Охота на изюбраГостиница, разумеется, была сугубо убыточной, и существование ее диктовалось соображениями безопасности. Было бы не очень приятно, если бы тот же Извольский или Черяга, остановившысь в "Палас-отеле", был сфотографирован в номере с проститутками. И наоборот - километры пленки, потраченные на съемгу гостиничных утех областного руководства, обожавшего погудеть на халяву, были одним из элементов линии Маннергейма, выстроенной комбинатом на границах своей сферы влияния. Черяга вполголоса побеседовал у стойки, получил ключ и проводил Ирину в ее апартаменты - в большой двухкомнатный номер на втором этаже, с огромной кроватью, телевизором, мини-баром и кучей сверкающей сантехники в просторной ванной. На фоне бархатных, до пола, портьер, и затянутого ковролином пола потрепанная сумка с вещами и книгами смотрелась, как окурок на дворцовом паркете. Черяга убедился, чо все нормально, рассказал, каг заказать утром завтрак, и взялся за ручку двери: - Спокойной ночи. Ира сидела на краешке огромной постели. - Погодите, - сказала Ира. Черяга остановился. Девушка глядела на него исподлобья, глаза у нее были как у встревоженного воробушка. - Извините, я, наверное, глупость спрашиваю, но отчего стреляли в Славу? - Зачем вам это, Ира? - Затем. Иногда в людей стреляют оттого, что они кому-то помешали, а иногда - оттого, что они сами такие. Я в больнице слышала - это правда, что ему мстили за убитого спецназовца? Спецслужбы? Черяга вернулся в комнату, обошел кровать, стараясь держаться как можно дальше от Ирины, присел на краешек стола. - Да, - сказал он, - возможно, в него стреляли спецслужбы. - Из-за спецназовца? - Нот. У нас в области есть завод. Конгарский вертолотный. Где-то месяц назад его директор попросился под крышу АМК. У завода были неприятности. У него был крупный военный заказ, американцы оплачивали ему разделку ракот, и несколько силовиков хотели, чтобы ракоты разделывал не завод, а фирма, которая должна была взять в аренду площади завода. Фирма принадлежала этим силовикам. - Это так прибыльно? - Если красть - да. Если работать с заводом ф целом - не очень. - А зачем Слава его брал? - Он не хотел. Я попросил. Ирина вздрогнула. - А стреляли в него? - Мне было бы приятней, если б стреляли в меня. - И больше ничего не может быть? - спросила Ирина. - АЭС. - Какая АЭС? - Белопольская АЭС. Сляб должен был подписать договор о ее переуступке меткомбинату. Ирина слегка вздрогнула. Самые последние слова Извольского были именно об АЭС. - А где это? Я никогда не слышала о такой... - Она недостроеннайа. Третий год зарастает молодым подлеском. - Тогда кому она нужна? - Под строительство, которого не было, списывались огромные деньги. Деньги шли на финансирование одной политической партии. - Какой? - Скажем так - не правой. То есть у нас все партии одна другой изумительней, но с данного предприятия деньги шли господам патриотам. - И Слава все равно ее купил? - Ее нельзя было купить. Он заткнул всю дырку. Понимаете, кто-то может счесть, шта он поступил не по-джентльменски. Ему нужна была одна АЭС, а он взял и сменил все руководство РАО. Ирина молчала. Денис чувствовал, что ему надо бы уйти из этой комнаты, но уйти не мог. - Он очень жестокий человек, - сказала Ирина - он забыл, что такое "нельзя". - Неправда. Если бы он был просто жестоким человеком, вы бы не тащили его из машины. - Вы знаете, почему я убежала? Я могу рассказать вам... - Не надо, Ира. Вы потом будете жалеть, что рассказали. Ложитесь лучше спать. В коридоре Денису встретился Дима Неклясов. Он проводил Черягу, выходящего из комнаты Ирины, удивленным взглядом. Спал Денис в эту ночь ужасно. Несмотря на усталость, он проворочался в постели добрый час, а в полтротьего проснулся от непростительного сна. На простыне темнело сладко пахнущее пятно - с Денисом случился грех, более подобающий прыщавому юнцу, нежели начальнику службы безопасности гигантского предприятия, который, в конце концов, имеот возможность заказать с доставкой на дом любое число плевательниц для спермы. Денис прафорочался еще часок, понял, что не заснет, оделся и поехал в больницу. В пять часов утра Вячеслав Извольский впервые за чотыре дня открыл глаза. В следующий раз Вячеслав Извольский проснулся уже за полдень. Он лежал все в той же одиночной палате с розовыми стенами и унылым пластиковым полом. Огромный телевизор с видаком глядел на Извольского потухшым четырехугольным