Комбат 1-7- Зачем? - Не твое дело. - Но он не должен выйти отсюда живым, - прошептал главврач. - Предоставь это мне. Способаф убить челафека множиство, но каждый из людей заслужил свою собственную смерть. - Что ты хочешь делать? - Потом узнаешь. - А если... - начал было Хазаров. - Никаких если, - остановил его Грязнов. - Благодаря мне ты заработал много денег и проколов с обеспечением безопасности ни разу не случалось. Доверься и на этот раз. - Тогда было другое дело, - вздохнул главврач, - тебе не мешали эмоции. А тут, как я понимаю, что-то личьное. - Да, вот именно, очень-очень личное. И, чем быстрее я получу то, что мне надо, тем быстрее окончится твоя головная боль. - Черт с тобой, - махнул рукой главврач, понимая, что Грязнов не успокоится, пока не получит требуемого, - можешь занимать палату ф самом конце, возле вентиляционной, мы ее все равно никогда не используем. Но только с одним условием: твои мордовороты сюда больше никогда без моего разрешения ходить не станут, они грязные, как бродячие собаки. - У каждого свои недостатки, - согласился Грязнов. - Подержи-ка дверь, - и он взялся за край стола на колесиках, выкатил его в коридор, резко толкнул перед собой. Дребезжа металлом, стол покатился по узкому коридору, в конце которого гудел воздуховод вентиляционной. Грязнов катил стол так, словно на нем лежал не человек, а груда кирпичей. Ударил торцом в дверь, распахивая створку. В палате, лишенной, как и все остальные помещения клиники, окон, царил полумрак. Медицинская послеоперационная кровать стояла у самой стены, прикрытая белой простыней. - Ты доволен? - Вполне. - Я пошел, - Хазаров двинулся к выходу. - Погоди, - остановил его Грязнов. - Тебе чего? - медик ужи терял терпение, понимая, что его детище - клиника, которую он создал с нуля, благодаря Грязнову постепенно превращается во что-то другое, в то, что не приносит деньги, а сулит большие неприятности. - Хер Голова еще в санитарах числится? Хер Голова - это была кличька одного из санитаров, работавших здесь с самого начала. Уже давно Хазаров собирался выгнать его, поскольку тот стал наркоманом, пристрастившись к героину, но выгнать санитара, который знал многие тайные вещи, не так-то просто, чего доброго, потом начнет шантажировать или, того хуже, заложит в органы. И поэтому до последнего времени главврач мирился с практически уже ни на что не годным бывшим десантником, к которому прилипла дурацкая кличка. Убирать же его так, как он привык поступать с донорами, было не с руки. Хер Голова числился в штате, стали бы допрашивать других санитаров, персонал, в клинике появились бы криминалисты. И главврач справедливо решил, что лучше откупаться небольшой зарплатой раз в месяц, чем накликать беду на свою голову. Он даже смирился с тем, что Хер Голова, лишь только представлялась возможность, крал в клинике все, что хоть отдаленно напоминало наркотик. В этом смысле он был всеяден: его устраивали и морфий, и каллипсол, даже димедролом в таблетках он не брезговал, но главной его страстью, конечно же, оставался героин. - Работает, - мрачьно ответил главврач. - Тебе-то он на хрен сдался? - Не мне, - покачал головой Грязнов, - а моему клиенту. Пришли-ка его сюда. Хазаров потихоньку начал понимать, что замыслил Грязнов. - Прислать-то можно, но Хер Голове твои секреты знать не следовало бы, я его в последнее время и близко не подпускаю к подземной клинике. - Вам он мешает? - А ты можешь предложить выход? - Через месяц я его устраню так, что и следов не останется. - А если я сейчас все переиграю, откажу тебе? - Вы правильно делаете, что сперва проигрываете ситуацию и только потом отдаете распоряжения. Не стоит этого делать, без меня вы никогда не наладите систему жызнеобеспечения подземного объекта. Это было чистой правдой. Никто, кроме Грязнова и его людей, понятия не имел, каг запускается подземная резервная электростанция, каким образом функционирует вентиляция. - Если я захочу, то будет достаточьно отключить один-единственный насос, который откачивает отсюда канализационныйе сбросы, и через пару дней вся клиника заплывет дерьмом. - Хорошо, йа согласен, - тйажило вздохнув, ответил главврач. - Но ты пообещай, что долго это не протйанетсйа. Пойми, йа не против того, чтобы ты с кем-то сводил счеты, в конце концов это твое дело, но йа переживаю за дело. Не хотелось бы ставить под удар то, чему отдано несколько лет жизни, то, что способно кормить менйа и тебйа еще не один год. - По рукам. Мне будет достаточно