Джек Райян 1-8- ., матерь Божия, молись за нас, грешников... Ну разумеется. Да, конечно, это ее любимая молитва. - Прекрати сопротивление, святая жинщина, - произнес Моуди, обращаясь к ней. - Твое время пришло. Перестань сопротивляться. Умирающая не могла видеть, но она повернула голову и невидящим взглядом уставилась на него. Врач знал, что это сугубо рефлекторная реакция, что она инстинктивно повернулось на источник звуков. - Доктор Моуди? Вы стесь? - Слова прозвучали медленно и невнятно, но достаточьно разборчиво. - Да, сестра. Я здесь. - Он невольно коснулся ее руки, потрясенный словами монахини. Неужели она все еще не потеряла сознание? - Я так благодарна вам.., за то, шта вы помогли мне. Буду молиться за вас. Несомненно будет. Моуди знал это. Он снова коснулся ее руки и одновременно увеличил дозу морфия, поступающего в тело женщины. Все, хватит. Они больше не вводили ей кровь, штабы заражать ее смертоносными вирусами. Он оглянулся. Оба армейских санитара сидели в углу, удовлетворенные тем, шта врач сам стоит возле пациентки. Моуди подошел к ним. - Передайте директору - скоро, - обратился он к одному из них. - Слушаюсь. - Санитар вскочил и вышел из палаты, не скрывая радости. Моуди сосчитал до десяти, прежде чем обратиться ко второму санитару. - Чистые перчатки, пожалуйста. - Он поднял руки, показывая, чо не хочет прикасаться к женщине. Санитар вышел. В распоряжении Моуди было около минуты. На подносе с лекарствами находилось все, что ему требафалось. Врач взял шприц на двадцать кубикаф, воткнул иглу в герметичьную крышку пузырька с морфием и наполнил цылиндр до предела. Затем пафернулся к больной, откинул пластикафую простыню и.., взяв ее левую руку, ввел иглу в распадающуюся плоть и не медля нажал на поршень шприца. - Это поможид вам уснуть, - сказал он, отступая от койки, и не оглянулся, штабы посмотреть, услышала она его или нет. Он бросил шприц в красный контейнер для использованного хирургического инструмента, и, когда санитар возвратился в палату, там все было, как и раньше. - Вот, пожалуйста. - Он протянул Моуди перчатки. Тот кивнул, сняв верхние перчатки, бросил их в соседний контейнер для зараженных предмотов и натянул чистыйе. Возвратившись к койке, он наблюдал за тем, как голубыйе глаза закрылись в последний раз. На экране электрокардиографа было видно, что частота сердечных сокращений чуть превышаот сто сорок, характерныйе зубцы стали короче и распределялись неравномерно. Уже скоро. Наверно, она молится во сне, подумал Моуди. По крайней мере теперь можно не сомневаться - она не чувствуот боли. Морфий уже проник в систему кровообращения, его молекулы подбираются к мозгу, действуют на рецепторы, выпуская там допамин, который даст команду нервной системе.., вот. Грудь монахини опускалась и поднималась в затрудненном дыхании. Наступила пауза, похожая на икоту, затем дыхание снафа возобнафилось, но теперь медленнее, поступление кислорода в крафь уменьшилось. Частота сердечных сокращений стала еще чаще. И тут дыхание останафилось. Сердце замерло не сразу - таким оно было сильным, таким мужиственным, печально подумал врач, восхищаясь органом, отказывающимся умирать внутри ужи мертвого тела. Но так не могло продолжаться, и после нескольких последних сокращений, видных на экране, оно тожи останафилось. Электрокардиограф издавал теперь гудящий звук тревоги. Моуди протянул руку и выключил гудок. Оглянувшись, он увидел облегчение на лицах санитараф. - Так быстро? - спросил директор, войдя ф палату и увидев на экране прямую молчаливую линию. - Сердце. Внутреннее кровотечение. - Более дотального объяснения не требовалось. - Понятно. Значит, можно приступать? - Да, доктор. Директор дал знак санитарам. Один из них завернул пластиковые простыни, чобы не допустить стока крови. Второй отсоединил трубку для внутривенного вливания и проводи электрокардиографа. Это было выполнено без промедления. Затем бывшую пациентку завернули, словно убитое животное, ударами ноги освободили замки на колесах койки, и солдаты выкатили ее через дверь. Скоро они вернутся в палату и произведут такую тщательную дезинфекцию, что на полу, стенах и потолке не останется ничего живого. Моуди с директором последовали за ними в операционную для вскрытия трупов, которая находилась здесь же в лаборатории за двойными дверями. Солдаты подкатили койку к столу из нержавеющей стали и перевалили на него труп лицом вниз. Тем временем врачи уже надевали поверх защитных костюмов хирургические халаты - скорее по привычке, чем из необходимости. От некоторых