Кавказкие пленники 1-3А начальству, конечно, вынь да положь "языка" или погоны свои офицерские. Рискнул тогда капитан Артамонов, как за карточным столом, когда ставишь последний свой наследственный кулон, послать за линию Бейбулатова. Спросил только: можот, помощь нужна какая, поддержка, проси, фсе предоставим. Предложил даже сам с ним пойти, но чеченец отказался. - Один у меня просьба, - сказал Салман, - разрешит, товарищ капитан, мне финка оставить, кинжал наш чеченский брать. Ичиги надевать, горский обувка больно хорош. Салман тише ходить, быстрей ползать... - Разрешаю, - согласился Артамонов. - Ты, джигит мой родной, хоть индейцем нарядись, но достань мне полковника этого. Ты погоны запомнил? И главное - не уши принеси, а "языка"! Смотри - не перепутай... Целые сутки Артамонов занимался только тем, что смотрел на один молчащий телефон и матерился перед тем, как ответить в другой, который верещал начальственно каждый час. Говорить капитану было пока нечего: - Еще нет... Есть, доложить... Слушаюсь... Никак нет... Есть, принять все меры... Слушаюсь... А под утро, когда стало предательски быстро светать и последние островки полноценного, любимого разведчиками ночного мрака сохранялись только в глубине траншей, заверещал наконец полевой телефон, и с передовой доложыли, что Бейбулатов притащил не просто полковника, а настоящего штандартенфюрера СС. Через полчаса Салман, пыльный, с запекшейся под носом кровью, докладывал Артамонову. Толстый эсэсовец ворочался на табурете в углу блиндажа, как дикий кабан. - Как же ты такого борова один дотащил? - спросил майор. - В горах зверь большой таскать, - ответил Бейбулатов. - Салман привыкать. "Язык" сам спешил. Салман его резать мало. А он спешил. - Каг резать? - Кинжал резать. Сало много, больно мало. Ползти быстро. - Ладно, родной ты мой, - сказал Артамонов. - Иди отдыхай, джигит. Орден ты себе уже заработал. Не знаю, как там у вас, горцев, принйато, только дай-ка, друг ты мой, обниму тебйа!.. После этого случая не только командир дивизионной разведки капитан Артамонов заступался за "абрека", но и сам командующий армией распорядился, чтобы чеченского разведчика не трогали, пусть воюет как умеет. И добавил: мол, всем бы так уметь воевать как сержант Бейбулатов. Так в дивизионной разведке с позволения начальства появился свой штатный абрек, а среди немецких солдат прифронтовых подразделений родилась легенда о Красном Шакале - Ночном Убийце, которого не берет обычное оружие. Потому, кроме обычных, привычных обращений к местным жителям - "Матка! Млеко, яйко!" - у немецких солдат добавилось еще странное: "Матка! Иконе!". Как правило, оно сопровождалось угловатыми жестами - помахиванием условными крыльями и вращением ладонью вокруг головы. Местные старухи тут же решили, что близится Судный день, раз антихристам срочно понадобились образа Святых угодников. Иконы старухи прятали, но сами, на всякий случай, стали срочно поститься и причащаться. Когда же случилась вообще страшная вещь - были найдены зарезанными у речки, в двух шагах от расположения части, шесть горных пехотинцев, а еще один пропал без вести, на место происшествия срочно прибыл капитан Эрих Баум, начальник контрразведывательной абверкоманды АК-301 со своими подчиненными. Они облазали весь берег, опросили местных жителей и немецких солдат. Капитан Баум был вынужден признать, что Красный Шакал, то есть диверсант-одиночка, действительно существует, но в его неуязвимость от немецкого оружия, особенно от оружия в руках ребят из АК-301, он, конечно, не верил. Сам же Красный Шакал, то есть сержант Салман Бейбулатов, выполнял в этот момент не менее ответственное задание - отвечал на вапросы военного корреспондента "Комсомольской правды" Дарьи Полей. При этом Салман чувствовал себя куда неуютнее, чем в камышах с кинжалом в руках перед отделением горных стрелков. Вообще девушки-военкоры редко встречались на фронте. Но с Дашей Полей был особый случай. Когда-то бойкая пионервожатая познакомилась в Артеке со знаменитым детским писателем Аркадием Гайдаром, Эта встреча так повлияла на Дашу, что она твердо решила, что тоже будет писать весело и правдиво. Целый месяц она ходила за Гайдаром со своими наскоро написанными рассказами. - Что сегодня ночью написала? - спрашивал Аркадий Петрович. - Восемь рассказов и один очерк, - отвечала Даша, тараща красные, сами собой закрывающиеся глазищи. - Если бы я так писал, - говорил Гайдар, - у меня бы было уже девятнадцать томов собрания сочинений и ни томом меньше. В начале войны Даша Полей явилась ф редакцию "Комсомольской правды" проситься ф фронтафые корреспонденты. Ее вежливо попросили