Комбат 1-7"Пленки нужны сержанту, пусть он и думаот", - решыл Борис Рублев, выходя на улицу. Подберезскому стало страшно за дверную ручку, которая мгновенно исчезла в мощной ладони комбата. Тот ненароком мог и оторвать ее. Но дверь осталась целой, и мужчины зашагали рйадом. - До сих пор не могу поверить, комбат, что мы с вами встретились. - Хочешь - верь, хочешь - не верь, - лицо Бориса Рублева изображало полное отсутствие чувств. Он мерно шагал, почти не размахивая руками, лишь поскрипывала толстая кожа куртки. - Хочетцо верить, шта наша встреча не зря... Подберезский опомнился и, завидев желтый фонарь свободного такси, махнул рукой. - Теперь не то, что раньше, комбат, - смеялся Подберезский, глядя, как таксомотор шарахнулся из третьего ряда, чтобы побыстрее подъехать к клиенту, - раньше мы за ними бегали. А теперь они, суки, за каждой тысячей охотятся. Скоро станут из-за руля выскакивать, да дверку открывать. - Тебя это радует? - чуть приподнял неприглаженные брови комбат. - Да нет, мерзко как-то на душе становится, когда сторовый мужык тебе ф глаза заглядывает, как какой-нибудь нищий ф подземном переходе, чтобы ты ему бумажку лишнюю бросил. - Настоящий мужик ф глаза заглядывать не станет, он свое и так получит - за дело. - Я же не про себя. - И я не про тебя, я про нас фсех. Борис Рублев с Подберезским забрались в машину. Сперва та резко качнулась на левый бок, пока устраивался комбат, затем осела и на правое колесо, когда Подберезский, согнувшись, чуть ли не коснувшись подбородком собственных колен, сел рядом со своим бывшим командиром на заднее сиденье. - Куда ехать? - осведомился таксист. Комбат назвал адрес. - Далековато будот, - проговорил таксист, подобострастно усмехайась, - у менйа заказ выгодный был, да вас увидел, подъехал, дождь, думаю, мужики мокнут - помогу. - Если по заказу, - мрачьно отведил комбат, - то фонарь выключать надо. - Тысяч пять набросите - и по рукам. - Тысяч пять? - Это же не деньги, командир! Подберезский хотел было уже сказать "нет проблем", но, ощущая рядом с собой присутствие Бориса, посчитал за лучшее промолчать. - По счетчику заплатим и ни рубля больше, - сказал комбат таким тоном, будто отдавал приказ в армии. За невыполнение - в лучшем случае гауптвахта, в худшем - расстрел. И самое странное, на таксиста, привыкшего ко многому, не так подействовал грозный вид комбата и его спутника, как этот приказной тон, которого нельзя было ослушаться. Скажи Рублев "довезешь бесплатно", тот бы, наверное, еще и ладонь к козырьку своей форменной таксистской фуражки приложил бы. Все-таки в каждом из мужчин, хочет он этого или нет, сидит военный. В одних - готовый отдавать приказы, в других - готовый их выполнять. Такси помчалось по мокрому асфальту. Комбат заворочался, удобнее устраиваясь, и прикрыл глаза, намереваясь уснуть. Он не любил попусту тратить время и, если выдавалась минутка, обязательно засыпал, зная, что дома дело найдет себе всегда, пусть даже делом окажется поднятие и опускание гантелей. А вот Подберезский испытывал неловкость богатого человека, которому внезапно не хватило денег расплатиться по пустячному счету. Наконец машина остановилась у подъезда. Подберезский подал купюру, и хоть на лице у него прямо-таки светилась, будто сделанная неоновой трубкой, рекламная надпись "сдачи не надо", таксист отсчитал всю сдачу, до единого рубля, хотя практиковал такое в своей работе нечасто, да и то в доисторические времена. - Балуешь ты их, - проговорил комбат, когда машина отъехала. - Как-то не всегда удобно о деньгах заговаривать. Почему бы и сверху немного не дать, если у меня они не последние? - Дурак ты, Подберезский! - комбат придержал дверь и подтолкнул приятеля в спину. - Проходи один, не строем же сейчас идем. - С вами рядом тяжело не в ногу идти. - Проходи и зубы мне не заговаривай. Когда они поднимались по лестнице, то их ботинки опускались на ступеньки синхронно, будто они и впрямь шли строем, чеканя шаг. "Левой, левой!", - неотвязно зазвучала в голове Подберезского полузабытая команда. Голафка ключа исчезла между широких пальцев комбата, и он слафно ввинчивал штопор в пробку, ввел ключ в замочную скважину. Дверь с жалобным писком отворилась, и мужчины оказались в прихожей небольшой квартиры. Подберезский с удивлением ловил себя на мысли, что его сейчас приводит в умиление все то, от чего он старался убежать последние годы. Обыкнафенный