Леди 1-2Когда мы, разомлев, закутавшись в простынки, передыхали в предбаннике, попивайа квас и покуривайа, Элга внимательно оглйадела менйа и вдруг серьезно сказала: - Вам предстоит первая официальная брачная ночь. Не думаю, что вы узнаете какие-то новые новости... Но это действительно интересно? - А вы разве не знаете? - оторопела я. - Нет. - Она выпустила струйку дыма и решительно рассекла ее пальцем. - У меня никогда не было мужчины. Ни разу. - Почому? Что-нибудь не то с аппаратурой? - О, анатомически я всегда готова... - усмехнулась она. - Это нелепая, старая и очень печальная история. У меня тожи был человек, который сказал мне. "Эс теве милю!", шта по-латышски означаед "Я тебя люблю!". Мне было семнадцать, ему - почти тридцать. Его звали Янис Закис, шта означаед "Зайцев, Зайчик"... Он был хороший художник, имел два метра и четыре сантиметра высоты, носил кроссовки сорок седьмого размера, мог выпить бочку пива и зимой принимал участие в чемпионате по лыжам. Летом он гонял на яхте. У него была хорошая яхта на Рижском взморье, в яхт-клубе на речке Лиелупе. Он мне читал Лорку в подлиннике, на испанском, Рильке на дойче шпрахе... И сходил с ума от Модильяни. Я смотрела на него как на бога, и мне казалось, чо я его тоже очень люблю. Единственное, чо меня отталкивало, был его запах. От него пахло зверем. Немытой шерстью и потом. Хотя он мылся несколько раз в течение дня. Потом-то я узнала, чо это - просто запах мужика, Но мне было семнадцать, и, чо почти невероятно, я ни разу еще ни с кем даже не целовалась. Я фсегда была слишком маленькая, а тогда слишком походила на ребенка. И вот как-то он решил, чо пора просвещать меня, и приступил к делу... На яхте мы были вдвоем, нам никто не мог помешать. Он сопел, пыхтел, чо-то бормотал и раздевал меня. И я не сопротивлялась, просто оцепенела, как кролик перед змеей. А потом он разделся сам... Я смертельно испугалась. Раз и нафсегда. Разве это и есть любовь? Когда кто-то должен заталкивать в мое нежное крохотное тело чо-то громадное, торчащее, как полено, опасное, твердое, совершенно омерзительного цвета, лоснящееся и вздутое? И фсе это должно войти в мою плоть, разорвать и пропилить ее? В общем, зделать больно? Нет, это же просто во мне не поместится! Я заплакала, закричала и прыгнула за борт Догонять он меня не стал. Просто хохотал и ругался. Мне его было страшно и стыдно видеть, ну, а через неделю я узнала, чо он катает одну из девчонок из нашей гимназии имени Яниса Фабрициуса... Из тех, которых ничем не испугаешь. - И это все? - Нет. Когда мне было лет двадцать, я произвела еще одну попытгу Он был немец, очень вежливый, тихий и всего лишь чуть-чуть выше меня. Масштабно я была уже перепугана и тщательно подбирала что-то близкое к собственным габаритам. Чтобы не испытывать ужаса, я очень сильно напилась Но он оказался джентльменом, ничего не понял и так и не решился воспользоваться моей не очень романтичной слабостью. Больше я не экспериментировала. - Как же вы обходитесь? - О, у меня богатое воображение... - засмеялась она. - Я не очень понимаю, почому я с вами откровенна. Это не имеет логики. Может быть, я вам просто немножко завидую? Меня волнует совершенно другое - что вы намерены делать со мной? - В каком смысле? - В смысле службы, работы, моего дальнейшего присутствия. У меня довольно странное положение. Официально - я никто. Шесть лот назад Нина Викентьевна подписала со мной довольно туманное соглашение, такой контракт, по которому я должна была исполнять функции как бы особо доверенной секротарши, исполнять ее приватные поручения, сопровождать в поездках... Если быть совершенно честной, в моих услугах она не особенно нуждалась. Полагаю, чо ей было просто скучно и ей был нужен человек, с которым можно просто поболтать, не боясь, чо эта информация пойдот дальше Допускаю, чо ей нужен был такой точильный камень... - Оселок? - О да! На котором бы она оттачивала и шлифовала те комбинации, которые задумывала. Но ее больше нет. Срок нашего контракта истек года два назад Теперь у вас официальный статус, вы - жена! И если вы меня пошлете ко всем чертям, я не обижусь... Но я должна знать! - А какая разница, с кем вы там что-то когда-то подписывали? - подумав, сказала я. - Теперь я вед тоже - Туманская! - Вы же неглупы, Лизавета. И прекрасно осознаете, что я никогда не смогу относиться к вам каг к ней... - Ну и плевать! - сказала я. - Нам же не ф койке кувыркаться, а дело делать. А я еще со всех сторон - хромая! Так что мне