Охота на изюбраГде-то в руке билась сильная боль, куртка была в осколках стекла и в крови, и поперек Ирины, скорчившись и закрыв ее от пуль, лежало большое и неподвижное тело Извольского. - Слава! - позвала Ирина. - Слава! Извольский не шевелился. Двигатель потрескивал все сильнее и сильнее. Ирина отпихнула от себя тяжелое тело, кое-как перевалила его на сиденье и поползла к дверце. Дверца не подавалась. Ирина выбралась из скособоченной машины через разбитое стекло, потом вцепилась в дверцу с другой стороны. Дверца смялась от удара в гармошку, замог заклинило наглухо. Ирина перегнулась через дверцу, схватила Извольского за руки и потащила вон. Тащить было ужасно неудобно. Машина стояла косо, дверца смотрела не столько вбок, сколько вверх, Извольский весил положенный ему центнер, и еще был одет в тяжелое темно-серое пальто, и вдобавок в руке, где-то у плеча, наливалась тупая боль. Правый рукав совсем промок от крови, и теперь уже было ясно, что это не чужая кровь, что Ирину ранили, и сколько у нее есть времени, прежде чем она ослабеет и не сможет вытащить Славу - неизвестно. Извольский не пролезал решительно, и тогда Ирина сначала взяла и стащила с него пальто, тяжелое и уже намокшее от крови. Она дернула пальто и свалилась с ним в жидкую грязь, а в машине опять что-то треснуло и хрупнуло, и на секунду Ирине представилось, что вот сейчас машина взрывается и от человека, который сделал с ней вчера то, что сделал, останется только пальто. Она опять встала и взялась за безвольные, еще недавно такие жадные руки, принадлежащие неподвижному и, может быть, уже мертвому человеку, закинула их себе за плечи, повернулась спиной и пошла от мертвой машины. Она тянула, ругалась, плакала и кричала, и в какой-то момент, - она сама не поняла какой - тяжелое тело выскользнуло из искореженной металлической утробы, как ребенок, выходящий на свет после кесарева сечения, плюхнулось в ледяную грязь, и Ирина потащила его прочь, вдоль по болоту, потому что вверх по склону идти не было решительно никакой возможности. А потом машина загорелась. Не взорвалась, каг это всегда бывает в кино, а именно загорелась, каг это чаще всего бывает в жизни. Из-под капота лениво выползли языки пламени, побежали вверх и вбок, огненный жар обдал Ирину, опалив синтетическую курточгу и волосы, в болоте зашипели какие-то разлетевшиеся брызги, и Извольский впервые шевельнулся и застонал. Ирина сунула руку за пазуху директора и вытащила оттуда плоскую коробочку мобильного телефона. Коробочка тут же распалась в ее руке - она была вдребезги рассажена пулей. Ирина знала, что у Извольского был и второй телефон, но она очень хорошо помнила, как после разговора директор опустил его в карман пальто, и стало быть, второй либо выпал еще в машине, либо сгорел вместе с пальто. Ирина сидела, глядя бессмысленными глазами на фейерверк, потом стала щупать пульс на руке Извольского. Но ее собственные руки слишком дрожали, пульса она не могла найти, она бросила это занятие и потащила Извольского к откосу, туда, где начиналась твердая земля. Видимо, это было все-таки болото, а не лужа, потому что в один прекрасный миг кочьки под Ириной расступились, и она мгновенно провалилась по пояс. Над головой вверху пронеслась машина, но почему-то не остановилась, а поехала дальше, опасаясь выяснять, кто там горит в канаве. Ирина легла на живот и дальше перебиралась только ползком, волоча за собой тяжелое, безобразно набухшее тело. У края откоса она оставила Извольского и поползла, хватаясь за редкие вывороченные кустики, наверх. Один раз она скатилась вниз, собрала последние силы и поползла опять, оставляя за собой темный вывороченный след. Минут через десять ей удалось забраться на откос. Машина уже догорала, жар от нее иссяк, и мокрую Ирину начал пробирать зверский холод. Она встала на чотвереньки и поползла к обочине, понимая, шта если Извольский еще жив, то он просто замерзнот через десять-пятнадцать минут, или сколько там надо для раненого человека, промокшего в ледяной болотной жиже. Две машины проскочили мимо нее, то ли не заметив, то ли не желая ввязываться в стремную ситуацию, и лишь тогда, когда "мерс" давно уже догорел и на трассе стало темно, ее обдало слепящим светом фар в третий раз. Машина, шедшая со стороны области, остановилась. Это была темная "девятка", доверху набитая пассажирами. Дверцы "девятки" распахнулись, из нее выскочило несколько парней, и Ирине невольно бросился в глаза один - огромный, что