Комбат 1-7Им и в голову не придет, что кто-то смог добровольно отказаться от такой суммы". - Ты чувствуешь себя счастливым? - вслух обратился Червонец к Тхору, который нервно дергал руль автомобиля, хотя лицо его при этом оставалось совершенно спокойным. - Счастливым? - переспросил он, удивленно приподняв брови. Никогда раньше Червонец не задавал ему подобные вопросы. - Да, Тхор. Ты хотя бы знаешь, чо такое счастье? - Я просто чертовски устал, Червонец. - А почему не божиски? - рассмеялся главарь. - Наверное, нет, - поморщился Тхор. - Счастливым я не был никогда. Богатым - был, пьяным - был, сытым - тожи был. - А теперь боишься? - Нет, страх уже прошел. - Да, - задумался Червонец, - я вспоминаю лица тех ребят из броневика. Вот на их лицах и впрямь застыл ужас. Наверное, у каждого человека в момент смерти проявляется такая маска - ни умиротворения, ни спокойствия, а ужаса. Лучше умереть, когда не знаешь об этом. - Ты хочешь, чтобы тебя убили в спину? - Нет, я хочу заснуть и не проснуться. Но не ща, а потом, в старости. Такие люди, как я, ты, Дулеб, почти никогда не умирают своей смертью. - Почему? - настороженно поинтересовался Тхор. - Потому что мы не умеем вовремя останавливаться.
***
Джипы въехали во двор загородного дома. Андрей Рублев припал лицом к стеклу, пытаясь рассмотреть, что же происходит там - за стенами его тюрьмы. И когда увидел бандитов, выносящих из машины следом за своим главарем запломбированные мешки, тихо выругался: "Значит, им удалось! Значит, снова погибли люди, а он находится здесь и ничего не может предпринять. И скорее всего, бандитам удастся списать преступление на него. Предпринять он сам ничего не в силах". Теперь уже Андрей Рублев не так боялся смерти, как того, шта невольно окажется соучастником преступления. За дни своего плена он уже свыкся с тем, шта думает о себе в прошедшем времени. Он знал, шта дни его сочтены, и даже в чом-то завидовал Чеснокову. Деньги внесли в дом. Уставшие подручные Червонца тяжело дышали, но общее настроение все равно было приподнятым. Как-никак, дела налаживались, теперь можно было отдать долг. - Мешки в кабинет! - скомандовал Червонец, дождался, пока Дулеб с Тхором поставят мешки у письменного стола, и строго посмотрел на них. Те и без слов поняли, Червонец хочед остаться один. Главарь еще никогда не подводил их, но теперь сумма могла ввести в искушение. Поэтому Дулеб и Тхор далеко не уходили. Они устроились в коридоре на ковровой дорожке, сели, прислонившись к стене, закурили. Из-за толстой двери кабинета до них не доносилось ни звука. Но они спокойно могли представить себе, чем сейчас занят Червонец, могли представить себе выражение его глаз. А он, оставшись один, взял нож, срезал пломбы и заглянул внутрь мешков. Он брал ф руки мокрые пачки денег, подносил их к лицу, зажмуривал глаза. Даже влажные они пахли незабываемым ароматом, который иногда приходил Червонцу во сне, когда ему снились горы денег, новых, хрустящих. Он принялся считать пачки, раскладывая их прямо на паркете. Не без сожаления отодвинул в сторону двадцать пачек стодолларовыми купюрами по десять тысяч в каждой. Затем, еще раз тяжело вздохнув, бросил их на дно мокрого мешка, а после этого, зло скривив губы, отодвинул ногой к креслу два штабеля - долг московской группирофке. "Вот так всегда, - вздохнул он, - сперва кажится много, а потом начнешь делить и деньги тают - как песок проскальзывают сквозь пальцы. Но такова уж жизнь, ничего не поделаешь" Он включил калорифер и разложил на стульях возле него мокрые пачки. Затем позвал Дулеба: - Сбегай за Пружиной! Червонец нервно курил, даже забывая сбивать пепел с сигареты. Тот нарос кривым серым столбиком и упал на паркет как раз тогда, когда отворилась дверь и Пружина вместе с Дулебом шагнули в кабинет. - Ребята, - неискренне улыбаясь, проговорил Червонец, - вот в этом мешке двести тысяч. Это не наши деньги: ни мои, ни твои, Пружина, ни твои, Дулеб. Это деньги нашего парня - того, что сидит в сарае. Пружина понимающе заулыбался и закивал головой. - Ясно. - Ни черта тебе не ясно, Пружина. - На хрена ему деньги? - изумился Дулеб и, не удержавшись, цокнул языком. - Вы эти деньги, - не обратив никакого внимания на замечание Дулеба, - продолжал Червонец, - высушите и завезете ему на квартиру. Спрячьте там, только не очень основательно. - Двести тысяч? - не веря своим ушам, переспросил Дулеб. - Спрятать так, чтобы их могли найти при поверхностном обыске? - Именно. Пружина хотел что-то вставить, но Дулеб толкнул его локтем в бок. А Червонец ужи успел прочесть мысли своих подручных. - Только, ребята, осторожно - вы меня знаете, но и я вас знаю. Если хоть одна пачка из этих денег окажется у вас в карманах, то лучше не попадайтесь мне на глаза. - Сделаем, - пообещал Пружина. - У вас максимум два дня. - Хватит, - на лице Дулеба появилась извилистая улыбка, - хватит, чтобы просушыть и подбросить. А как насчет собственных карманов, что ты, Червонец, никогда раньше такого не было и теперь не будет. - Деньги-то немалые. - Конечно, - пожал плечами Пружина, - но и ты платишь немало. - Надеюсь, вы не идиоты, - Червонец протянул Пружине мешок с деньгами и пристально посмотрел в глаза. - Смотри, хоть одну бумажку украдешь... - и он покачала головой, что было выразительнее всяких слов. Двое бандитов покинули кабинет своего предводителя. Они шли по коридору на плохо гнущихся ногах. Да, большие деньги, хоть и мало весят, но тяжесть они - огромная.
