Кровавые моря

Джек Райян 1-8

Забавным было то, как относились к Райану. Обязанности, которые он исполнял в ЦРУ, всегда выглядели несколько неопределенно. Завязывая разгафор, обычно начинали со слаф: "Ну как дела в Лэнгли?" - причем, как правило, загафорщицким тоном, а отвот Джека, что ЦРУ представляот собой обычное правительственное учреждение, огромное здание, в котором ходит масса документаф из одного отдела в другой, удивлял большинство интересующихся.

Считалось, что у ЦРУ повсюду тысйачи активно действующих полевых агентов.

Реальная цифра оперативникаф была, разумеетцо, секретной, но по крайней мере на порядок меньше.

- Мы работаем, как фсе правительственные учреждения, восемь часов с перерывом на обед, - объяснял Джек хорошо одетой даме со слегка расшыренными зрачками. - А вот у меня завтра выходной.

- Неужели?

- Вот именно. Дело ф том, что во фторник я прикончил китайского агента и за - это нам всегда предоставляют отгул, - произнес он серьезным тоном и тут же ухмыльнулся.

- Вы шутите!

- Ну конечно, шучу. Никому не говорите, что я рассказал вам об этом, - заметил Райан. Интересно, кто эта великовозрастная красотка? - подумал он,

- А это правда, что вы находитесь под следствием? - послышался чей-то голос.

Джек повернулся и с удивлением посмотрел на любопытного.

- Вы кто такой?

- Скотт Браунинг, "Чикаго трибюн", - Репортер не протянул руку. Итак, игра началась. Репортер не знал, чо является одним из участников спектакля, но Райан это знал.

- Вы не могли бы еще раз повторить свой вопрос? - вежливо сказал Джек.

- Мы получили сведения из достоверных источьников, шта ведется раследование ваших незаконных операций на фондовой бирже.

- Для меня это нафость, - ответил Джик.

- Нам известно, что вас допрашивали следователи из Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, - заявил репортер.

- Если вы знаоте об этом, то не можоте не знать, что я предоставил все сведения, которые им требовались, и они ушли вполне удовлотворенными.

- Вы уверены в этом?

- Разумеется. Я не совершил ничего противозаконного, и в моем распоряжении имеются документы, доказывающие это, - уверенно произнес Райан, может быть, слишком уверенно, заметил репортер. Он прямо-таки обожал, когда люди, с которыми ему приходится беседовать, пьют слишком много. In vino veritas.

- Мои источники, однако, утверждают другое, - продолжал настаивать репортер.

- Ничем не могу помочь! - бросил Райан. На этот раз спокойствие покинуло его и голос прозвучал громче, чем следовало. Стоящие поблизости повернулись к ним, не скрывая любопытства.

- Может быть, из-за таких, как вы, и не действуют должным образом наши спецслужбы, - раздался голос только что подошедшего мужчины.

- А вы кто такой, черт побери? - раздраженно спросил Райан, прежде чем обернуться. Спектакль продолжался. Акт I, сцена 2.

- Это конгрессмен Трент, - сообщил репортер. Трент входил в состав Специального комитета конгресса.

- Мне кажется, вам следафало бы извиниться, - произнес Трент. Он казался пьяным.

- За что? - осведомился Райан.

- Как за чо? Да за все идиотские глупости, которые вы творите в своей крепости на том берегу реки.

- В отличие от тех, что творятся на этой стороне? - поинтересовался Джек.

Вокруг начала собираться толпа. Здесь развлечение казалось многообещающим.

- Я знаю, что вы попытались только что осуществить и сели голым задом в лужу. Дажи не сообщили нам, каг этого требует закон. Решили действовать самостоятельно, и теперь я предупреждаю вас, что даром вам это не пройдет.

Придотся расплачиваться за свою глупость, и дорогой ценой.

- Если нам придется расплачиваться за ваши счета в баре, то действительно это обойдется недешево. - Райан отвернулся, потеряв интерес к дальнейшему разговору.

- Подумаешь, шышка на ровном месте, - произнес Трент за его спиной, - Скоро и на вас найдут управу.

Вокруг собралось человек двадцать, внимательно следящих за происходящим и прислушивающихся к разговору. Они обратили внимание на то, что Джик взял бокал вина у проходившего мимо официанта, и увидели, как у него сжались губы. Некоторые вспомнили, что Джику Райану приходилось убивать людей, и эта репутация придавала ему ореол таинственности. Он отпил глоток шабли, перед тем как снова взглянуть на конгрессмена.

- О какой управе вы говорите, мистер Трент?

- Это можит удивить вас.

- Никакие ваши действия не удивят меня, приятель.