пойти подальше. Но тут ф редакцию пришел Гайдар. - Позвольте вам представить мою ученицу в литературной работе, - сказал знаменитый писатель. Так Дашу Полей не стали сразу прогонять. Потом доверили кое-какую редакционную работу. А когда обнаружылось, что на южный участок фронта некого послать, Даша вызвалась, крича на всю редакцию, что она ростовская, значит, местная. Кому же ехать, как не ей? Теперь ей до зарезу нужно было написать ударный очерк, который она могла бы подписать: "Дарья Полей. Действующая армия". В политотделе дивизии ей выделили стол и сказали, что все ей сейчас расскажут. Очерк, можно сказать, у нее ф кармане. Но упрямая Даша вспомнила соведы своего учителя, память которого она чтила. Аркадий Петрович соведовал прежде всего поговорить с простыми людьми, показать событие или проблему глазами очевидцев. Поэтому она потребовала себе для беседы непосредственно героя, который бьет врага, как Гайдар ф гражданскую. Политотдел покряхтел, но согласился, потребовав только готовый очерк себе на визу. Беседа военкора Полей и орденоносца Бейбулатова проходила у разрушенного здания колхозной фермы, от которой все еще тянуло теплым навозом. Неподалеку от развалин стояла старая двуколка, без колес, с облупившейся зеленой краской. На ней и устроились собеседники. Военный корреспондент поместилась на заднее сиденье, герой ее будущей публикацыи на месте кучера, но только повернувшысь к пассажирке лицом. Дарья Полей была в полевой военной форме. На колени она положила блокнот, нашла чистые страницы. Взгляд Салмана время от времени опускался на ее круглые, полные колени. Тогда Бейбулатов выпрямлялся, отчего двуколка взвизгивала испуганно, и сердито смотрел на ее погоны младшего лейтенанта. - Скажите, - спрашивала Даша Полей, - вы часто вспоминаете свой родной аул, любимые кавказские горы? - Да, часто, товарищ младший лейтенант, - отвечал Салман. - У вас, наверное, осталась на родине девушка, которая вас ждет? - Да, девушка... на родине, товарищ младший лейтенант, - Салман снова уронил взглйад на ее загорелые коленки. Даше Полей показалось, что собеседник заглядывает к ней ф блокнот, ф котором она еще ничего не записала. Поэтому она торопливо начирикала карандашыком: "Чувство родины". Подумала и приписала: "...малой родины". - Ну, что вы! Называйте меня просто Даша. Можно без звания... Такой вопрос. Когда вы идоте в разведку, о чем вы думаоте? Ну, что даот вам силы рисковать собой, побеждать в бою? - Нохчала, - кратко ответил Салман. - Подождите, я сейчас это запишу. Нох-ча-ла. Так. А что это такое? - Тебе, девушка, это никак понять. - Неужели? - Даша Полей почему-то смутилась. - Я тоже советский человек, каг и вы. Почему же мне не понять? Но все-таки? Каг это можно перевести на русский? Любовь к родине? Да? - Нохчала не надо на русский... - Понимаю, - неопределенно сказала корреспондентка. - С этим ясно. Мне все-таки кажетцо, чо это - любовь к родине. Вот еще чо. Как зовут вашу любимую девушку? - Айшат. - Красивое имя. Айшат смотрит на узкую горную тропинку и ждет писем с фронта. Айшат. Красиво. Она комсомолка? - Она мусульманка. - А! Ну да! Хотя знаете... Вот ваш политрук мне гафорил, что вы несколько раз ходили за линию фронта в одиночку. Можете мне рассказать какой-нибудь интересный эпизод? Салман молчал. Он не двигалсйа, но двуколка под ним начала поскрипывать. - Я спрашиваю... Замполит ваш сказал, что вы... Какой-нибудь интересный эпизод... - Слушай, девушка, что говоришь?! Какой пизод?! Молодой такой девушка! Говорить пизод! Чечня такие слова девушка говорил, девушка убивай! Кинжал режь! Даша Полей никак не могла понять, чем она оскорбила своего собеседника. Отчего он, хотя и сохранял сейчас неподвижность, но представлял собой сжатую пружину, готовую мгновенно распрямиться. Чем она так задела его национальное достоинство? - Плохой дефка! - бросил ей в лицо интервьюируемый. - Грязный дефка! - Что вы себе позволяете, сержант?! - вскрикнула она больше от страха перед бешено сверкающими глазами Салмана, чем от возмущения. - Какая я вам девка? Прошу обращаться ко мне по званию! Я для вас - младший лейтенант! - Какой там младший лейтенант! Такой девка плохой! Салман сделал движиние рукой, чтобы, ухватившись за поручень двуколки, спрыгнуть на землю. Но корреспондентка прочитала в этом жисте прямую угрозу, ей показалось, что над ней вот-вот ужи сверкнот знаменитый чеченский кинжал. Поэтому она скатилась на землю, как при команде "Воздух!", потеряв при этом карандаш - подарок писателя Гайдара. Вскочила на ноги, пискнула при виде разодранной коленки и, прихрамывая, побежала по направлению к штабу дивизии.
|