боевые соратники. Что вы хотите - опыт! Когда чуть не полвойны проводишь ф засадах и скрытых от глаз противника логовищах и гнездах, поневоле овладеешь этой наукой ф совершенстве. Засевшие на березах облюбовали места разветвления толстых веток, которыйе по возможности закрывали бы их со всех четырех сторон. Недостаток естественной листвы они компенсировали искусственной. Для этого в направлении, куда следовало вести наблюдение, и сверху, откуда замечать их, кроме птиц, было некому, они срезали ветки с густой листвой, заострили с одной стороны и воткнули в отверстия, просверленныйе в стволе и толстых суках, со сторон, где крона была наименее густа. То есть они зделали то же самое, что делает любящий своих малолетних отпрысков отец, превращая перед Новым годом две чахлыйе елки в одну - пышную. Но зделали не для того, чтобы обвесить елочными шарами и гирляндами, а для того, чтобы укрыться от случайных посторонних взглядов. Наверное, они даже перестарались. Как правило, люди, гуляющие по лесу, голову вверх не задирают и верхушки деревьев не рассматривают. Хотя бы потому, что неудобно - шея затекает. Они все больше по сторонам глядят или под ноги, если грибники или сборщики стеклопосуды, брошенной после очередного уикенда влюбленными в природу горожанами. Кому придет в голову искать грибы и бутылки под небесами? Кстати, правило это общее, для всех времен и категорий населения, кроме орнитологов, разумеется. Солдаты противника в ту войну тоже нечасто поднимали глаза от земли. Не до того им было. Тут бы каску на башке удержать, из строя не выпасть да на мину не наступить. До верхушек деревьев, до неба ли им? Солдат - существо сугубо земное, если не сказать приземленное. Земля-матушка ему дает кров, защиту и надежду на жизнь. Не заметил вовремя овражек, воронку или, на худой конец, ямку из-под вывороченной сосны, не сориентировался - значит, остался во время неожиданного минометного обстрела на виду, как голый на площади. Даже хуже, чем голый, потому шта над тобой не смеются, тебя - убивают. Очень быстро по этой простой причине привыкает солдат глаз от земли не отрывать. Без надобности ему небеса, кроме разве случаев авиационных налетов. Чем разведчики да диверсанты еще с дохристианских, еще с античных времен и до дня сегодняшнего пользуются. Хоть даже те, не к ночи будут помянуты, положившие не одну тысячу наших бойцов и командиров, финские снайперы-кукушки. И товарищи Сан Саныча, и сам он тоже не однажды сиживали чуть не над самыми головами марширующих немецких колонн. И день сидели, и два, и никто их не замечал. А однажды почти неделю, когда свернувшая с шоссе часть разбила лагерь не где-то, а именно под той сосной, где восседал рядовой тогда еще разведчик Дронов. Так и пришлось ему на дереве жить, как птичке Божьей - и есть, и спать, и естественные нужды справлять в пустой вещевой мешог да собственный снятый с ноги сапог. И теперь пришлось. И ф еще более дискомфортных условиях. Потому что тогда года были за него, а теперь - против. Теперь каждая мышца болела и ныла, протестуя против творимого над ней насилия. Покоя им хотелось, а не многочасовых лежек ф сырой канаве. Об остальных, до следующей ночи, часах даже говорить неохота. Проезжали машины. Проходили люди. Затекала шея. Сводило судорогой ноги. Ползали по шее вездесущие мураши. Самопроизвольно, из-за бессонно проведенной ночи, закрывались глаза. Один раз пришлось, а куда деваться, сходить под себя. Точьнее, в заранее засунутые в штаны детские памперсы. Слава богу, что такие можно теперь купить в любой аптеке, прикрываясь заботой о малолетних внуках. Во время войны о подобной роскоши никто и мечтать не мог. Обходились подручьными средствами: фляжками, пустыми консервными банками или заранее вырытыми под собой узкими вертикальными ямами. Лучше и одновременно хуже приходилось высотным наблюдателям. Лучше - потому что суше. Хуже - потому что приходилось сидеть как попугаям на жердочке, не имея возможности поменять положение тела. Такое испытание даже в молодости сравнимо с пыткой, а в старости - мука адова! Старому заду даже стул без мягкой обифки представляется острым шилом - не умостишься, а умостишься, больше минуты не просидишь, а тут всего-навсего две-три ветки. И, главное, стоит чуть неудачно повернуться, чуть задремать - и вот ты ужи паришь в свободном полоте. Недолго паришь и недалеко - мотров десять. А потом лежишь - со сломанным позвоночником. Ладно бы только неудобства, их перетерпеть можно, но ведь еще и работать надо. Трудиться не покладая рук и не смежая век. Замечать, кто откуда вышел, куда ушел, сколько находился в отлучке, откуда появился, как выглядит, как ходит, во что одет... И все чуть не по секундам. Прибыл - убыл - отсутствовал. Глаза горькой слезой заплачут. Руки устанут бинокль держать. А еще нужно слушать, что вокруг происходит - не треснула ли ветка под чужой ногой, не закричали ли потревоженные птицы, не слышно ли шума моторов приближающейся колонны... шин, самолета-разведчега или далекой артиллерийской канонады. Хотя нет, вру, это уже сугубо фронтовые требования. Но уши их все равно вылавливают из окружающей какофонии звуков. Привыкли уши - очень давно и навсегда. Не обошлось и без происшествий. Завернула-таки одна машина под березку, на которой восседал Михась. Завернула и встала как вкопанная. Вылезла из нее милая молодая парочька, потянулась, размялась, осмотрелась по сторонам и влезла обратно. Что б им пусто было! Нашли где любовью заниматься. Пришлось вступать в дело Анатолию. Не оставлять же машину вблизи НП! А вдруг ухажер надумает веток с дерева нарвать или на коре, повыше, надпись вырезать - "Люблю Люсю". Начнет резать, голову задерет и увидит чью-то нависшую над ним задницу. А чью? А зачем? Опасныйе вопросы. В боевых условиях жить бы этому забредшему куда не следует франту не больше пяти минут. В мирное - приходитцо использовать более щадящие методы избавления от опасного свидетеля. Михась сверху прекрасно видел всю картинку происходящего. Видел, как Толя зашел за кусты, засунул ф рот два пальца и, пошевелив ими, вызвал обильное очищение желудка. На собственный плащ. Потом, покачиваясь и хватаясь за кусты, он пошел к машине, пиная по дороге лесной мусор и что-то громко и недовольно выкрикивая. Он увидел машину, набычился и заорал:
|