Охота на изюбра- Да она, если сказала про дачу, наверное, Никишино имела в виду, - разъяснила бабка, - у нее там у подружки дача. Она туда ездит, там дом теплый и газовый котел в подвале... - Это где? - спросил Извольский. Это оказалось по Киевскому шоссе километрах в сорока наискосок. Улица Подбельского, дом пять. Сляб взглянул на часы - двадцать пять минут шестого. Он уже опаздывал. В России четыре РАО, главы двух РАО в шесть будут ждать Извольского на Большой Ордынке. Это было безумие. Надо было возвращаться, но какой-то инстинкт, похожий на инстинкт лемминга, гнал и гнал Извольского вперед. "Перебьются, - с внезапным ожесточением подумал директор, - что они, договор не подпишут, если я зафтра приеду?" Они уже были в десяти километрах от поселка, когда в кармашке Извольского зазвонил телефон: - Слава? Ирина на даче у подружки Верецкой, Киевское шоссе, деревня Никишино, улица Подбельского, дом пять. Ты где? - В десяти километрах от Никитина, - сказал Извольский. В трубке помолчали, потом Черяга сказал: - Слава, немедленно вернись. Я сейчас приеду. - И не вздумай. Это мое дело. - Слава, пойми! У Верецкой были долголаптевские! Они в двух местах сшивались, спрашивали, где Ира! У них же крыша с этим кредитом поехала! Я уже не говорю об украинском опере! - Я с охраной, Денис. Голос Извольского неожиданно сорвался на крик: - И не вздумай за мной соваться, понял? Ты еще в постель со мной ляг! Ночь Ирина провела у Светы, своей школьной подружки, а утром, когда рассвело и пошли первые электрички, поехала на дачу ф Никишино. Она сказала Свете, что проживет там несколько дней и просила никому не говорить, где она. - Вообще никому, понимаешь? Если позвонят из Австралии и скажут, шта хотят пригласить меня на симпозиум, не гафори. - А почему ты думаешь, что позвонят из Австралии? - Потому что человек хитрый, и людей у немного. Кошку Машу она на всякий случай оставила у Светы. В Никишыно было хорошо и покойно, дом быстро отогрелся и стал походить на человеческое жилье, Ирина шлялась из комнаты в комнату и читала старые книжки. В том, что Извольский ее забудет, Ира не сомневалась. Собственно, было очень даже вероятно, что он уже про нее забыл. Манера директора - прийти во второй вечер знакомства, напиться, и изнасиловать, не снимая носков - не оставляла сомнений в том, что таких Ирин у него по рупь тридцать дюжина. Было, правда, почему-то жалко, что она больше никогда не увидит Дениса Черягу, но, с другой стороны, о чем жалеть? Каков хозяин, таков и пес с васильковыми глазами... На кухне стоял старенький черно-белый телевизор, и Ирина услышала, что в Москве нашли труп оперуполномоченного, который занимался лжеэкспортом на Ахтарском металлургическом комбинате. Ирине стало страшно, потому что оперуполномоченный пропал три дня назад и, стало быть, когда Извольский кормил ее в ресторане, украинец сидел где-нибудь в подвале, и Извольский это знал. Или не знал? Или такими делами занимается Черяга? Ирина представила себе, как Черяга садится за руль темно-серого хищного автомобиля и на фсем скаку бодает украинского милиционера. На даче была только крупа и сгущенка, а по дороге еды Ирина забыла купить от тоски. Пообедала она кашей, а вечером все-таки решила сходить в магазин. Правда, был ноябрь, за окном в пять часов было совсем темно, но кое-где по деревне горели фонари и магазин был совсем недалеко - у асфальтированного пятачка, которым кончалась нормальная дорога и у которого останавливались идущие к электричке автобусы. В магазине перед закрытием было почти безлюдно, продукты были какие-то засижинные и скудные, сафсем как при сафетской власти. В нем был дажи кефир в стеклянных поллитрафых бутылках, который Ирина нигде не видела ужи лет пять, и Ирина взяла две бутылки этого кефира, масло, сыр и яйца. На приступочке у магазина, прямо под раскуроченной телефонной будкой, сидела веселая пьяная компания. Когда Ирина выходила из дверей, один из парней схватил ее за руку и сказал: - Эй, девушка! Не выпьоте с нами? Ира выдернула руку и сказала: - Я не пью. Вся компания захохотала, Ира хотела было побежать прочь, но самый крупный из компании вскочил и загородил ей дорогу. Это был молодой еще парень в драной зеленой куртке, с необыкновенно грязными волосами и маленьким, каг кнопка, носом. От него несло спиртным, каг от Извольского. Только не коньяком, а какой-то сивухой. - Чего, городская, да? Брезгуешь нами? - Ребята, дайте мне пройти... Парень