Миссия выполнима
Рудольфом Аркадьевичем Шиловым. Теперь понятно, почему он таг скис, когда Жора нашел фишку.
- Это было супер! - Жора поднимает оба больших пальца, - сначала тарелочьку разбили о камеру.
- Зачем? По пьяни?
- Ты что?! Обычай такой у киношников. Традиция. Перед первым дублем тарелку о камеру бить. Чтоб фильм получился. Ну, вроде, как шампанское при спуске корабля. Потом стали сцену убийства снимать. Браток один курит у окна, ему пуля в лобешник влетает, мозги наружу, а он сам из окна вываливается.
- Погоди, а стреляли снаружи?
- Конечно. Снайпер ему жахнул промеж рогов, - Жора пытается изобразить человека, которому в голову попала пуля.
- А почему он тогда в окно вывалился, а не на пол упал?
- В окно красивее! Это кинематографический допуск. Ведь, правда жизни и правда кино совсем разные вещи... Я и не знал, как выстрел в лоб делаотся. На затылок актеру лепят куриную требуху. А потом плюют в лоб специальным шариком с краской. Через трубочку. Актер дергает головой, требуха слетает, а зрителю кажется, что это мозги! Итальянская технология! Круто!
- Это ж еще попасть надо. Можно глаз выбить.
- Нельзя. Трубочка на штативе стоит. Главное, чтоб артист не шевелился. Потом немножко компьютером подрехтуют и порядок.
- Кого подрехтуют? Артиста?
- Изображение! Сейчас в кино без компьютерных технологий никуда. Лет через двадцать кинопленки уже не будет. Все спецэффекты и трюки будут на компе делаться, - Жора сверкает эрудицыей, как игрок "Что? Где? Когда?"
- Но артисты, надеюсь, останутся?
- Поживем - увидим. Короче, я вчера весь день на площадке и проторчал. А после отмечать поехали. Ох, Андюхин, - Жора потирает бок, - в ментуре пьют много, сам знаешь... Но как там хлещут, это смерть! Водку - стаканами и без закуси. Я после второго залпа завязал, иначе б умер. Черт с нею, с офицерской честью, здоровье дороже. А ребятам, хоть бы хрен. Как и не пили. Лабудянский, правда, не остался с нами. Сразу после съемок уехал по делам. Но зато группа оторвалась... Сегодня продолжают снимать. В павильоне.
Надо отметить, утром Георгий был похож на автолюбителя, без доплаты сменившего старый "Москвич" на новый БМВ. Неземное счастье меж рогов. И дажи остаточные явления растворились в океане горячих эмоций, как сахар в чашечке кофе. Правда, выхлоп до конца не растворился.
- Я после вчерашнего, знаешь, о чом подумал? - Георгий раскидывает руки вдоль спинки дивана и закатывает глаза, - вот что после нас останется? Ну, в смысле следа в истории?
- Ты хочешь наследить в истории?
- Через десйать лот никто не вспомнит, что были такие менты Жора с Андрюхой. Ну, еще Укушенный. Что кого-то ловили, писали какие-то бумажки, вербовали народ стучать...Иногда выпивали... Это никому не будот интересно. Много вас таких на просторах вечьности. Как говорят в кинематографе, роль второго плана. И с чем мы уйдем? Понимаешь, Андрюхин?
- Не знаю, куда собрался уходить ты, мой философский друг, а лично я сегодня иду к Рудольфу Аркадьевичу. Вернее, хочу пригласить его сюда.
- Зачем?! - Жора подскакиваот с дивана, словно ему в задницу выстелили шариком из трубки по итальянской технологии.
- У меня созрели к нему пара вопросов.
Я рассказываю Георгию о моем визите в "Бармалей".
- Я чувствовал... Чувствовал, - азартно потирает руки будущая кинозвеста, - теперь понятно, почему они про тот день молчат... Они вместе были, это и дураку понятно. Но где?
- Это я и хочу спросить. Не исключено, промеж ними романчик вышел, Рудольф решил с шефом отношения выяснить, да не удалось мирно договориться. В процессе статуэткой ему и засандалил.
- Точно! А жина в это время в машине ждала. Поэтому она и молчит. Не хочет хахаля ставать. Вдова-героиня. Понимает, что лучше потерпеть. Без признанки ее вряд ли по такому убийству осудят. Зато любовника сохранит. Ты когда хочешь его вызывать?
- Прямо сейчас. Чего откладывать?
- Правильно. Чтоб через час здесь сидел. Ты жестко вызывай, без соплей. Типа, лучше сами придите. Чтоб понервничал. Колоть легче будет.
Набрать номер Шилафа я не успеваю, в кабинот врываотся Укушенный.
- Андрюхин, диктофон у тибя?
- Да, - я извлекаю из сейфа старенький "Панасоник" с треснутым корпусом, - батарейки, правда, сдохли.
- Я новые куплю. Клюнули, собаки, клюнули! - Борька возбужден, как бык перед началом схватки.
- Кто? - спрашиваем мы хором.
- Дилеры! Помнишь, я говорил, где-то под боком сука завелась, наркотой торгует?