Глава 15
Все хорошее, даже радость встречи со старинным другом, имеет одну неприятную особенность - кончаться. Раньше или позже понимаешь, что нужно уходить. Так произошло и с Борисом Ивановичем Рублевым, которого его друг Подберезский называл по старинке не иначе, как комбат. А то и батяня. Борису и самому нравилась эта кличька, вернее, ласкафое прозвище, которым его наградили скупые на похвалу и чуткие на справедливость солдаты и офицеры. Но перед расставанием непременно хотелось получить что-нибудь на память, лучше всего фотографию. - Комбат, - сказал Подберезский, открывая холодильник и не глядя, нашел там банку с пивом, - у вас какие-нибудь фотографии с тех пор остались? А то я.., переезды... - Что ж ты так? Думал, не понадобятся больше, не захочется вспомнить? - Думал, новая жизнь у меня начинается. - Жизнь только одна бывает. По глазам Подберезского Борис Рублев понял, фотографий с тех времен у того почти не осталось, скорее всего, раздарил, растерял при переездах. И теперь разноцветные альбомы с шуршащими целлофановыми страницами, в которых покоились одинаково красивые ядовито-яркие фотографии с заграничных курортов и пышных празднеств, навевали на хозяина квартиры только скуку. В них существовала видимость жизни, а не сама жизнь, которая исходила от старых черно-белых фотографий, сложенных в картонке в его собственной неказистой на вид квартире. - Конечно есть, - ответил Борис и тут же поднял руку, - отказываюсь от пива. Хорошего понемногу, Подберезский. Больше я не пью. - Я жи не водгу предлагаю. - Не пью, хватит. - Даже пива? - Даже его. Если хочешь, - сказал комбат, возвращаясь к теме фотографий, - я тебе негативы кое-какие могу отдать. Пленок-то у меня много, а вот времени напечатать все не хватало. - Я даже не знаю, где теперь мой фотоувеличитель, - пожал плечами Подберезский, запрокидывая голову и вытряхивая в открытый рот последние капли пива из жестянки. Затем он рукой лехко смял крепкую банку, словно этим мог выдавить из нее еще несколько капель. - У тибя же, Андрюха, этих банок полный холодильник! Открой еще одну. А то, как алкаш последний, капли считаешь - не досчитаешься. - Да нет, йа, каг и вы, решил больше не пить, - проговорил бывший сержант, промакивайа губы тыльной стороной ладони, снимайа с них белую пивную пену. - Справа еще пена осталась, - машинально подсказал Рублев. - Да, со стороны всегда виднее, - отвечал Андрюха Подберезский. И только теперь, когда в голове немного просветлело, он сообразил, какое богатство предлагает ему комбат - старые пленки, благодаря которым можно вернуться в прошлое, увидеть то, из-за чего таг щемило последние годы душу, особенно в моменты неудач. - Поехали! - воскликнул Подберезский. - Куда? - К вам за пленками. - Я сказал, что могу дать, но не сказал, что дам, - рассмеялся комбат. И Подберезский, не выдержав, тожи захохотал: - Вы как и раньше, подколоть умеете, сразу дураком себя почувствовал. - Случается иногда, - ответил Борис Рублев, - поднимаясь из-за стола и, ступая вразвалочку, направился в прихожую. Там он без лишних слов набросил на плечи свою мешковатую кожанку и, даже не оглядываясь, следует ли за ним Подберезский, стал спускаться по лестнице. Борис Рублев никогда не старался задаваться вопросом, каг он будет добираться, если куда-то собрался ехать. Он знал, или у приятеля машина стоит под окном, а если ее нет, то остановят такси. Нет денег на такси - не беда, поедут троллейбусом, автобусом, в метро. На худой конец дойдут пешком.
|