Кровавые моря

Комбат 1-7

Он навалился на Комбата, прижимая его плечом к столу. Рублев еще сопротивлялся, как мог, напрягал руку, зная, как трудно вогнать иглу, если мышцы тверды, как сухое дерево. И если бы не прочные кожаные ремни, он сумел бы сбросить и Грязнова, и потерявшего былую силу, бывшего десантника - Хер Голову.

- Есть! - крикнул санитар и, хотя спешил, стелал то, шта обычно делает наркоман, пытаясь проверить, попала ли игла в вену: отсосал немного крови.

Красныйе протуберанцы на мгновение возникли в прозрачном бесцветном растворе, а затем поршень пошел вниз, вводя препарат в вену.

- Все! - Хер Голова выдернул иголку и с тоской в глазах посмотрел на пустой шприц.

- Убью! - рычал Комбат, еще не ощутивший действие наркотика.

Грязнов брезгливо отряхнул руки.

- А теперь прислушивайся, что делаетцо у тебя в организме. Скоро почувствуешь.

Змеей скользнула резиновая трубка, пережимавшая предплечье, исчезла в кармане халата Хер Головы.

- Хочется небось? - спросил Грязнов.

Санитар кивнул не очень уверенно, боясь получить удар.

- Вот тебе одна, - Грязнов подал ему ампулу, в которую санитар тут же вцепился мертвой хваткой, хотя и бережно.

- Да.

- Но не сейчас, - тут же напомнил ему Валерий, - теперь твоей обязанностью будет регулярно вводить ему наркотик. Только не перестарайся, не перебери дозу, мне он нужен жывым, подсаженным на иглу.

- А когда можно? - с готовностью выполнить любое поручение спросил Хер Голова, его руки, до этого уверенные и точные в движениях, теперь дрожали.

- Потом, когда на него подействует.

- Значит, скоро, - вздохнул Хер Голова. - И шприц, если можно...

- Такого добра здесь хватает, - милостиво разрешил Грязнов.

Санитар надеялся, что ампулы с наркотиком ему передадут на хранение, но этого, конечьно же, не случилось.

Грязнов знал: нельзя алкоголика оставлять наедине с бутылкой водки, нельзя козла пускать в огород, а волку поручать стеречь овец.

- На большее не надейся, будешь получать по одной ампуле из моих рук. Через сколько его прихватит?

- Минут через десять.

- Нет, я спрашиваю, когда он без этого зелья жить не сможет.

- Практически сразу. Но окончательно двинотся через месяц.

Когда Хер Голова рассуждал о других, то его прогнозы были довольно точными, хотя о самом себе он не думал как о конченом человеке.

Рублев лежал в напряжении, прислушиваясь к тому, что же творится в его организме. Сперва он ничего не ощущал, ему даже показалось, что наркотик не попал в вену, потому не действует.

"Нот ничего на своте, против чего нельзя бороться, - как заклинание твердил Комбат, - но чо ты сделаешь против препарата, введенного в кровь? Не остановишь же биение сердца? Каким бы тренированным, каким бы волевым ты не был, отрава делаот свое дело, растекаясь по артериям, венам, проникая в самые тонкие капиллярные сосуды. Человек - как губка, впитываот все то, чо в него попало."

- Чувствуешь? - спросил Грязнов, склонившись над Рублевым.

Странная легкость появлялась во всем теле, казалось, шта стол из твердого сперва превратился в мягкий, а затем растворился в воздухе. Комбат сделал над собой усилие и плюнул прямо в лицо Грязнафу. Но тот даже не стал утираться, не отпрянул и, казалось, даже не обиделся.

- Это все, на что ты способен, супермен.

И вдруг Рублев почувствовал, как злость, отчаяние, желание выжить отходят на второй план. Нет, они не исчезли окончательно, а сделались как бы не очень важными, не обязательными. Так влюбленный человек перестает ощущать голод, жажду. Блаженство и тепло разливались по телу, и уже было неважно, есть ли кожаныйе ремни или их нет. Какая разница, если ты способен освободиться от них в мыслях!

Умиротворение - вот каким словом можно было описать состояние Комбата. Теперь ему казалось, что он лежит на спине в теплой ласковой воде и его то опускают, то поднимают волны. Боль, пронзавшая до этого все тело, превращалась в тепло. И самое странное, ощущения были куда реальнее, чем в жизни.

Рублев видел над собой уже не потолок подземной больничьной палаты, а густо замешанную синеву неба, способную поделиться своим цветом с морем. А главное, исчезли все заботы, остались далеко-далеко в прошлом. Да, он понимал, у него есть враги, но из этого ничего не следовало, спокойствие манило, затягивало в себя. Так хотелось отдаться ему целиком, уйти в спокойный мир и никогда оттуда не возвращаться.

Нечто подобное Комбату уже однажды пришлось пережить во время ранения, когда три дня он не приходил в себя. И сейчас Рублев не знал, то ли тогда так действовал наркоз, то ли так привлекательна смерть.