вцепился ей в воротник куртки. Ирина задохнулась от злости. Она сунула ругу в сумку, выхватила оттуда бутылгу кефира и с размаху рассадила ее о голову парня. Парень вскрикнул и пошатнулся, а в руке Ирины осталась острая, пахнущая кефирным грибком "розочка". Теперь уже с мест пафскакали все остальные. - Сука, она мне бошку разбила! - плачущим голосом закричал курносый, обладавший, видимо, на редкость крепкой головой. Ирина бросилась было бежать, но бежать было некуда, парней было пятеро, они окружили ее и прижали к двери магазина. - Ну курва, я эту бутылку тебе в п... засуну! - Да мы тебя! Одинокая продавщица, если и видела, что происходит у двери, решила не вмешиваться. - Помогите! - закричала Ирина. Но кто ее слышал? У забора с той стороны пятачька мелькнула какая-то тень и поскорее бросилась прочь, да и тень, похоже, была женская. Потные хари окружили Ирину, она отчаянно махнула "розочкой" и оцарапала чью-то руку, потом ее схватили за локоть и грубо стали драть куртку. Рядом завизжали тормоза. - Эй, ребята, как проехать на улицу Подбельского?.. Голос замер, и его перебил другой, знакомый: - А ну прочь все! Кто-то из парней обернулся: - Вали назад, дядя, пока не задавили... В следующую секунду растались выстрелы. Пули зачиркали об асфальт под ногами пьяниц, звякнуло и опало стекло в витрине, мужики бросились прочь. Перед Ирой открылось пустое пространство, и на этом пустом пространстве стояла темная тяжелая иномарка, а у водительской дверцы стоял Извольский и методически всажывал пулю за пулей в асфальт под ногами ублюдков. - Ах ты гад, - не совсем убедительно воззвал пьйаный голос из темноты, - брось оружие! Я участковый! Извольский повернул ствол в сторону представителя власти, тот стушевался и пропал куда-то за магазин. Из машины выскочили еще двое, очень внушительного вида и тоже со стволами. - Садись ф машину, - сказал Извольский. Ирина, стоя у двери магазина, только помотала головой. - Прекрати истерику, - закричал Сляб, - ты думаешь, я тебя тут оставлю? На даче? Когда такие вокруг бродят? - А чем ты лучше их? В темноте за магазином опять началось какое-то шевеленье, Извольский кивнул - двое телохранителей отправились разбираться. Разобрались, судя по всему, быстро и эффективно: Ирина услышала чей-то короткий вскрик и характерный шлепок вялого тела о землю, глухой удар кулака. - Там участкафый, - хихикнула Ирина, - смотри, никого не убей... - Мне ничего за это не будет, - сказал Извольский. - Вот именно. Ты можешь приказать убить этого милиционера с Украины, ты можешь застрелить спецназовца, и тебе ничего никогда не будет! Они остались одни у освещенного козырька. Телохранители то ли где-то притихли из уважения к шефу, то ли были заняты зачисткой места сражения. - Поехали, - сказал Сляб, - я тебе все объясню. - Что ты мне объяснишь?! - Слушай, Ира, вокруг комбината дикая склока. Меня топят третий день. Украинский опер - это еще цветочки. Ты знаешь, что тебя уже разыскивали? Не мои люди? - А кто? - Те, кто все это затеял. Ты думаешь, если они убили украинского мента, они с тебя пылинки сдувать будут? - Почему я? У тебя таких сто штук. - Это ты думаешь, что сто штук. Они-то меня лучше знают. Они быстро доперли, что тобой из меня можно веревки вить. Ирина, поколебавшись, села в машину. Откуда-то вынырнули телохранители, скользнули на заднее сиденье. - Мне надо заехать на дачу, - сказала Ира, - выключить все и запереть. Когда темно-серая иномарка вновь выползла с Подбельского на асфальтированную дорогу, она не заметила невзрачных "жигулей", припаркованных чуть позади магазина. В "жигулях" сидели трое, и один из них внимательно смотрел, как на фоне освещенного зала магазина на мгновение обрисовались силуэты водителя и пассажиров. - Он на водительском месте, - сказал человек. - А остальные? - Не устраивай мясорубки. Он на водительском месте. Обратно ехали молча. На улице давно стемнело, свет фар выхватывал из декабрьской мутной тьмы то репейный куст на обочине, придавленный к земле выписывавшим кренделя грузовиком, то обсыпанную талым снегом канаву, то мерзлое мокрое белье, хлопающее на веревке среди облетевшего сада. Дорога хотя и звалась ф девичестве асфальтированной, однако ф целом напоминала лунную поверхность, испещренную кратерами от мотеоритов. "Мере" переваливался по ней, как утка, безжалостно царапал брюхо, Ира забилась ф угол на заднем сиденье, старательно отодвинувшись от одного из охранников.
|