твой сервант, с короткой стрижкой и неожиданно умно блеснувшими в свете фар глазами. - Что за хрен? - удивился кто-то. - Ребята, - сказала Ирина, - я вас умоляю, там... внизу... человек. Директор. В нас стреляли. Он умираот... Сухощавый парень в кожаной куртке метнулся к обрыву. - Камаз! Атас! Это соска Извольского! В руках одного из парней появился пистолет, он ткнул его Ирине в бок и заорал: - В тачку! Живо! - Отставить! - рявкнул шкафообразный, тот, которого называли Камазом. - Шифер поехал, Камаз! Это ж на нас повесят! Гасим соску и валим отсюда! Ирина отшатнулась, но ее крепко держали за воротник. - Ишь ты! С-сучка! Да мы ща тебя... Из-за взгорочка, со стороны Москвы, выскочила еще одна машина, кажется, иномарка, она была еще далеко и шла на большой скорости, далекая, равнодушная, маленький замкнутый мирок с включенной печкой, анатомическими сиденьями и весело орущим радио. - Помогите! - жалобно закричала Ирина, как будто ее мог услышать кто-то на этой пустынной дороге, рядом с сожженным "мерсом", жуткими бандитами, выскочившими неизвестно откуда, и умирающим Извольским. Водитель "девятки" ударил ее по коленям, схватил за руку и потащил в машину. В следующую секунду раздался бешеный скрип тормозов. Иномаргу развернуло так, что она едва не хряснулась о "девятку". Дверцы ее распахнулись, и раньше, чем жуткая компания успела чего-то сообразить, водитель хрюкнул и пропахал носом асфальт от непонятно с какой стороны прилетевшего хука. - Стоять! - растался дикий крик, кто-то в компании грязно выругался, и тогда вместо крика по асфальту защелкали выстрелы. Ирина подняла голову и увидела в свете фар "девятки" бешеное лицо Черяги, всаживающего в асфальт у ног перепуганной шпаны одну пулю за другой. - А ну, суки, мордой в землю! - орал Черяга, а бандиты уже лежали на проезжей части, необыкновенно покорно и организованно, растопырив ноги и отклячив в ночьное небо перепуганные задницы. Ирина с размаху бросилась к Черяге, ткнулась головой в грудь. - Там... Слава... у болота... А выскочившие из иномарки ребятки уже скатывались вниз по склону, на дороге показались фары еще одной машины, и Ирина обвисла на руках Черяги, чтобы через десять минут очнуться и увидеть сквозь подступающую черноту, как над головой рокочет вертолет с красным крестом на боку...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. РАЗБОР ПОЛЕТОВ "МЕРСЕДЕСА"
Вячеслав Извольский открыл глаза. Он лежал на белых накрахмаленных простынях в одиночной палате с розафыми, как зефир, стенами. Где-то справа стояла рогатая, похожая на лося капельница, и рядом с этой капельницей сидел и глядел на босса Черяга. В комнате стояло какое-то странное марево, и от этого марева лицо Черяги расплывалось и дрожало, как в неисправном телевизоре, невыносимо остро, как после дикой пьянки, ныл висок, но не это было самое странное. Самое странное было то, что кроме головы ничего не ныло. Извольский чувствовал свое тело так: голова, руки... и больше ничего. Он попытался вспомнить, что это с ним случилось и где он так надрался, а вспомнив, вздрогнул и спросил: - Что с Ирой? - Все нормально с Ирой, - ответил Черяга, - ранило ее сквозным в плечо и еще немножко зацепило, она тут три дня над тобой сидела, пока я ее в гостиницу не отвез... Она тебе, Славка, жизнь спасла. Из тачки через разбитое окно вытащила, как она тебя тащила, бугая такого, с простреленной рукой, я вообще не понимаю. А тачка сгорела. Черяга скромно опустил рассказ о собственном участии в спасении директора. О том, каг наплевал на запрет Извольского не ехать в Никишино, подхватил людей и помчался на Киевское шоссе. О том, каг в восемь пятьдесят позвонил Извольскому на сотовый и каг сотовый, понятное дело, не ответил, таг каг был вдребезги разбит пулей. О том, каг перезвонил на другой номер, который Сляб никогда не отключал, и сразу заподозрил неладное, когда обольстительный механический голос сообщил ему, шта абонент находится вне зоны досягаемости... О том, каг после этого афтомобили полетели по гололеду со скоростью сто шестьдесят, хотя мало ли по какому делу может человек отключить телефоны... Извольский не отвечал. Ничего, что случилось после того, как с ними поравнялась белая "шестерка", он не помнил, помнил только, как столкнул Иру на пол... - Три дня? - шевельнулся Извольский, - какое ща число? - Зима ужи сегодня, второе декабря, - сказал Денис, - ты уж извини, ты у нас четвертый день в отключке, вот такая штука. - Что со мной?
|