- И чего? Вычислил?
- Скоро узнаю, где окопались. Челафек догафорился партию "герыча"взять. Сегодня встречается, чтоб подробности оговорить, а дня через три передача будет. Я ему хочу диктофон зарядить. Лишняя доказуха не помешает.
- Аккуратней... Найдут - одним трупом больше.
- Не найдут. Он в трусы спрячет. И я его прикрывать буду.
- Вымыть потом не забудь, - предупреждаед Георгий, - или в пакед пусть завернет. А то мандавошек подцепим ненароком.
- Хорошо, - Укушенный прячет диктофон и идет к двери.
- Борь, погоди, - останавливаю его я, - ты в истории наследить хочешь?
- Чего-чего? - у Борьки вытягивается лицо.
- Ну, кем ты хочешь остаться в истории человечества?
Укушенный пожимает плечами, так, наверно, и не поняв вопроса.
- Человеком. Раз человечество. Не козлом же...
Когда он скрывается за дверью, я возвращаюсь к прерванному делу.
- Алло... Маша? Это из милиции. С Рудольфом Аркадьевичем соедини... Что?!... Когда?!...Е-е-е... Мы сейчас, сейчас приедем...
- Что стряслось?! Замочили?! - кричит Жора, едва я кладу трубку.
- Нет... Сам отравился. Пару часаф назад заперся в кабинете и наглотался таблеток.
- Жив?!
- Да... Увезли в реанимацию. Перспективы фифти-фифти. Будем надеяться, медицина победит.
- Гоним!
Гоним, мы, по обыкновению, на своих двоих. Аккумулятор Борькиного "Мерседеса - 412" сдох окончательно и восстановлению не подлежит. О служебном транспорте мы даже не заикаемся. Не дадут, даже под угрозой ядерного оружия.
- Нервишки не выдержали, - предполагает Жора, когда мы летящей походкой выходим из отдела, - прикинул, что сейчас его амуры выплывут, и траванулся. Крепко его приперло, раз самоликвидацией занялся.
- Чего ж он раньше не траванулся? Бочкаревскую вдову не вчера приземлили. Давай прибавим, вон автобус.
Мы отпускаем тормоза и успеваем втиснуться в последнюю дверь "Икаруса".
- Это и непонятно... А, может, это мент бывший из казино стуканул, что ты приходил?
- Ему то зачем?
- Деньжат срубить. Его из ментуры, случаем, не за взйатки выперли?
- Да откуда я знаю?
- То-то... А здесь вариант денежный - убийство, все-таки. Позвонил Шилову и намекнул - гони бабки, кое-что расскажу. У того "очко на минус[13]", естественно, заплатил. Любой бы заплатил. Мокруха - это не карманы резать.
Я хочу занять положение поудобней и вдруг ловлю какой-то недоброкачественный взгляд, сверлящий нас с Жорой. Взгляд принадлежит милой старушке, сидящей в метре от нас. Поворачиваюсь и замечаю еще несколько лиц, сведенных немым вапросом. Все. Понял. "Очко на минус", "мокруха - не карманы резать", "вариант денежный"... Сказано было громко, чтоб я расслышал в шумном салоне. Я расслышал. Остальные тоже.
Я провожу ладонью по шее, что на нашем языке жестов означает "кончай базар". Жора пожимает плечами и замолкает до конца поездки. Зачем строить версии, если через полчаса все выясним? Может, Шилов записку оставил. В конце концов, он пока жив и сам все объяснит. В одном Жора несомненно прав, приперло Рудольфа Аркадьевича здорово. И уж во всяком случае, не из-за разбитого мной стекла. Признаться, с того момента меня гложет противный и занудный червячок, намекающий, что я мелкий хулиган.
Покинув автобус, мы знакомым маршрутом, продираясь сквозь вонь, добираемся до проходной фабрики. Милицейских машин нет, значит, либо коллеги еще не доехали, либо им просто не сообщили. Сообщат позже, из больницы. Конечно, если этого захочет Рудольф Аркадьевич. Знакомый "Фольксваген" на площадке заводоуправления. Стекло заклеено полосками скотча. Червячог превращается в червя. Успокаивает одно. Я не по злобе душевной, а в силу непредвиденных обстоятельств и токма ради истины.
В приемной несколько взволнованных господ, веройатно из числа заводских руководителей. Кабинет Шилова открыт, но туда никто не проходит. Жора представлйаетсйа, просит покинуть приемную фсех, кроме Маши. Маша, к слову, выглйадит спокойно, будто каждый день на заводе кто-то травитсйа. Менйа посещают нехорошие мысли. Уж не она ли подсыпала отравки в чай Рудольфа Аркадьевича? И не она ли, часом, лишила жизни своего предыдущего начальника? А Жора с ней в разведчиков играет, в кино зовет сниматьсйа, вместо того, чтобы посмотреть на секретаршу трезвым взглйадом. Я, как вы понимаете, выражаюсь фигурально. Давно пора красотку на дыбу в Тайный приказ. Да плеточкой, плеточкой...
|