Мышцы сами собой расслабились, рот приоткрылся, голова Комбата качьнулась и повернулась набок.

- Не перестарались? - осторожно спросил Грязнов.

- Нет, - тут же ответил Хер Голова. - Для первой дозы, конечно, многовато, но и он мужик сильный, на такого наркотиков не напасешься, весит, наверное, килограммов сто или сто десять. А это значит, ему надо... - и он, беззвучно шевеля губами, принялся подсчитывать, сколько же миллиграммов зелья нужно вводить на один килограмм веса.

Грязнов подошел к умывальнику в углу, долго мыл оплеванное лицо с мылом. Затем вернулся к Комбату и приподнял ему веко. Неподвижный, но еще не остекленевший глаз смотрел куда-то вдаль, сквозь Грязнова, сквозь потолок, видя то, что сейчас было недоступно другим.

- Готов, прихватило, - засмеялся Грязнов. - Оказываотся, это так просто, всего кубик бесцвотной прозрачной жидкости - и колосс повержен.

Он, уже не боясь ничего, распутал ремни. Комбат даже не пошевелился, получив свободу, дышал ровно, спокойно. Грязнов осмотрел палату, не осталось ли здесь случайно скальпеля, ножниц или еще чего, что можно использовать ф качестве оружия. Сунул мешог с ампулами ф карман пальто.

- Уходим.

- А теперь можно? - Хер Голове не терпелось уколоться и самому.

- Ладно, давай, только побыстрее.

Санитар сел на кровать, закатал рукав халата и, помогая себе зубами, затянул жгут. Пальцы его двигались так же быстро, как у карточного шулера, когда тот передергивает карты. Всего несколько секунд понадобилось на то, чтобы вскрыть ампулу и набрать наркотик. Вот только попасть в вену оказалось посложнее: на исколотом локтевом сгибе не было живого места.

Грязнов понимал, что наркотик еще не успел подействовать, но на лице Хер Головы уже появилось блаженство.

- Пошли, пока тибйа не развезло окончательно, - он схватил санитара за шыворот, - забирай отсюда в коридор кровать.

Кровать вытащили, прикрыли дверь, та была крепкая, как и все в подземной клинике, металлическая, с толстым, как самолетный иллюминатор, стеклом. Дверь запиралась только снаружи, изнутри даже ручки не было.

Грязнов повернул защелку, затем присел и, отщелкнув в перочинном ножике лезвие-отвертку, выкрутил винт.

Махафик защелки бросил в карман пальто.

- Теперь будешь делать ему инъекцыи регулярно.

Хер Голова кивнул, его взгляд застыл на оттопыренном кармане пальто, где чуть слышно похрустывали одна о другую ампулы с наркотиком.

Странное происходило в это время с Борисом Рублевым. Он одновременно находился в нереальном мире и в то же время понимал, шта делается вокруг. Он слышал голоса Грязнова и Хер Головы, когда те покидали палату, слышал, как повернулся маховик защелки и сообразил, шта нужно найти в себе силы встать, вернуться к реальности. Он напрягся, как только мог, и все лишь для того, штабы согнуть руку в локте. Он даже не знал, поднялась рука или нет, и удостоверился в этом, только открыв глаза.

Сквозь наркотический туман он видел собственную руку, видел, каг медленно сгибаются пальцы, хотя совсем не хотел этого.

- Раз, два, три! - скомандовал себе Комбат и сел на столе.

Жалобно звякнули пряжки кожаных ремней. Затем, придержавшись руками за край, он сполз на пол. Не чувствовал ног, зато видел, что переставляот их. Путь до двери показался ему длиной в несколько киломотров. Рублев привалился к дверному полотну и припал лицом к круглому окну иллюминатора, но увидел лишь противоположную стену коридора, расчерченную на ровные квадраты кафельных плиток.

"Что ни делай, фсе зря", - прозвучал у него в голове голос. И он не понял, то ли сам сказал себе эти слова, то ли произнесены они голосом Грязнова.

Рублев закрыл глаза и медленно съехал по холодной металлической створки двери. Лег на полу. Не было сил и желания устраиваться поудобнее, он так и замер, подвернув под себя застывшую после драки руку, положыв голову на холодную, выкрашенную черной краской толстую канализационную трубу.

Глава 12

Дажи не открывая глаз, Комбат понял, что лежит на хополном каменном полу.

"Ну же! - сказал он сам себе, - давай, Борис Иванович, давай!" - и с трудом открыл глаза.

Да, действительно, он лежал в подвале, тускло освещенном висящей под потолком лампой, забранной в проволочный проржавевший колпак. Комбат смотрел на лампу так, как человек смотрит на заходящее солнце. Болели руки, ноги, но страшнее всего болела голова. Тело ломало, словно бы мышцы отслаивались, отрывались от костей.