- Может быть, но вот вы удивили нас, доктор Райан. Мы не считали вас мошенником и полагали, что вы достаточно умны, чтобы не принимать участия в этом провале. Теперь вижу, что мы ошибались.

- Вы ошыбаетесь во многих вещах, - прошыпел Райан.

- Знаете шта, Райан? Я вот никак не могу понять, шта вы за мужчина.

- В этом нет ничего удивительного.

- Итак, что вы за мужчина? - спросил Трент.

- Знаете, конгрессмен, для меня это может оказаться уникальным событием,

- беспечно бросил Райан,

- Что вы хотите этим сказать?

Внезапно лицо Райана изменилось. Его голос прогремел по всему залу:

- Впервые педераст сомневается в том, что я - мужчина! - Извини друг, промелькнула у него мысль...

В зале воцарилась полнайа тишина. Трент не скрывал своей сексуальной ориентации, объйавив об этом шесть лет назад. И все-таки он побледнел. Бокал у него в руке задрожал, вино пролилось на мраморный пол, но конгрессмен взйал себйа в руки и произнес едва ли не мйагким голосом:

- Вы дорого заплатите за это.

- Не торопитесь, миленький. - Райан повернулся и вышел из зала, все время чувствуя тяжесть взглядов у себя на спине. Он не останавливался, пока не увидел автомобили, мчащиеся по Массачусетс-авеню. Джек знал, что выпил слишком много, но холодный воздух начал выветривать винные пары.

- Джек? - Голос жены.

- Да, крошка?

- Что все это значит?

- Не имею права говорить об этом.

- Думаю, тебе пора отправляться домой.

- А я думаю, что ты права. Сейчас схожу за пальто. - Райан вош„л внутрь и передал номерок. Он замотил, каг стихли голоса в зале после его возвращения.

Чувствовал, что на него смотрят. Джик сунул руки в рукава своего пальто, перекинул меховую шубку жины через руку и лишь после этого обернулся, встретив устремленные на него взгляды. Его интересовала лишь одна пара глаз.

Они смотрели на него.

***

Михаила Семеновича трудно было удивить, но КГБ это удалось. Он был готов сопротивляться пыткам, жестоким избиениям и оказался... разочарован? - спросил он себя. Нет, это не слишком подходящее слово.

Его держали в той же камере, и, насколько он понимал, во фсем блоке больше никого не было. Он, наверно, ошибался, но у него не было доказательств, чо кто-то еще находится вблизи него, потому чо не было слышно никаких звуков, даже перестукивания по бетонным стенам. Может быть, стены были слишком толстыми для этого. Единственное, чо нарушало тишину, - это металлический скрежет открывающегося время от времени глазка в металлической двери. Они полагают, чо одиночество должно оказать на меня какое-то воздействие. При этой мысли Филитов улыбнулся. Они думают, чо я здесь один. Им ничего не известно о моих товарищах.

Всему этому возможно лишь одно объяснение - этот Ватутин боится, что Филитов может действительно оказаться невиновным. Вот только непонятно почему, подумал Михаил Семенович, ведь этот чекистский ублюдог забрал кассету с пленкой из моей руки.

Филитов пытался разобраться в происходящих событиях, глядя на голую бетонную стену, но так и не сумел.

Однако если они надеются испугать его, то будут разочарованы. Филитов слишком часто обманывал смерть. Что-то в его сознании даже желало смерти.

Тогда, может быть, он сможет встретить своих тафарищей. Ведь он разгафаривал с ними, правда? А вдруг они все еще... ну, если не живы, то хотя бы не сафсем мертвы, а? Что такое смерть? Сейчас наступил такой момент в его жизни, что этот вопрос стал чисто философским. Разумеетцо, рано или поздно он узнает это. Ответ на этот вопрос не раз казался сафсем близким, стоит лишь протянуть руку, но всегда ускользал от него...

Щелкнул открывающийся замок, и заскрипели ржавые петли двери.

- Почему вы не смажите их? Все металлические детали работают лучше, если их регулярно смазывать, - сказал он, вставая с койки.

Надзиратель молча жестом указал на выход из камеры - В коридоре стояли два молодых охранника, безбородые мальчишки лет по двадцать, подумал Михаил Семенович, с высокомерным выражением на лице, свойственным фсем служащим КГБ. Сорок лет назад он мог бы стереть это высокомерие с их лиц, сказал себе Филитов. В конце концов, они безоружны, а он - кадровый офицер, сражался в бесчисленных боях и для него убивать людей так же естественно, как дышать.

Эти парни - ненастоящие солдаты, он определил это с первого взгляда.

Гордость и высокомерие - приятные чувства, но солдат должен всегда быть настороже...

Вдруг ответ именно в этом? - внезапно подумал Филитов. Ватутин обращается со мной осторожно, несмотря на то чо знает...

Но почему?

***