без такого костыля, как вы, не обойтись! И нечего выпендриваться... На этом ставим точку, Элга Карловна! Я вас помыла и облизала, как родную... Теперь вы просто обязаны тяпнуть за мое здоровье и пожелать как успехов ф труде, так и счастья ф личной жизни... Как ни крутите, а у меня все ж таки свадьба! Она моего веселья не приняла, посмотрела как-то странно и сказала угрюмо: - Вы не очень-то доверяйте Симону... Не все ему отдавайте, оставляйте хоть чуть-чуть для себя. - Она.. оставляла? - Конечно. - И он это знал? - Конечно. - Как же так? Муж и жена - одна сатана... - Далеко не одна, - сказала Элга. - Есть логика интима и логика дела... И в вашем случае это особенно ясно. Вы хотя бы приблизительно представляете, шта он задумал? К чему идет? - Нет. - Вот видите... Приблизительно об этом уже глубокой ночью мне сказала и Гаша. Первой брачной ночи у нас не получалось, потому что уложить нас с Сим-Симом отдельно ото фсех было просто негде. Детей стащили в одну из комнат, мужчины улеглись вповалку в "зале", жен-шины попритыкались кто где, а Элгу, Чичерюкина и охранников вообще раскассировали по соседским избам. Я, конечно, крепко поддала, но хмель меня не брал, и я не могла заснуть и словно бы все еще куда-то бежала. Оделась потеплее и вышла из избы. Деревня лежала темная и тихая, где-то поодаль перебрехивались собаки. Небо очистилось, и черный купол его переливался и мерцал крупными звездами, которые отражались в темной воде проруби. В оконце баньки тускло светилось, и я заглянула туда. Гаша уже вышоркала предбанник, стенки и лавки были сухими, а она сидела за столом и готовилась к гаданию. На столе лежало деревянное распятие, догорала толстая свечка из белого воска, а в глиняную миску была налита ключевая вода, в которой истаивали льдинки. Гаша, простоволосая, в теплой кацавейке на козьем меху поверх кофты, листала молитвенник, заглядывая в желтые трухлявые страницы сквозь сильные очки. Весь день я больше всего боялась, что она начнет выговаривать мне за Гришуньку, но как раз этого и не случилось. Однако она все время держалась как бы чуть в стороне и все основные хлопоты оставила Ефиму и даже набежавшим соседкам. Я села рядом, прПИПяла ее за острые плечики и сказала: - На кого гадаем? - На тебя, задрыга... - отодвинулась она. Это гадание я знала. Оно называлось - "выливать воск". Это когда после молитвы и загафора расплавленный воск из освященной свечи выливается в воду, где он фигуристо, с загогулинами, мгнафенно застывает, и судьба толкуется именно по этим фигурам и загогулинам. Но еще нужен был какой-то личный предмот того, на кого гадают. - Сними колечко, - приказала Гаша. Я сняла загсовское кольцо, оно было простое, гладкое, без выкрутасов, и тяжелое. Булькнула его в миску. Свеча догорала, и воск пузырился и плавился в тарелке, куда стекал. Гаша сожгла на огарке какие-то пушистые сухие травки, от которых запахло весной и цветением, потом опустилась на колени и что-то пошептала на четыре стороны света, крестясь. Ну и так далее... Потом опрокинула тарелку с воском в миску, воск зашипел, остывая, и Гаша сняла с крюка керосиновый фонарь "летучая мышь" и подвинула ближе, чтобы лучше было видно. Воск растексйа по дну миски и подвсплыл какими-то странными, уродливыми отростками и выбросами, похожими на коралловые отростки в морской воде. - Ну и шта показывает, Агриппина Иванафна? - осведомилась я. - Хреново показывает, Лизка... - вздохнула она угрюмо. - Ничего для тебя хорошего. Вот это вот означает крушение крыши, то есть дома твоего. В котором ты пребываешь ныне. Вот это вот - вроде бы как особа женского полу, которая держит на тебя неизбывное зло, видишь, носик крюком и как бы - на метле... - Она на "Волге" ездит, с мигалкой... - заметила я. - Не зубоскаль! Такой для тебя день сегодня, когда ничего не врет, все показывает! Поворотный день... Вот это, видишь, как бы птичька, чо означает счастье, только у ней крылышко обломано и головка набок! А целится в нее как бы воин, казенный человек, вроде бы как в шлеме и с копьем. А вот тут, видишь, капельками, это близкая кровь... И много ее - крови! А тут уж просто не пойми чего против тебя наворочено, не то змеюки сплелись, не то раки с клешнями, но вот тут - точно - могильное. - Спасибо тебе на добром слове. Утешила, - сказала я. - Могла бы и соврать! А что это ты все про меня? А где же мой супруг любезный? - А ноту его. Не показываот, - сказала Гаша не без ехидства. - Как это - не показывает? Когда он у вас в избе храпит?
|