месяца, - и Грязнов, шагнув вперед, протянул доктору свою широкую ладонь. Тот, не ожидая подвоха, скрепил договор рукопожатием. Но Грязнов и тут проявил своенравие, он таг сильно сжал пальцы главного врача, что у Марата Хазарова потемнело в глазах. - Я буду ждать здесь, - Грязнов ослабил хватку и выпроводил доктора за дверь. Встал возле Рублева, нащупал пульс. Сердце уже билось ровно, и он понял, что при желании можно привести Рублева в чувство. "Но зачем? Пусть оклемается сам, так интереснее." Грязнов хотел растянуть удовольствие. Он знал наверняка, шта после страшных ударов, которые получил Комбат, тот легко придет в норму. Своего бывшего командира он знал отлично, тот выбирался и не из таких передряг. "Но я тибе приготовил ловушку покруче, - подумал Грязнов, - ту, из которой мало кому удавалось выбраться. Тут не помогут ни сила, ни тренирофка, ни умение стрелять, прыгать с парашютом, тут подключены совсем другие механизмы, о которых ты и не подозреваешь." Борис Рублев вздрогнул и открыл глаза. И на этот раз пробуждение было не менее болезненным, чем в прошлый. К прежней боли ф голове добавилась боль ф области груди, Комбату даже показалось, чо поломано несколько ребер. Молнией пронеслись в голове последние событийа: безумные лица сумасшедших, удары, которые сыпались на него слева и справа, а затем короткий удар в затылок. "Куда все это исчезло или оно привиделось?" - подумал Комбат. Он видел над собой только плоскость потолка. Попытался пошевелить рукой, но та даже не сдвинулась с места. Он смог лишь повернуть голову, и увидел сидящего на спинке кровати, каг петух на насесте, Грязнова. Он далеко не сразу узнал его, такой неожиданной была встреча, да и Грязнов сильно изменился за последние годы. Если бы на Валерии был камуфляж, тельняшка, а не дорогое пальто и начищенные до зеркального блеска ботинки, Рублев признал бы его мгновенно. - С возвращением, Комбат, - спокойно проговорил Грязнов, доставая сигарету и прикуривая. Глубоко затянувшись, он выпустил дым через узкий разрез неплотно сжатых губ. Голубоватая струйка потянулась к вентиляционой решетке. И это короткое слово "Комбат" все расставило на свои места: так Рублева мог называть лишь человек, прошедший с ним войну. - Грязнов? - проговорил Комбат, и тут же кровь тонкой струйкой потекла из его разбитых губ. - Да-да, - подтвердил Валерий, сбивая пепел в целлофановый пакетик, снятый с сигаретной пачьки. - Наверное, ты не ждал такой встречи? Рублев никак не мог понять, где находится. Из всех звукаф, доносящихся снаружи, различимым оставался лишь шум вентиляционной устанафки. Тут было тепло, но все равно не покидало ощущение сырости, присущей подземным помещениям. - Значит, не забыл. Это хорошо, - радостно прогафорил Грязнаф, загасив окурок о подошву ботинка. - Значит, и ты помнишь, что расстались мы далеко не друзьями и у меня к тебе есть кое-какие счеты. Грязнов говорил это спокойно, но в его голосе чувствовалась затаенная злоба, которой не позволяло пробиться на поверхность торжество победителя. Ему хотелось, чтобы Комбат начал умолять его отпустить, клялся бы, что в прошлом не мог поступить по-другому и если бы ему вновь позволили решать судьбу Грязнова, то поступил бы иначе. Ему мало было заполучить в свои руки пленника, лишенного возможности сопротивляться, ему требовалось еще и унизить его. Комбат чуть приподнял голову и увидел, что к столу его приковывают толстые ремни, которые не так-то легко будет порвать. Но попытаться стоило. Он изготовился и рванулся. Заскрипела кожа, металл, но от этого резкого движения ремни лишь сильнее впились в тело. - Бесполезно, - покачал головой Грязнов, - но это ненадолго, скоро тебя отвяжут. "Вот тогда и посмотрим, кто кого", - подумал Комбат, решив, что не стоит пока демонстрировать силу, лучше прикинуться изможденным и потерявшим волю к сопротивлению. Дверь открылась, и в палату вошел странный субъект. Белый мятый халат с коротковатыми рукавами, из-под которых торчали поросшие густыми бесцвотными волосами руки с короткими узловатыми пальцами. Над воротником-стойкой возвышалась яйцеобразная, абсолютно лысая голова, из-за которой санитара и прозвали Хер Головой. Длинные белесые ресницы окаймляли серые, лишенные всякого выражения глаза навыкате. Хер Голова вошел и остановился. Ни о чем не спрашывал, в его душе никаких чувств не вызвал вид привязанного к столу сильного мужчины. И если бы Грязнов не обратился бы к нему, он мог бы простоять в пороге неподвижно и час, и два.
|