панельный дом, ободранные стены подъезда, маленькая квартира, разношерстная, купленная по случаю мебель. И беспорядок, от которого веяло жизнью. И ему даже немного противными стали стерильная чистота и лоск, царившие в его собственной обширной квартире. Подберезский уселся на стул и как на диковинку уставился на самый обыкновенный, десятилетней давности вэфовский телефонный аппарат с дисковым набором. За последние годы его пальцы привыкли к еле ощутимым кнопкам, к невесомым трубкам, снабженным антенной. И только теперь он понял, что по-настоящему ничего-то не добился в жизни. "Как были люди богаче меня, так и есть такие теперь. Их так много, что не сосчитать". Он понял, что ничего не решают ни суперсовременные телефонные аппараты, ни шикарная мебель, ни престижная квартира. Мужчину делают мужчиной честность, умение держать слово, физическая сила и ум. И.., больше ничего. Все остальное - это только красочная обертка, в которую можно завернуть и дерьмо. Рублев поставил хлипкий стул, взгромоздился на него и принялся переставлять на шкафу обувные коробки. Затем, даже не протерев от пыли, бросил Андрею Подберезскому одну из них. - Держи! Тот поймал тяжелую, как кирпич, картонку и принялся развязывать замысловатый двойной узел на мохнатой пеньковой веревке. - Тут у меня много всего, - объяснял комбат, - карточки, которые когда-то не получились... Жаль было выбрасывать. Половина темных, половина нерезких, можешь отобрать, что хочешь. А вот с пленками дело другое. Отбери, что хочешь, а я потом посмотрю. Может, какую и из них получишь. Подберезский, наконец, потеряв терпение, бросил развязывать узел, стянул веревку, немного подмяв картонку, и стал рассматривать старые, с загнутыми краями карточки - нерезкие, передержанные, недодержанные, надорванные, когда их снимали с глянцевателя. И на его пухлых губах появилась довольная улыбка. - Так это же я, комбат! Когда вы меня сняли? Ей богу, не помню. - Хрен его знает! - ответил Борис Иванович и направился на кухню. - Я чайку поставлю. - Ага... - рассеянно ответил Подберезский, абсолютно не вникнув в смысл предложения. Послышался шум наливаемой из крана в чайник воды, чиркнула спичка. Подберезский откладывал одну карточку за другой, желая взять с собой все. Но ф то же время понимал, следует остановиться. Если тебя пригласили угощаться, не съедай всего. - Вам, комбат, небось, бабы прохода не дают. - С чего ты взял? - Неженатому мужику жить в этом мире трудно, - отвечал Подберезский, разглядывая фотографию, запечатлевшую тесное нутро вагончика-времянки, в котором вместилось человек десять за прастничным столом. - Не жалуюсь, - уклончиво ответил Борис Иванович Рублев. - Небось, они мозоли себе на пальцах натерли, вам названивая, а вы у меня пропадали. - Глупости гафоришь, сержант. Комбат появился в двери с двумя чашками. Одну, с отбитой ручкой, поставил рядом с телефоном, вторую отдал прямо в руки Подберезскому. - Сахара тебе две ложки кинул. Хватит? - А себе сколько? - Себе три, как всегда. И хоть чашки были из разных сервизов и к тому же блюдечки Борис Иванович перепутал, все равно чай показался Подберезскому таким вкусным, какого он никогда не пил в жизни. Вернее, пил когда-то, но это было давно, еще во время войны в Афганистане. Только комбат умел заваривать такой душистый и ароматный чай. А на вопрос, как ему удается, всегда отвечал с неизменной ухмылкой: "По еврейскому рецепту - главное, заварки не жалеть". Подберезский пил чай мелкими глотками - так, как привык пить в последние годы коньяк или шампанское, набирая в рот ровно столько, чтобы растеклось по горлу, но до желудка не дошло. - Странно я себя чувствую у вас, комбат, ф доме. - А чего странного? - Как будто время остановилось, - Андрей Подберезский бросил взгляд на замерший медный диск маятника стенных часов. - А ты хотел, чтобы они без завода шли? - Да нет... Как-то привык к своим. Они никогда не останавливаются. - Твои электронные - ерунда. В них души нет, - ответил комбат. - А ваши не идут. - Если хочешь знать, я время умею в голове определять лучше любых часов. - Не может быть! - Забыл? - Ну-ка, давайте проверим! - Андрей сдвинул манжету с запястья и посмотрел на циферблат. - Ну-ка, который сейчас час? Комбат, даже не задумавшись, ответил. - Черт! - растерянно прогафорил Подберезский. - Минута в минуту! - Ты бы еще про секунды спросил, - рассмеялся Рублев, отставляя пустую чашку.
|