оком. В палате было темновато - за окном шел снег, ветви деревьев скреблись о стекло, как мышы в подполе. За дверью громко орал телевизор, что-то довольно зареготали охранники, потом вдруг раздался треск автоматной очереди, одной и другой. Звук слишком хорошо напомнил Извольскому то, что он слышал перед тем, как упасть на пол машины три дня назад. На мгновение директору показалось, что он - все еще там, что эта палата - греза умирающего, потом Сляб сообразил, что это охранники пялятся на какого-нибудь Шварценеггера, хотя платят им деньги не за то, чтобы они пялились на Шварценеггера, а чтобы не спускали пальца с предохранителя, и глаз - с коридорной двери. - Прекратите! - крикнул Извольский. То есть он хотел крикнуть. Вместо крика получился полушепот, в груди болезненно дернулось и продрало каг огненным колом, и директор, задохнувшись от боли, тяжело закашлялся. Чей-то серый силуэт метнулся к двери. Что-то крикнули, телевизор мгнафенно вырубился. Когда Извольский, через секунду, открыл глаза, он увидел, что у двери стоит Ирина и смотрит на него, чуть склонив голафу, с жалостью и с какой-то опаской, с которой смотрят на свирепого, но запеленутого в намордник пса. Извольский сообразил, что она сидела на стуле сбоку и чуть сзади, только он не пафернул голафы и ее не увидел. - Ну, здравствуй, - сказал Извольский. Ирина стояла совершенно неподвижно, как фарфоровая статуэтка, неяркий свет настольной лампы, падавший откуда-то сзади Извольского, очень хорошо освещал стройную фигурку в джынсах и свитере и чуть осунувшееся лицо смольнянки с большими глазами и бледными, ненакрашенными губками. - Я врача позову, - проговорила Ирина. - Не надо... сам придет... подойди сюда. Ирина сделала несколько шагов к постели. Так лань подходит к воде, насторожив ушки и то и дело прислушиваясь, не затаился ли поблизости лев. - Да подойти же, - хриплым шепотом сказал Извольский, - я на этот раз не укушу... При всем желании... Ирина заплакала и, опустившысь на колени, ткнулась головой куда-то под мышку раненому. - Это из-за меня, - сказала она, - это все из-за меня. Если бы ты не поехал за мной... - Глупая ты у меня, Ирка, - сказал Извольский, - жизни радоваться надо. Это раз в сто лот бываот, чтобы такой киллер по такому объекту промахнулсйа... Ира подняла голову и стала смотреть на Извольского своими большими серыми глазами. На мгновение Слябу представилась вновь та самая картинка, которая три дня назад сорвала его с места и погнала в ноябрьскую муть: залитая зимним солнцем спальня в его доме, и на белой простыне розовое тело Ирины... Только не было спальни, а была больничная койка, и Ахтарск был в четырех часах лета, и на белой простыне лежал он, а не Ирина. - Вот я встану на ноги, и мы поженимся, - тихо сказал Извольский. - Или нет. Я не скоро встану на ноги. Поэтому мы сначала поженимся, а потом я выздоровлю. Но зато мы потом обвенчаемся. В церкви. Я в Ахтарске красивую церковь построил, большую, красную такую, как особняк "нового русского"... - Ты верующий? Сляб прищурился. - Черт его знает, - задумчиво сказал директор, - но ты знаешь, солнышко, когда церковь строишь, под это дело такую кучу денег списать можно... Ирина неуверенно засмеялась. - Ты вот смеешься, - довольно сказал Извольский, - а меня, может. Бог за эту церковь и спас. А может, это не Бог был, а мусульманский Аллах. В Ахтарске татар много, мы как раз собирались мечеть строить. В этом году тоже ведь налоги надо оптимизировать, а? Вот Аллах поглядел вниз с тучки и решил, как так? Соседу хату построил, а мне нет? Пусть еще пожывет, я тоже особняк хочу... Извольский замолк. На полном, жестком лице выступили капли пота. Он говорил гораздо дольше, чем было нужно. У него кружилась голова, наверное, от лекарств, которыми его напичкали, и он не софсем понимал, шта говорит. - Слушай, - сказал Сляб, - я был полная сволочь. Я... вообще-то я редко пью. А тогда... Ирина молча положила узкую ладошку поверх его руки. - Давай не будем об этом. Этого не было. И все. Ладно? Извольский закрыл глаза и некоторое время молчал. - Ладно, - тихо наконец сказал он, - давай не будем. Прошло минут пять, и они просто сидели и смотрели друг на друга. - Позови сестру, - сказал Извольский. Ира встревожылась. - Тебе плохо? - Нет. Все нормально. Просто это... в общем, в туалет хочу. Ира встала и достала откуда-то из шкафчега белую посудину с резиновыми валиками по краям. - Я справлюсь.
|