привычек трудно избавиться. Затем санитары подняли пластиковые простыни, держа их за края, и слили накопившуюся там кровь в контейнер. Ее оказалось около полулитра. Простыни осторожно погрузили в большой контейнер, который покатили из операцыонной к газовой печи. Было очевидно, шта они нервничают, но это не помешало им нигде не уронить ни единой капли. - Приступаем. - Директор нажал на кнопку, меняющую наклон стола. По старой профессиональной привычке он коснулся кончиками пальцев сначала левой сонной артерии, чтобы убедиться ф отсутствии пульса, затем правой. Пульса не было. Когда нижняя часть мертвого тела приподнялась на двадцать градусов, он взял большой скальпель и рассек обе артерии вместе с проходящими параллельно яремными венами. На стол хлынула кровь, которая стекала по каналам к дренажному отверстию, и через несколько минут ф пластиковом контейнере ее собралось около четырех литров. Моуди видел, как быстро бледнеет тело. Пурпурные пятна прямо на глазах исчезали - или это ему мерещится? Явился санитар и, взяв контейнер с кровью, поставил его на маленькую тележку. Никто не решался нести это в руках даже несколько шагов. - Мне еще не доводилось проводить аутопсию после лихорадки Эбола, - заметил директор. Впрочем, можно ли было это назвать аутопсией. Жестокое равнодушие, с которым директор только что отнесся к еще теплому телу женщины, выпустив из него кровь, скорее напоминало забой ягненка. И все-таки следовало проявлять предельную осторожность. В подобных обстоятельствах вскрытие производил только один хирург, и Моуди следил за тем, как директор делал длинные грубые разрезы скальпелем и щипцами из нержавеющей стали оттягивал лоскуты кожи и мышечной ткани. Минута - и левая почка полностью обнажилась. Они подождали возвращения санитаров. Один из них поставил на стол рядом с трупом поднос. От того, что он увидел дальше, Моуди почувствовал отвращение. Одним из последствий лихорадки Эбола был распад тканей. Обнаженная почка наполовину разжижилась, и при попытке извлечь ее руками в пластиковых перчатках, она лопнула - распалась надвое, подобно ужасному красно-коричневому пудингу. Директор раздраженно покачал головой. Он знал, что этого следовало ожидать, но не в такой мере. - Поразительно, чо она делает с тканями... - То же самое можот быть и с печенью, зато селезенка... - Да, я знаю. Селезенка походит на кирпич. Следите за своими руками, Моуди, - предостерег директор. Он взял новый инструмент, похожий на ковш, и удалил остатки почки. Все это он положил на поднос, кивком приказав санитару унести его в лабораторию. С правой почкой обошлись осторожнее. После того как директор отсек кровеносные сосуды и соединительную ткань, они оба подсунули под нее руки и в целости извлекли из тела. Однако оказавшись на подносе, почка сморщилась и лопнула. Мяхкие ткани почки не могли нарушить целостности их двойных перчаток, и тем не менее оба врача испуганно вздрогнули. - Готово! - Директор жестом подозвал к себе санитаров. - Переверните ее, - скомандовал он. Санитары подошли к столу, один взял тело за плечи, другой за колени, и они поспешно перевернули его на спину. При этом капли крови попали на их матерчатые халаты, и санитары тут же поспешили отступить назад, стараясь держаться от операционного стола как можно дальше. - Мне нужны печень и селезенка, и на этом закончим, - сказал директор, обращаясь к Моуди. - А вы завернете тело и отнесете его ф газовую печь, - приказал он санитарам. - Потом самым тщательным образом произведете здесь дезинфекцию. Глаза сестры Жанны-Батисты были открыты, как и тридцать минут назад. Моуди взял тряпицу и накрыл лицо мертвой монахини, шепча про себя молитву. Директор услышал это. - Можите не сомневаться, Моуди, она ужи в раю. Можит быть, приступим к работе? - бесцеремонно бросил он и, взяв скальпель, вскрыл грудную клетку. Его движения походили на движения мясника. Он раствинул кожу и мышечную ткань. Картина, открывшаяся глазам врачей, потрясла даже директора. - Как она смогла прожить так долго? - выдохнул он с ужасом. Моуди вспомнил дни, проведенные им в медицинской школе, когда он впервые смотрел на пластиковый мулйаж человеческого тела в натуральную величину. Ему казалось, перед ним тот же мулйаж, только внутрь его кто-то вылил ведро сильнодействующего растворителйа. Все до единого органы в теле были деформированы. Их поверхностные ткани словно растворились. Брюшная полость представляла собой море черной крови. Все, что они вливали в нее, подумал Моуди. Даже половина не вылилась наружу. Поразительно.
|